Атаман Платов - Корольченко Анатолий Филиппович. Страница 14

— Так вот, господа, — обратился к генералам Суворов. — Все, что я высказывал, это мое мнение. Устав же воинский требует заслушать каждого, в чем я и подчиняюсь.

В воинском уставе, составленном еще Петром I, указывалось: «Генерал своею собственной волею ничего важного не начинает без имевшего наперед военного совету всего генералитета, в котором прочие генералы, паче других советы подавать имеют».

— Так вот, господа, на сем листе прошу изложить каждому свое мнение, не сносясь ни с кем, кроме бога и совести. — Резко повернувшись, Суворов вышел. На столе лежал лист бумаги с решением командующего. Согласный с ним должен был расписаться.

— Дозвольте мне, господа, по праву младшего, — поднялся Платов.

— Прошу, — взглянул на него через плечо Самойлов.

Матвей Иванович подошел к столу, обмакнул заточенное гусиное перо в чернильницу, вывел: «Бригадир Матвей Платов».

Он знал и силу крепости, и слабость казачьих полков, которыми командовал, и то, что люди обносились, а от дождей и промозглой погоды многие болели. Однако он верил Суворову, знал, что этот человек прибыл сюда с твердым намерением добиться победы, а за Суворовым он готов был идти в огонь и воду.

Военный совет единогласно решил крепость штурмовать.

Штурм Суворов наметил провести девятью колоннами. Общее руководство тремя первыми осуществлял Павел Потемкин. Его колонны наступали с запада. Четвертая и пятая, состоящие из казачьих войск, штурмовали с северо-востока, ими командовал Илья Безбородко. Шестая колонна, предводительствуемая Кутузовым, двигалась с востока. Штурмовавшие крепость с юга три колонны де Рибаса должны были, переправившись на судах через Дунай, ворваться в крепость.

Бригадиру Платову вручалась под начало пятая колонна. Она состояла из пяти тысяч казаков, ей предстояло атаковать восточную часть крепости, согласовывая свои действия с четвертой колонной бригадира Орлова и шестой — Кутузова. В дальнейшем же, в крепости — с колонной Арсеньева, которая переправлялась через Дунай.

Разложив карту и листы с текстом диспозиции, Суворов объяснил план штурма:

— Действия начнем чрез последующую ночь. А завтра с рассветом учиним артиллерийскую канонаду. И стрелять по крепости весь день и ночь тоже. А за два часа перед рассветом будет дана ракета, по которой всем подняться и, блюдя осторожность и тишину, шагать к крепости. К этому времени всем — от генерала до солдата — быть в полной готовности. Учинить нападение по единому сигналу, он последует в пять часов. Ночь употребить на внушение людям мужества и твердых мер к успехам, однако медлениями к приобретению славы не удручать. Вот так-то…

Платову Суворов сказал:

— Перед колонной пусть идут по пяти десятков человек с топорами, кирками да лопатами. А как дойдут они до лощины Старой и Новой крепости, так должны взломать палисад и тем расчистят путь колонне. А взошедши на вал, ставить лестницы и решительно взбираться на стену. Там резко продвигаться к реке, чтоб помочь высадке с флотилии, а тысяче, что позади передних, бечь налево к бастионам Новой крепости, к Килийским воротам и помочь солдатам Кутузова. А еще, Платов, запомни: всем казакам, определенным к штурму, иметь короткие дротики для способнейшего действия…

Матвей Иванович вышел из палатки. День был ясный и не по-зимнему теплый. Вдали темнели высокие стены крепости. Он представил, как завтра с зарей это грозное укрепление затянется дымом и пальбой пятиста русских орудий и как, наверняка, турки ответят тем же. И грохот канонады будет великий. А потом уже, на рассвете следующей ночи, он, атаман Платов, поведет свою колонну на штурм. Мелькнуло, что, возможно, это будет его последний штурм. Но он тут же отогнал прочь мысль. Его окликнул де Рибас:

— Помни же, бригадир, об уговоре. Живота не щади, только рвись без промедления к Дунаю. Твой успех — это наш успех.

— Не извольте сомневаться, господин адмирал. Я своему слову верен, а казакам в схватке нет удержу, они дерутся без огляду.

— Верю и тщу себя надеждой повстречаться в крепости.

Стояла глубокая декабрьская ночь. Войска уже находились на условленных местах. Казаки ждали команды, офицеры поглядывали на часы.

За два часа до рассвета с Трубаева кургана, где находилась палатка Суворова, взвилась ракета.

— Ну, с богом, ребятушки, — сказал Платов, перекрестился и широким шагом пошел впереди колонны по разведанной накануне тропке с расставленными на ней проводниками из казаков.

Полторы сотни рабочих (так звали саперов) с топорами, ломами, лопатами, согласно диспозиции, ушли к крепости раньше.

По-прежнему палили орудия, правда, не так оживленно, как днем, и так же редко, нехотя отвечали турки: то ли устали, то ли берегли заряды до решающего часа. Над крепостью пылало алое зарево пожаров, и порой из-за вала вздымались быстрые ярко-огненные языки. Горело сразу в нескольких местах.

Казаки подошли к крепости. Колонна на пути растянулась, и предусмотренная диспозицией остановка была как нельзя кстати. Приближался рассвет, от Дуная наполз белесый туман, в котором скрылись и стены крепости и все, что лежало ближе.

И вот команда на штурм. Пошли на сближение тихо, в надежде без шума преодолеть ров, забросав его фашинами — туго стянутыми вязанками хвороста из прутьев. Однако то, что увидели, немало озадачило тех, кто шел впереди: перед ними простирался ров, а в нем была вода.

— Бросай фашины! — послышалась команда.

Полетели тугие вязанки, но они плавали, а подступиться к стене можно было лишь преодолев ров. Сверху, справа и слева зачастили выстрелы, они слились в пальбу. Потом громыхнуло, и у самого рва, где суетились казаки, сверкнуло пламя. Еще один взрыв: на этот раз ядро угодило в людскую гущу. Кто-то вскрикнул, послышался стон. Люди отшатнулись. Но следующий взрыв прогремел у частокола палисада, вздыбив и разбросав заостренные колья.

— Что, казаки, дрогнули? Аль простуды испугались? — послышался голос Платова. — А ну-ка, пропустите! — Он решительно шагнул ко рву, ступил в воду. Вслед за ним шагнул какой-то казак.

— Да тут, братцы, только по грудки!

И сразу же пошли все, будто пред ними не было ни рва, ни воды, ни турецких пуль да ядер. С берега протолкнули лестницы.

— Давай, станишники, лезь! Да побыстрей, черти!

— Иван, пособи!.. — кряхтел казак, силившийся поднять и приставить лестницу к стене. — Помогай, братцы!

Матвей Иванович, как и все, мокрый по макушку, выбравшись изо рва, подбежал к стене. Но тут на казаков сверху плеснуло чем-то жарким, многих обожгло.

— А, сволочи! Смолу льют! Руку ошпарило…

— Ну, погоди же, гад!..

Перед Платовым вырос майор Сазонов из Чугуевского полка.

— Дозвольте мне первому. — И стал проворно взбираться наверх.

— Давай, Лазарь! — прокричал ему вслед Матвей Иванович.

Следуя примеру офицера, и по другим лестницам полезли казаки. Первых сразили пули и ятаганы, они упали к подножию стены. Но это не удержало взбиравшихся за ними.

— Держись, братки! Идем на помощь! — кричали им снизу.

Действуя саблями и укороченными пиками, они выбрались на стену, где тянулась широкая площадка. Отбиваясь от наседавших турок, не допускали их к лестницам. Майор Сазонов весь в крови, левая рука висит плетью. Ранены и остальные из его команды.

Рядом дрались казаки Малороссийского полка. Им удалось потеснить неприятеля, но пуля сразила их командира, майора Багдановича.

— Братцы! Братцы! — кричал он. — Только не отходи!.. Не отходи!..

— За Россию-матушку! — вырвался вперед офицер Соколинский и тут же упал.

Сражение кипело на всем протяжении крепостной стены. Самый мощный — западный бастион Табия штурмовала колонна генерала Львова. Находясь в первом ряду атакующих, генерал повел к крепости гренадеров Фанагорийского полка. Почти все они пали, был тяжело ранен и сам Львов. Но на помощь подоспели гренадеры Апшеронского полка под командой бесстрашного полковника Золотухина. Им удалось завладеть прибрежной неприятельской батареей, обойти берегом Дуная грозный бастион Табию, они уже теснили турок, пробиваясь к Бросским воротам.