Роботы апокалипсиса - Уилсон Дэниел. Страница 38
Раздается вой моторов; один из карандашей катится по накренившемуся столику и падает на пол.
— Проклятые катера! — восклицает Артрад, хватаясь за стенку, чтобы сохранить равновесие. Наш плавучий дом раскачивается на волнах. Он маленький, метров двенадцать в длину. Фактически это просто обитая досками гостиная, дрейфующая в метре над водой. Последние два месяца я сплю здесь, на кровати, а мой напарник Артрад — на складном столике, и греет нас только буржуйка.
А занимаюсь я тем, что смотрю на свой телефон.
Катер уносится дальше вниз по течению Темзы, в сторону океана. Возможно, у меня воображение разгулялось, но мне кажется, что катер в панике удирал от кого-то.
У меня тоже начинается паника.
— Отдай швартовы, — шепчу я Артраду и морщусь, слушая трели телефона.
Умолкать он не собирается.
— Что? — спрашивает Артрад. — Шпион, у нас бензина совсем чуть-чуть. Сначала ответь на звонок — узнай, в чем дело.
Я тупо смотрю на него. Он таращится на меня, нервно сглатывая. По опыту я знаю, что в моих серых глазах не отражается ничего. Артрад боится меня, потому что я непредсказуем.
— Может, мне взять трубку? — тоненьким голоском спрашивает Артрад и дрожащими пальцами берет мобильник. Через окна в тонких рамах в комнату струится осенний солнечный свет, и в нем редеющие волосы Артрада сияют на морщинистой голове, словно нимб. Нельзя допустить, чтобы этот слабак взял верх. Команда должна знать, кто здесь главный, даже если в ней всего один человек.
— Дай сюда, — бурчу я, выхватывая телефон, и отработанным движением большого пальца нажимаю на кнопку.
— Говорит Шпион, — мой голос похож на рык. — И я иду по твоему следу, приятель…
Меня прерывает записанное сообщение. Я отставляю телефон в сторону: металлический компьютерный женский голос говорит так громко, что перекрывает даже плеск волн.
— Внимание, житель. Говорит местная система аварийного оповещения. Это не учебная тревога. В центре Лондона произошла утечка ядовитых химикатов, и поэтому все жители должны немедленно укрыться в своих домах. Возьмите с собой домашних животных. Заприте все двери и окна, отключите системы циркуляции воздуха и ждите помощи — она скоро прибудет. В связи с особым характером аварии на помощь могут быть высланы автоматические системы. Спасибо за сотрудничество. Бип.Внимание, житель. Говорит…
Щелк.
— Артрад, немедленно отдай швартовы.
— Шпион, произошла утечка химикатов. Нам нужно закрыть окна и…
— Отдать швартовы, тупая скотина!
Брызжа слюной, я кричу прямо в лицо Артрада, похожее на морду хорька. Лондон за окном выглядит как обычно, но вдруг я замечаю столб дыма — и он поднимается там, где его быть не должно. Зловещий дым.
Когда я поворачиваюсь, Артрад что-то бурчит себе под нос, вытирая слюну со лба, но все же идет к хлипкой двери нашего плавучего дома. Так-то лучше, черт побери. Пристань старая, прогнившая и стоит здесь уже целую вечность. Дом крепко привязан к ней в трех местах, и если его не отвязать, мы никуда не уедем.
А в данный конкретный день мне хочется поскорее свалить отсюда. Я почти уверен, что наступает конец света. Это, мать его, апокалипсис, а я крепко-накрепко привязан к гнилому куску дерева, и мой напарник — деревенский дурачок.
Мне никогда еще не приходилось запускать двигатель плавучего дома.
Ключ торчит в замке зажигания. Я иду в переднюю часть комнаты, к посту управления, открываю окно, и внутрь вплывает запах грязной воды. Я кладу потные ладони на штурвал, украшенный «под дерево», а затем, не глядя, быстро поворачиваю ключ в замке.
Р-р-роур-р.
Двигатель оживает. Первая попытка. Обернувшись, я смотрю в заднее окно; там поднимаются клубы синеватого дыма. Артрад, сидя с правого борта, отвязывает вторую веревку — швартов, как их, кажется, называют мореходы.
— Мементо мори, — выдавливает из себя запыхавшийся Артрад. — Какое странное название у лодки. Что оно означает?
Я его игнорирую. Вдали, над лысиной Артрада, мое внимание привлекает какой-то объект — серебристый автомобиль.
Машина выглядит непримечательно, но едет как-то слишком ровно, катится так, словно руль кто-то заблокировал. Интересно, то, что она едет по дороге, ведущей к нашему причалу, — это просто совпадение?
— Быстрее! — ору я и бью по стеклу кулаком.
Артрад, раскрасневшийся и потный, встает, уперев руки в боки.
— Их привязали давным-давно, понимаешь? Тут не обойтись без…
Машина почти на полной скорости заезжает на тротуар в конце улицы, с хрустом цепляя за него днищем, и летит на стоянку у причала.
— Действуй! ДАВАЙ!
Маска невозмутимости спадает; я распространяю панику, словно радиоактивное излучение. Артрад, сбитый с толку, вприпрыжку бежит к другому борту и, добравшись до кормы, падает на колени и начинает отвязывать последний полусгнивший швартов.
Слева от меня река, справа — гора искореженной трухлявой древесины и две тонны металла, несущиеся на меня на полной скорости. Если лодка сейчас же не сдвинется с места, автомобиль припаркуется прямо на ней.
Машина прыгает по огромной стоянке. Моя голова словно ватой набита. Вибрация мотора передается на штурвал, и от этого руки у меня уже онемели. Сердце бешено колотится.
Вдруг в голову приходит одна мысль.
Я хватаю со стола мобильник и, вытащив из него сим-карту, выбрасываю в окно. С негромким плеском телефон падает в воду. Я чувствую себя так, словно с моей спины сползает мишень.
В окне то появляется, то пропадает голова Артрада: он отвязывает последний швартов и не видит, как по пустой стоянке, взметая в воздух мусор и не уклоняясь от курса ни на дюйм, мчит серебряный автомобиль. Пластмассовый бампер царапает бетон, а затем отваливается: перелетев через тротуар, машина выезжает на деревянный причал.
Мобильник ушел на дно, но слишком поздно: дьявол меня нашел.
Я уже слышу, как шуршат шины по гнилым доскам причала. До нас пятьдесят ярдов. Артрад встревоженно поднимает голову. Согнувшись в три погибели, он сидит у борта; руки в грязи от древнего каната.
— Не оглядывайся, работай! — кричу я Артраду и, схватив рычаг, снимаю плавучий дом с нейтральной передачи и включаю задний ход. Готово. Но газ пока не даю.
Сорок ярдов.
Можно спрыгнуть с лодки — но что потом? Здесь моя еда, вода, здесь мой деревенский дурачок.
Тридцать ярдов.
Это конец света, приятель.