Задание: Нидерланды - Айронс (Эронс) Эдвард Сидни. Страница 16

Ян Гюнтер прочно уселся у руля и правил яхтой легко и ловко. Тринка внизу готовила обед, отказавшись от помощи Дарелла. Сидя на палубе, тот разглядывал ровную гладь сверкающего моря и суши и полоски низких островов далеко на горизонте. "Сюзанна", круто накренясь, шла галсами, а за бортом ее журчала вода и позади оставался пенистый след. Дарелл вспомнил, как ему приходилось плавать под парусами в узком проливе возле Лонг-Айленда во время учебы в Йельском университете, а также те несколько еще более ранних случаев, когда он плавал в Заливе, приехав туда из заболоченных лощин Пен-Руж. У голландской яхты был круче нос и выше надводный борт, чем у тех, с которыми ему приходилось иметь дело, но Ян мастерски управлял ею и она прекрасно слушалась руля, по крайней мере в эту дивную погоду.

По мере продвижения к северо-востоку вдоль покрытого дамбами побережья Фрисландии и Гронингена, Амшеллиг растаял позади в туманной дымке. В тех местах, где дамбы еще только должны были строиться или ремонтироваться, зияли разрывы. Однако вскоре и эти детали исчезли из виду, когда они отошли дальше в море и удалились от сплетения протоков среди прибрежных мелей и островов.

Как заметил Дарелл, места здесь были довольно опасные, и быстрый отлив мог превратить большие пространства, пригодные для плавания под парусами, в ловушки с песчаным дном, способные задержать на долгие часы в ожидании нового прилива. Но было очевидно, что Ян и Тринка хорошо знают прибрежные воды и эти обстоятельства их не смущали.

Приготовленный Тринкой обед был подан на палубе; она не нарушила прочную и добрую традицию голландцев кормить вкусно и обильно. Дарелла удивило, что Тринка ела примерно столько же, сколько большой Ян или он сам, и при этом совершенно не заботилась о своей изящной фигуре. Были поданы омары и большие ломти намазанного маслом хлеба с традиционной голландской ветчиной и яйцом; затем куски сливочного торта и большой кувшин кофе. Ян и Тринка ели долго, полностью поглощенные серьезным процессом приема пищи. Дарелл, почувствовав себя лучше после того, как они вышли в открытое море, решил, что ему чудом удалось не заразиться от Пита, и с явным аппетитом присоединился к ним.

Когда обед закончился, он предложил помочь вымыть посуду, Тринка, немного поколебавшись, кивнула, и он присоединился к ней в камбузе.

– Пожалуйста, простите меня, – сказала она, когда они вместе трудились в тесной каморке. – Кажется, я вела себя грубо. Это из-за дяди Пита. Я очень его любила.

– Давно вы занимаетесь этими делами? – спросил Дарелл.

Ее взгляд внезапно стал тверд и холоден.

– Довольно давно. Пять лет. И даже больше, если учесть... некоторые обстоятельства. – Она замолчала, но не стала развивать эту тему. – Я слышала о вас, мистер Дарелл, конечно от дяди Пита.

– Зовите меня Сэм, – сказал он.

– Очень хорошо, Сэм. Хотите звать меня Тринка?

– Я бы не против, – ответил он.

– Ладно. Я понимаю, что была невежлива. Мы, голландцы, стараемся, чтобы поведение наше было одновременно приличным и достойным, благожелательным и радушным. Правда, мне довольно трудно, особенно когда дела идут неважно, изображать светскую даму. А в эти дни я очень боюсь того, как могут обернуться дела.

– Вы давно занимаетесь проблемой "Кассандры"?

– С самого начала.

– И в конце концов прибыли сюда для того, чтобы разыскать бункер?

– Да. Правда, пока мне не везло. – Она скорчила кислую гримасу. – До сих пор я видела только берега Фрисландии и Гронингена. Хотя это прекрасные места. Мы в Нидерландах говорим, что Бог создал мир, а голландцы создали Голландию.

Дарелл кивнул.

– Вы ее подняли со дна моря.

– Да. Вы простили мне мою нелюбезность?

– Конечно.

Они пожали руки друг другу и она улыбнулась; ее пальцы в его руке были холодными и твердыми. Затем голос Яна Гюнтера пробубнил что-то наверху на палубе и она неожиданно вскочила.

– Впереди по курсу дамба, – сказала она. – Давайте поднимемся наверх.

Дарелл последовал за ней и вскарабкался по крутому трапу наверх к солнечному свету.

Крики морских чаек, носившихся у них над головами, смешивались с ритмичным стуком насосов, работавших на больших землечерпалках и баржах неподалеку от "Сюзанны". Но на Дарелла большее впечатление произвело неожиданное угрожающее ухудшение погоды за то недолгое время, пока они с Тринкой находились внизу. Полдень только миновал, а солнце уже скрылось за слоем облаков, которые к западу, особенно над Северным морем, казались толще, и на горизонте лег тяжелый туман.

Начинался прилив, и вода через многочисленные каналы заливала песчаные отмели, низко лежащие островки необитаемых песчаных дюн и зеленые, заросшие тростником луга. Твердая земля тянулась полоской к востоку по правому борту "Сюзанны".

Участки уже восстановленной дамбы были похожи на огромных горбатых китов, проступая из мелкой молочной воды длинной линией, загибавшейся к видневшемуся вдалеке берегу. Краны, бульдозеры, шаланды, буровые вышки и мостовые фермы, землесосы и бетономешалки – все это создавало какофонию шумов, нараставшую по мере того, как яхта приближалась к самому большому участку дамбы, где на фоне неба рисовалось множество деревянных конструкций. Временная гавань переходила в размеченный бакенами канал, проходивший среди целого леса кранов и подъемников. В этом месте на крутые скаты дамбы вели деревянные ступени.

– Вы знаете, что здесь случилось раньше? – спросил Дарелл.

Тринка кивнула.

– Во время войны, когда немцы поняли, что проиграли, они умышленно затопили этот район, разрушив дамбу в стратегически важных точках. Море прорвалось и затопило фермы и деревни, и по разным причинам этот район долго не восстанавливали. Как вы сами можете видеть, – показала она взмахом руки, – дамба идет от острова к острову и образует полукруг, который будет полностью замкнут. После этого за работу примутся насосы, земля будет осушена и снова станет пригодной для пользования. Некоторые участки морского дна возле Шеерсплаат уже были окружены небольшими дамбами и откачаны досуха – пока на прошлой неделе не произошел несчастный случай.

– Вы уверены, что это был несчастный случай? – спросил Дарелл.

Она задумчиво кивнула.

– Ни один голландец ни при каких обстоятельствах не повредит дамбы.

– Но это мог сделать не голландец.

– Вы думаете о Джулиане и Мариусе Уайльдах?

– Может быть, – кивнул Дарелл. – Давайте спросим человека, который руководит здесь работами, что он думает по этому поводу.

Толпа строителей в желтых и белых касках не обратила на них никакого внимания, пока они карабкались по зигзагам лестниц, ведущих от самого основания к вершине дамбы, где располагались строительные бытовки. Кое-кто приостанавливался на мгновение, чтобы взглянуть на фигурку Тринки в белых шортах, но в ней было что-то суровое и решительное, что тут же обескураживало мужчин и заставляло их отводить взгляды. Да одного только сурового вида Яна Гюнтера было достаточно, чтобы оставить любые попытки приблизиться.

С вершины дамбы Дареллу открылся великолепный вид на море и остров, а также на далекую линию побережья, изрезанного заливами с морской водой и маленькими речушками, впадавшими в Северное море со стороны Западной Германии. Было просто удивительно, насколько меняло перспективу небольшое изменение высоты точки обзора. С севера море было закрыто плотной пеленой тумана, медленно затягивавшего все пространство. На юге, там, где еще светило солнце, гнулись под порывами ветра мачты прогулочных яхт. Над головой солнце уже утратило свой блеск, скрывшись за легкой дымкой, и ветер на вершине дамбы неожиданно оказался холодным и колючим. Но Тринка, одетая в белые шорты и легкую рубашку, казалось совершенно не обращала на это внимания и уверенно вела его к конторке главного инженера.

Инженера звали Ханс Мойкер и он был похож на голландца времен Ренессанса, сошедшего с полотен Рембрандта. Он был крупным и упитанным, с солидным брюшком, сверкающей лысиной и сердитыми глазами. По всей конторке на чертежных столах и шкафах валялось множество гидрографических и геодезических схем и копий чертежей подводных строительных конструкций. Тринка заговорила с Мойкером на быстром местном диалекте, за которым Дарелл уследить не успевал. Пока она торопливо объясняла, что их интересует, разговор часто прерывался телефонными звонками, вопросами рабочих и поспешными пометками, которые делал в своем блокноте обливающийся потом толстяк. Наконец Тринка вытащила из кармана какую-то карточку, которую Мойкер принялся внимательно разглядывать. Он нацепил очки в толстой роговой оправе, чтобы лучше рассмотреть карточку, а затем пожал плечами и обратился к Дареллу на безукоризненно чистом английском.