Мужская сила. Рассказы американских писателей - Шварц Делмор. Страница 51

Миссис Стейн — под пластиковым плащом ее прошибает пот, бьет дрожь — заказывает букет за двадцать один доллар и договаривается, что всего-навсего за тридцать долларов возьмет напрокат хупу, увитый цветами балдахин.

Сидя за опустевшим свадебным столом, миссис Стейн разглядывает вазу с гвоздиками в центре стола — она заказала ее по телефону, когда Рути не было дома, — цветы встали еще в пятнадцать долларов. Края гвоздик уже пожухли, свадебный торт — его давно вынули из коробки — черствеет на глазах. А Рути — ее и след простыл — теперь жена. Ее малышка Рути — миссис Роджер Кан.

Неужели она совершила такую уж большую ошибку? Может быть, следовало допустить, чтобы их поженил судья в зале судебных заседаний в холоде и на сквозняке? А после этого они отправились бы в захудалый китайский ресторанчик — и это сошло бы за торжество?

Как бы там ни было, не вся вина на ней. По меньшей мере, не вся. Миссис Кан ее подначивала — не могла же она ударить в грязь лицом перед будущими свойственниками?

Письмо от Рути пришло в апреле из Нью-Йорка, они с Роджером учились там в Колумбийском университете (Майамский для них, видите ли, недостаточно хорош — и они точно два бумеранга понеслись назад в Нью-Йорк, который покинули их родители).

Дорогие мама и папа,

у меня для вас хорошие новости. Мы с Роджером в конце концов решили пожениться. Но прошу вас не трепыхаться и не тормошиться. Послушайте, что я вам скажу: Роджер осенью начнет преподавать здесь, я тем временем окончу университет. Нам удалось найти небольшую квартирку на Восточной Восемьдесят четвертой улице, к концу июня она освободится, так что мы намереваемся в десятых числах июня (по окончании занятий) улететь домой и пожениться, а после свадьбы провести неделю в Майами-Бич и улететь в Нью-Йорк. Так как это еще не сезон, я надеюсь, нам удастся снять номер в каком-нибудь симпатичном мотельчике задешево. А вот это я пишу специально для мамы. Мама, внимание! Мы хотим, чтобы на нашей свадьбе присутствовали только самые близкие родственники. Для нас очень важно, чтобы свадьба была как можно более скромной и непарадной, никакого тебе швыряния риса и старых башмаков, никаких кружевных свадебных платьев. Мы с Роджером предпочли бы гражданский брак, но, если вам и Канам это не по душе, быть по-вашему, подыскивайте раввина. И назначайте свадьбу на любой день после 15 июня, и, если подыщите раввина, постарайтесь узнать заранее, достаточно ли тесный у него кабинет — желательно, чтобы в нем никто, кроме нас, не мог поместиться.

Люблю, обнимаю

Рути.

Миссис Стейн, не сходя с места, позвонила миссис Кан. Дети дружили еще со школы, так что семьи были давно знакомы.

— Что значит «самые близкие родственники»? — вопрошала миссис Кан. — Уж не значит ли это, что мою сестру, а она живет, можно сказать, в соседнем доме и знает Рути сызмала, не пригласят?

— Почему же, разумеется, ваша сестра может прийти, — сказала миссис Стейн. — Просто дети не хотят столпотворения.

— Да нет, никакого столпотворения не будет. Но мою сестру и обоих братьев Сола — нельзя же их не пригласить, ну и Роберту с мужем, тоже нельзя обойти. Мыслимо ли — не пригласить сестру на свадьбу брата?

— Немыслимо, — сказала миссис Стейн. — Но мне кажется, это значит, что дети хотели бы видеть на свадьбе только родителей, ну и, может быть, Роберту.

— Чушь, — сказала миссис Кан.

После чего миссис Стейн обзвонила множество окрестных раввинов и выяснила, что все они, за исключением одного, в июне заняты. А у того, кто свободен, кабинета не имеется, его общинный центр перестраивается, и поженить детей ему негде. Он готов поженить детей на дому, но миссис Стейн уперлась:

— Нет-нет, ни о какой свадьбе в трехкомнатной квартирке и разговора быть не может.

— Так и где? — спросил раввин.

И миссис Стейн сказала:

— Я свяжусь с гостиницами и через час вам позвоню.

Однако гостиницы за ужин меньше чем на пятьдесят персон браться не желали, в ином случае требовали двойную плату — и пошло-поехало, словом, к тому времени, когда Рути с Роджером вернулись домой, сотня гравированных приглашений (пятьдесят семь долларов пятьдесят центов) уже была разослана и двести гравированных благодарственных карточек заказаны. Был нанят фотограф («Этот день запомнится им навсегда, самый важный день в их жизни, а к нашему шикарному свадебному альбому мы прилагаем двадцать фотокарточек невесты бесплатно»), нанят был и аккордеонист. («Что за свадьба без музыки, — сказала миссис Кан, — мыслимо ли, чтобы свадебный марш играл патефон?»)

Во всяком случае, миссис Стейн нашла выход из положения — пригласила аккордеониста. Оркестр обошелся бы долларов на сто пятьдесят дороже.

Когда Рути и Роджер обнаружили, что затевается, Роджер, славный мальчик, ерепениться не стал.

— Валяйте, если вам так уж хочется, задавайте бал, — благодушно сказал он.

Но Рути тут же напомнила ему, что оплачивать счета придется не его, а ее отцу. После чего напустилась на мать:

— Если отцу придется выложить три тысячи за мою свадьбу, лучше бы он отдал эти деньги нам — мы бы дом купили или что-то еще путное, вместо того чтобы скармливать сто дорогущих ужинов совершенно чужим людям.

И задела самое уязвимое, чувствительное место: среди гостей со стороны миссис Стейн практически не было людей ей близких. Родственники, как ее, так и мистера Стейна, остались в Нью-Йорке, но надо же было хоть кого-то противопоставить списку миссис Кан, насчитывавшему шестьдесят четыре гостя, вот она и пригласила еле знакомых соседей, людей, ведущих какие-то дела с мистером Стейном, и даже одну даму, с которой как-то разговорилась на автобусной остановке.

— Если вы беспокоитесь из-за денег, — сказала миссис Стейн, — посмотрите на это так. Все, что папа потратит на свадьбу, вернется к вам в виде подарков, и плюс к тому вы имеете настоящую свадьбу.

— Не нужны мне никакие подарки от чужих людей, — сказала Рути, но миссис Стейн заметила, что она сдает позиции.

Когда Рути насела на отца, он сказал:

— Пусть как мама хочет, так и будет, золотко. Мама хочет сыграть дочке свадьбу, так для чего-чего, а для этого деньги есть.

Всю неделю до свадьбы Рути, стоило ей увидеть, что мать, обложившись записными книжками, списками, расчетами, сидит у телефона, обходила ее, точно источник радиации. А за день до свадьбы миссис Кан явилась с Роджером — сверить список гостей и узнать, кто прислал R.S.V.P. [48].

— Ну и какое же у нас свадебное платье? — спросила она.

— Из белого шифона, — сказала миссис Стейн.

— Купили на Линкольн-роуд?

— Миссис Кан, — донеслось с кушетки, где сидела Рути, — платье куплено на Линкольн-роуд три года назад — я тогда окончила школу, ну и пришлось купить платье для выпускного вечера. Оно практически новое, по мне, сойдет и для свадьбы.

— Выходить замуж в платье трехлетней давности?

— Я с вами полностью согласна, — сказала миссис Стейн. — Я ей говорю — шмата [49], вот что это такое, но она такая упрямая.

— Его надеваешь раз, — сказала Рути, — и всего-то на два часа.

— Но что это за раз! — сказала миссис Стейн.

Миссис Кан посмотрела на миссис Стейн.

— Не дай бог, моя сестра узнает, что платье купили три года назад. Я умру со стыда.

— Фата, во всяком случае, новая, — сказала миссис Стейн.

— Вот-вот, — сказала Рути. — Выбросили шестнадцать долларов на аптечную марлю.

— Завтра ты скажешь спасибо, — сказала миссис Стейн. — Ты будешь красавица.

— Мама, ну мама же, — возопила Рути, воздела руки и обратилась к Роджеру: — Пойдем прогуляемся по берегу.

Когда дверь за ними закрылась, миссис Кан сказала:

— Ну и что вы решили насчет закуски?

— Закуски обойдутся еще в тридцать пять долларов, — сказала миссис Стейн. — Рути говорит: если на ужин ростбиф, к чему еще и закуски?