Войны несчитанные вёрсты - Телегин Константин Федорович. Страница 14
...Несмотря на успокоительные ответы из Генштаба, меня все время беспокоила мысль о том, что мы приближаемся к какому-то качественно новому периоду обороны Москвы. Да ведь и причин для тревоги было предостаточно. Особенно настораживала неизвестность, противоречивость сообщений о положении на подступах к столбце.
Вечером 4 октября снова позвонил П. А. Артемьев. Слышимость была хорошей, и в голосе командующего отчетливо чувствовалась предельная усталость. Он очень коротко проинформировал меня об обстановке, сложившейся под Тулой, и подчеркнул необходимость немедленного выведения на оборонительные рубежи воинских формирований, способных принять на себя неизбежный, по его мнению, в самое ближайшее время удар противника. Просил передать приказание М. С. Громадину срочно направить под Тулу два зенитных артиллерийских полка или отдельных дивизиона. Заканчивая разговор, Павел Артемьевич обещал связаться со мной еще раз попозже. Но где-то около полуночи последовал звонок от Василия Гавриловича Жаворонкова. Он сообщил о том, что Артемьев уехал с группой командиров в сторону Малоярославца и связь с ним утеряна. Положение становится все более угрожающим: прибывшие соединения 1-го гвардейского корпуса, части местного гарнизона пока отбивают атаки противника, но его нажим усиливается с каждым часом.
Я вызвал начальника ВОСО полковника А. Г. Чернякова и вместе с ним переговорил с Наркоматом путей сообщения и комендантами нескольких станций об ускорении продвижения к Туле и Калуге эшелонов 1-го гвардейского стрелкового корпуса, управления 49-й армии, 5-й гвардейской и 194-й стрелковой дивизий.
Отпустив А. Г. Чернякова, потушил свет, поднял светомаскировочную штору и открыл окно. Стояла глубокая ночь. Погруженный во тьму город отдыхал. Немного подышав свежим воздухом, закрыл окно, прилег на диван, чтобы отдохнуть хотя бы пару часов. Но сон но шел и, ворочаясь с боку на бок, по привычке перебирал в памяти самые неотложные дела, которыми предстояло заняться с утра наступившего 5 октября. Мог ли я подумать тогда, что именно этот день станет для меня самым трудным за всю предыдущую, если не сказать, 0 последующую жизнь.
В шесть утра в кабинет вошел порученец старший политрук В. С. Алешин и открыл окно. В прокуренное помещение ворвался сырой осенний воздух. Отходить ото сна не было необходимости: по существу, мне так и не удалось сомкнуть глаз.
Через 15 минут, после обязательной физзарядки и утреннего туалета, чувствуя себя достаточно свежим, уже сидел за рабочим столом и, отхлебывая из кружки крепчайший чай, просматривал поступившие ночью донесения.
Ровно в 8.00 пришел с докладом начальник штаба И. С. Белов. Наверное, следует напомнить, что по воле обстоятельств мне довелось в эти дай совмещать в единственном лице командование округом, то есть пребывать в качестве руководителя, никакими положениями и инструкциями не предусмотренного. Этим в значительной мере объясняется характер всех моих последующих действий.
И. С. Белов доложил, что за минувшую ночь сколько-нибудь значительных событий не произошло, однако проводная связь Наркомата обороны со штабами Западного и Резервного фронтов все еще не восстановлена, что, как заметил И. С. Белов, какому-либо разумному объяснению не поддается. Что только ни делали связисты, но переговорить с кем-либо из работников штабов этих фронтов не удалось. Связь Генерального штаба с Брянским фронтом неустойчива: южнее Брянска части 13-й армии и группы генерала Ермакова ведут тяжелые бои, в районе Мценска противник перед рассветом возобновил наступление, а положение 50-й армии остается не выясненным.
Доклад окончен. Задав несколько вопросов, я отпустил Белова.
Из Тулы позвонил командующий. Он просил потребовать от штаба округа ускорения формирования дополнительных трех артиллерийско-пулеметных батальонов, так как 14-я бригада заняла оборонительный рубеж в другом районе.
В десятом часу утра поступил первый тревожный сигнал с запада. Начальник оперативного отдела строительства рубежа полковник Д. А. Чернов, находившийся в Малоярославецком укрепленном районе, по телефону доложил, что рано утром на шоссе задержаны повозки и автомашины из тылов 43-й армии, а также отдельные военнослужащие, утверждавшие, что противник начал наступление: немецко-фашистские войска атакуют нашу оборону с применением большого количества танков, вражеская авиация беспрерывно бомбит наши войска, некоторые наши дивизии уже ведут бой в окружении.
Как мало все это было похоже на обстановку, доложенную только что начальником штаба! Именно разительное несоответствие давало повод отнестись к новому сообщению с предельной осторожностью, заподозрить, в частности, возможность дезинформации. Был отдан приказ полковнику Д. А. Чернову выставить на всех дорогах западнее Москвы хорошо вооруженные заставы, задерживать и подробно опрашивать отходящих к столице военнослужащих и гражданских лиц, а в направлении Спас-Деменска выслать на автомашине разведку во главе с надежным командиром.
Как будто все сделано правильно. Видимо, скоро Чернов доложит и прояснит обстановку. Но выжидать результатов нельзя. Звоню Д. А. Журавлеву, спрашиваю, нет ли каких-нибудь новых данных от передовых постов ВНОС о положении на Западном направлении и объясняю, почему об этом спрашиваю.
- Пока ничего нового не поступало, - отвечает Журавлев. - Однако сейчас же дам предупреждение с главного поста о повышении бдительности и по получении каких-либо новых сведений немедленно доложу...
Сразу же вслед за тем позвонил командующему ВВС МВО полковнику Н. А. Сбытову, спросил у него, что наблюдали летчики, вернувшиеся в минувшие часы из зон барражирования?
Николай Александрович ответил, что во время облета зоны в 8.00 каких-либо существенных изменений в обстановке не отмечено. Только на дороге, идущей из Спас-Деменска через Юхнов на Медынь, обнаружено движение отдельных групп военных и гражданских автомашин, повозок, а также колонны артиллерии численностью до полка...
Объяснив командующему ВВС, чем вызваны мои вопросы, приказал ему немедленно поднять в воздух два-три самолета, поставив экипажам задачу тщательно осмотреть дороги в районах Юхнова, Спас-Деменска, Рославля и Сухмничей.
Несколько успокоенный единодушным содержанием докладов об отсутствии "чего-либо существенного", погрузился в текущие дела, тем более что многие из них требовали самого пристального внимания.
Однако, когда около полудня позвонил Н. А. Сбытов, в его голосе не осталось и следа от недавнего спокойствия:
- Товарищ член Военного совета! Вылетавшие на задание летчики только что приземлились в Люберцах и доложили, что ими обнаружено движение большой колонны танков противника со стороны Спас-Деменска на Юхнов!
- Не может быть! - усомнился я. - Немедленно зайдите ко мне.
Дождавшись Н. А. Сбытова, попросил нескольких посетителей, находившихся в кабинете перейти в приемную: полученные данные были пока весьма спорными и не следовало посвящать в них кого-либо, не имевшего к решению таких вопросов непосредственного отношения.
Командующий ВВС взволнованно доложил, что воздушную разведку выполняли летчики 120-го истребительного авиаполка Дружков и Серов - люди мужественные я опытные, заслуживающие всяческого доверия. Видимо, заметив, что меня его аргументы еще но убедили, Николай Александрович продолжал настаивать:
- Товарищ дивизионный комиссар! Если бы речь шла о передвижении подразделения, даже части, я тоже мог бы усомниться. Но ведь обнаружена колонна вражеской техники, растянувшаяся почти на двадцать пять километров. Летчики прошли над ней на небольшой высоте, ясно видели кресты на танках и были обстреляны из зенитных пулеметов и малокалиберной зенитной артиллерии. Никаких сомнений: враг движется на Юхнов!
Николай Александрович Сбытов верил в своих людей, зная способности и возможности чуть ля не каждого летчика ВВС округа. Но сообщение, с которым он пришел, имело чрезвычайно важное значение не только для судьбы Москвы, но и для всей нашей Родины. И я прямо высказал свои сомнения Сбытову. Но он твердо стоял на своем.