Тринадцать пуль - Веллингтон Дэвид. Страница 17

– Чеснок отпугивает вампиров?

Аркли фыркнул.

– Нет. В девяносто третьем я поставил над Малверн небольшой, но опрометчивый эксперимент. Я протащил к ней в палату банку рубленого чеснока и, пока Армонк не видел, вывалил все на нее. Грязи было будь здоров, а как она вышла из себя! Но вреда, нет, вреда он ей не нанес никакого. С таким же успехом это мог быть и майонез.

– А зеркала? Они отражаются в зеркалах?

– Судя по тому, что она говорила, в старые добрые времена ей нравилось любоваться собственным отражением. Теперь, конечно, ее нынешний вид ей не нравится, – пожал он плечами. – Думаю, доля истины в этом есть. Старики вампиры разобьют любое зеркало, как только его увидят. Молодым же на это плевать.

– Вы еще исключили кресты. А святая вода, облатки, ну, не знаю, еще что-нибудь? Из других религий? Звезда Давида или статуи Будды? Или копия Корана обратит их в бегство?

– Ничего не помогает. Сатане они не поклоняются и – да, я и правда спрашивал – черную магию не практикуют. Они противны природе. И если это делает их нечестивыми, то, кажется, они от этого нисколько не страдают.

– А серебро? – предприняла новую попытку Кэкстон. – Или это против оборотней?

– Изначально серебро использовали против вампиров. За последние две сотни лет не было слышно, чтобы кто-то видел оборотня, так что ничего не могу тебе сказать про их уязвимые места. Но сколько существуют вампиры, серебро на них не действует.

Он поерзал в кресле пассажира. Выглядел он гораздо более подвижным, чем накануне. Охота на вампиров вытягивает из него боль, догадалась Кэкстон.

– Мы перепробовали все это на Малверн за первую пару лет, еще до того, как Армонк стал поклоняться ей и ныть про ее права. Свет, мы выяснили, ей противен. Сжигать ее он не сжигает, но боль причиняет. Практически любой вид света делает ей больно. Она вынуждена спать днем. И никак ее не заставить бодрствовать. Когда встает солнце, ее тело в буквальном смысле меняется, восстанавливаясь от того ущерба, который был ей причинен накануне ночью. Когда-нибудь тебе стоит прийти посмотреть на то, как происходит метаморфоза. Это отвратительно, но захватывающе.

– Нет уж, спасибо. – Кэкстон поморщилась. – Теперь, когда дело закрыто, я с монстрами покончила. Вы можете сохранить свой титул единственного в Америке охотника на вампиров. Думаю, я так и прилипну к нарко– и алкоконтролю и всякой аварийной мелочовке. Но откуда пошли все эти истории, если ничего не работает?

– Все просто. Кому понравится история с плохим концом? До прошлого века, когда появилось надежное огнестрельное оружие, вампиры расправлялись с нами только так. И поэты-прозаики меняли некоторые детали, чтобы не вгонять публику в депрессию тем, насколько ужасен может быть мир.

– Но если они только сравнили вымысел с реальностью…

– В этом-то и дело – не сравнивали они. – Аркли вздохнул. – Каждый раз, когда вампир появляется среди честного люда, они говорят: «Я думал, они давно вымерли».

– И все потому, что в одно и то же время в мире не может быть больше горстки вампиров. И слава тебе, Господи, за это. Если бы они встречались чаще, если бы они были лучше организованы, то нас бы уже не стало.

Кэкстон нахмурилась, стараясь не слишком-то задумываться обо всем этом. Оставшийся путь до Карнарвона она проехала без единого слова Аркли же был молчун хоть куда – факт, который она только-только научилась ценить. Некоторые вещи не стоили обсуждения.

Когда они прибыли, патрульные машины трех различных ведомств были припаркованы на рулонном газоне возле охотничьего домика: полиции штата, окружного шерифа и единственный автомобиль местного полицейского, мужчины средних лет в темно-синей униформе, который стоял в стороне с таким видом, будто его тошнило. Формально это было место преступления, и он должен был дать разрешение Кэкстон и Аркли войти. Они ждали, пока он наконец изучит их удостоверения.

– Сможешь выдержать все это? – спросил ее Аркли.

Это прозвучало вовсе не как вызов, но она восприняла его именно так.

– Приятного будет мало.

– Я соскребала с асфальта победительниц выпускных балов, крутой вы наш, – огрызнулась она. – И выколупывала зубы с приборной доски, чтобы можно было сравнить со слепками десен.

Аркли только сухо хохотнул в ответ на ее браваду.

С пятидесяти футов все выглядело не так уж и плохо. Сам домик смотрелся более обихоженным, чем предполагала Кэкстон. Он стоял возле журчавшего ручья, скрываясь в тени нескольких высоких ив. Большая часть охотничьих домиков, насколько знала Кэкстон, представляли собой насквозь продуваемые бревенчатые лачуги с крышами крутыми и остроконечными, дабы они не обрушились под массой снега зимой. Жилище Фаррела Мортона можно было назвать скорее охотничьей резиденцией. Большой главный корпус с множеством окон смыкался с флигелем поновее и с тем, что Кэкстон сочла кухонной пристройкой, судя по обилию труб и дымоходов. Вдоль всего здания тянулась веранда, уставленная креслами-качалками, сделанными из грубо обтесанных коряг, на которых все еще сохранилась кора. Под коньком крыши Фаррел Мортон повесил ярко разрисованный шестигранный знак – старинный оберег от нечистой силы пенсильванских голландцев.

По-видимому, действовал он не очень хорошо. Копы в расстегнутых у горла форменных рубашках и сдвинутых шляпах рыли ямы и снаружи, и на заднем дворе. Глубоко копать им не пришлось.

– Я думала, все жертвы вампиров превращаются в немертвых, – заметила Кэкстон, глядя на гору костей и разложившейся плоти в одной из ям.

Личинки шевелились в грудной клетке. Лоре пришлось отвести взгляд. Это было хуже, чем дорожные аварии. Те трупы были свежими, и цвет у них был нормальный. Эти пахли хуже. Просто ужас как пахли.

– Только если он велел им восстать, – пояснил Аркли. – Слишком много слуг ему не нужно, особенно если он не хочет светиться. Немертвые могут маскироваться не хуже, чем вампиры. Но вампира жажда крови вынуждает убивать все новые жертвы, и он не захочет, чтобы три десятка рабов слонялись по округе, привлекая к себе внимание.

– Ближе к сотне, если вы считаете этих, внутри. – Это сказал местный коп.

Лицо у него было все еще зеленоватое, но удостоверения он все же проверил. Он вернул их Кэкстон и Аркли и позволил им пройти внутрь.

Когда Кэкстон увидела кухню, она почти пожалела, что он им не отказал. Картина внутри была бессмысленной, и мозг отказывался воспринимать ее. Запах ввинчивался в голову. Он был гадким, отвратительно гадким, но, что еще хуже, он был неправильным. Бессознательная часть ее мозга говорила, что этот запах означал смерть, и от него хотелось бежать куда глаза глядят. Лора чувствовала, как он ерзает у основания черепа, пытаясь сползти по позвоночнику вниз.

Она сосредоточилась на деталях, пытаясь не видеть всей картины. Это была жуть. Кругом были копы в различных униформах, они толклись повсюду, собирая улики, делая свою работу. Но едва ли она замечала их из-за костей. Тут было нечто вроде крипты, а не дом вовсе. Кости были свалены, словно дрова, вдоль стены, поверх белой эмалированной кухонной плиты, напиханы в кладовки. Кто-то рассортировал их на черепа, тазовые кости, ребра, конечности.

– Обсессивно-компульсивное расстройство, [13] – выдохнула Кэкстон.

– Теперь-то тут, может, будет чем поживиться, – сказал ей Аркли. – В Восточной Европе вокруг вампирских гробов обычно рассыпали семена горчицы. Считалось, пока он все их не сосчитает, то не выйдет из гроба А если семян окажется достаточно много, то он будет считать их до рассвета. Мы мало знаем о том, чем на самом деле занимаются вампиры и немертвые, когда не выходят на активную охоту. Мы знаем, телевизор они не смотрят – он их сбивает с толку. Культуру нашу они не понимают, да она им и не интересна Может, у них свои развлечения. Может, они сидят да сортируют свои кости.

Кэкстон зашла в гостиную, в основном для того, чтобы избавиться от всех этих костей. То, что она увидела в гостиной, было еще хуже. Она обхватила руками живот и плотно сжала его. Перед большим камином полукругом стояли кушетка и три удобных на вид стула. Человеческие тела различной степени разложения сидели, словно позируя, приобняв друг друга руками или наклонившись вперед на локтях. Чтобы удержать их прямо, в нужных положениях, использовалась упаковочная проволока.