Атаман Платов - Корольченко Анатолий Филиппович. Страница 61
Денщик разложил на столе бритвенные принадлежности.
— Эх, какая борода! Ей-бо, с такой жаль расставаться, — намыливая лицо, высказался он.
— Брей!
— Мне что? Коль приказано, то нужно исполнять. И усы тоже брить?
— Усы оставь. Я с ними в могилу лягу.
Они выехали в сгустившейся тьме осеннего вечера в сопровождении десятка казаков.
Мундир, принадлежавший гренадеру, был Матвею Ивановичу тесноват: жал в плечах, ворот не сходился. Штаны тоже были узки. Он обмотал шею шарфом, накинул поверх шинели клетчатое одеяло, на голову натянул малахай.
Удальцов, представляя офицера, обрядился построже. Форму для него сняли с пленного французского капитана. Перед тем как облачиться, они долго расспрашивали его, угостив хмельным.
Старик-управляющий, указывая дорогу, трусил с казаками вперед. Часа через два они выехали из леса. Впереди едва заметной точкой светил огонек.
— Вот и усадьба Остужевых, — объявил управляющий.
Сотня осталась на опушке, а сопровождающие казаки поехали с ними, чтобы укрыться вблизи барского дома: в случае опасности — первыми должны прийти на помощь.
У дома слышались голоса, конский храп. У ворот их окликнул часовой. Удальцов ответил ему раздраженно, и тот замолк, отдал честь.
В сторожке, куда они направились, горела лучина, скупо освещая небольшое, низкое помещение. Со спицами в руках сидела старуха. Увидев вошедших, ахнула и выронила вязанье.
— Никак Василь Васильевич! Живой! Вернулся, милостивец! А барин-то наш, Гаврила Семенович, преставился! Забрал его господь бог.
— Что говоришь, Прокопьевна? Одумайся!
— Умер барин. Третьего дня преставился. Измывались над ним, ироды, как узнали, что генерал. Вчера на погост унесли. Могилка еще свежая.
«Царство ему божие», — произнес про себя Матвей Иванович и перекрестился. Он мысленно представил генерала, каким был тот в сражении: разъяренным и неустрашимым.
Расспросив старуху, они направились в барский дом.
— Ты больше кланяйся да старательно услуживай, — предупредил управляющего Удальцов. — И смелей будь. А вы, Матвей Иванович, молчите. Коли что — хрипите да в горло тычьте, больны, мол…
Во всех комнатах были французы. Уставшие и промерзшие, они с решимостью отстаивали свои места под кровлей.
— Из какого полка? — спросил одного Удальцов.
— Из семнадцатого, — нехотя ответил тот.
— И только сегодня прибыли? — напуская раздражение, продолжал офицер. — Странно… Где же командир полка? Вы, видимо, шли в авангарде?
— Какой там! Толпой шли. А командир пока остался позади. Там же и генерал.
Потом Удальцов заговорил с лейтенантом, а Матвей Иванович стоял позади, напряженно вслушивался в разговор, стараясь понять, о чем идет речь.
Случайно он наступил на ногу растянувшегося солдата, и тот лягнул его и раскричался.
— Что кричишь? — выручил штабс-капитан, набрасываясь на солдата. — Не видишь, гренадер едва держится на ногах. Ты здоров и лежишь, а он, больной, больше десяти лье прошагал. Говорить не может!
Управляющий завел их в какой-то чулан, и там Удальцов поведал генералу о слышанном.
— Плохо дело, — удрученно отвечал Матвей Иванович. — Не заявится сюда Наполеон, и Ней тоже. Дивизия эта идет второстепенной дорогой. Главная — в стороне. Спрашивайте о третьем драгунском полке. По нему мы можем многое определить.
— Может, возвратимся? — расстроился Удальцов.
— Ну, нет. Будем продолжать, как задумали. Уж если попали в логово, то нужно делать все до конца. Веди в гостиную, к офицерам. От них можно добыть большее.
В гостиной действительно были офицеры. Четверо за столом резались в карты. Перед ними стояла опустошенная бутылка. Лейтенант лежал на диване, укрывшись пледом. Двое, майор и капитан, сидели у камина, дремали.
Удальцов, войдя, щелкнул каблуками, козырнул.
— Недурно вы устроились, господа. Главное — в тепле. А я сегодня едва не отдал богу душу. Нет ли чем погреться?
Игравшие в карты едва удостоили его вниманием. Сидевший у камина обросший майор посмотрел на него тяжелым и требовательным взглядом, словно говоря: не забывайся, капитан, в присутствии старших. При этом старшим он имел в виду себя. Но Удальцов сделал вид, словно бы не заметил молчаливого упрека.
— Однако же вы, господа, не очень дружелюбны. Ну, да я не обидчив. Надеюсь, мы найдем общий язык. Ну-ка, мигом согревающего!
Он эффектно щелкнул пальцами.
— Слушаюсь, батюшка, — ответствовал управляющий. — Только, извините, шампани или мадеры не имеем. Есть русский самогон.
— Неси, что есть! А я ищу третий драгунский полк, — обратился он уже к офицерам. — Как сквозь землю провалился. С утра не могу на след напасть.
— И не нападете, — мрачно произнес майор. — Не там ищите. На соседней дороге он должен быть.
При виде бутылки французы оживились. Даже майор, откашлявшись в ладонь, переставил кресло ближе к столу. Зазвенели стаканы, громче зазвучали голоса. Удальцов выглядел бретером. Однако при этом хитро и умело направлял разговор на служебные дела. Сидящие как бы сами говорили о своих командирах, походе, дальнейшем маршруте.
Заговорили о русской армии, партизанах, казаках. Охмелевший майор, услышав имя Платова, пришел в ярость.
— Попался бы он, этот Платов, в руки, я из него вот бы что сделал. — Он схватил лежавшую у камина кочергу и, сжав зубы, перегнул ее. — Вот таким бы стал казачий атаман!
И швырнул кочергу к камину.
Как бы не понимал языка Матвей Иванович, однако ж угрозу майора понял.
— Как же это Платов к нам попадется? — заметил Удальцов. — Скорей мы к нему угодим.
— Это-то так, но я к слову… Знал бы, что такое он нам уготовит, я б над ним еще в Тильзите какую-либо акцию устроил.
— А вы были в Тильзите?
— А как же? В седьмом году.
— И видели Платова?
— Видел и его: длиннющий такой, вроде этого гренадера.
И майор стал рассказывать, как он оказался среди немногих офицеров в небольшом городишке Тильзите, когда два императора подписывали договор.
Бутыль опустошили только наполовину, а самогон свалил всех с ног. Захрипел и майор, уронив голову на стол.
Матвей Иванович незаметно кивнул, и они вышли из комнаты…
Казаки атаковали усадьбу на рассвете, и французы не оказали сопротивления.
Когда пленных выстроили и Удальцов подошел к Платову с докладом, стоявший в строю майор едва не лишился речи.
— Это… же… гренадер.
— Гренадером он был вчера, а сегодня — Платов, — ответил штабс-капитан.
Казаки вышли в поход.
— Запевай! — подал команду есаул, возглавлявший первую сотню, шедшего в голове колонны атаманского полка.
Запевала Митька Гусельников набрал поболее воздуха:
Ехавший рядом с Платовым Удальцов посмотрел на него.
— Про вас поют, ваше превосходительство.
дружно подхватила сотня.
Матвей Иванович улыбнулся, промолчал: этот куплет он уже слышал раньше.
продолжал запевала высоким голосом. Это уже было новое.
— Ах, шельмец! — не удержался Матвей Иванович. — Уже сочинил. Вот я тебя!..
И, пряча улыбку, погрозил Митьке плетью.
Голубая папка
В сумерках ноябрьского вечера громоздкая карета Наполеона в сопровождении колясок и верховой охраны добралась, наконец, до небольшого селения. Половина крестьянских изб сожжена, оставшиеся стояли без крыш. Даже стропила снесены на топливо. Солома пошла на корм и подстилку лошадям.