Битва за Кавказ - Корольченко Анатолий Филиппович. Страница 19

Публикуемый ниже случай подтверждает дальновидное предсказание гауптмана. Он произошёл после отъезда Грота на знакомых ему местах.

Преследуемые фашистами разведчики отходили в горы. Они ступали по местам, где можно было запутать преследователей и безнаказанно уйти, сохранив себя и, конечно же, этого сухопарого немца, «языка».

На задание разведчики отправились четыре дня назад. Их было семеро: лейтенант, сержант, четыре автоматчика и проводник-карачаевец Хамид.

Был конец октября 1942 года. Бушевала зима с морозами и метелью. Бои в горах стихли. Действовали только разведчики да мелкие группы, пытавшиеся захватить выгодные высоты и рубежи.

Разведчики сделали крюк, по карнизу отвесной стены перевалили через хребет, прошли ледник, спустились по верёвке в обрыв, долго шли по обледеневшим камням и вчера, наконец, вышли к дороге, что вела к перевалу. Спрятавшись, долго наблюдали за вражескими позициями, хорошо видными из укрытия.

Внимание привлёк блиндаж. Намётанным глазом лейтенант Егоров определил, что в нем живёт офицер. А, может, там был даже штаб егерей из застрявшей здесь альпийской дивизии «Эдельвейс».

Ночью разведчики ворвались в блиндаж. Часового и солдата-денщика Хамид бесшумно убрал, а насмерть перепуганного офицера Егоров и сержант Самохин связали, заткнули ему рот, на голову намотали башлык. Его выволокли из блиндажа вместе с сумкой, что лежала под подушкой.

Теперь они шли, утопая в снегу. Обжигал острый, как бритва, ветер. Обмороженные лица потемнели.

О преследовании разведчики догадались по выстрелам, которые услышали, едва покинули расположение врага. Гитлеровцы открыли по ним огонь, но пули не долетали. Опасаясь, как бы не ранили пленного, лейтенант приказал набросить на него припасённую простыню.

   — Не отставать! Вперёд! — то и дело подбадривал Егоров разведчиков, а сам искоса наблюдал за пленным.

Лейтенант боялся, чтобы гитлеровец не упал. Тогда его придётся нести. «Если упадёт, пристрелю. Не погибать же всем из-за этой сволочи!» Но мысль о том, какой дорогой ценой достался «язык» и как его ждут там, в штабе, заставляла искать другой выход. Но какой? Где он? Егоров посмотрел на часы и про себя отметил, что вот уже четыре часа, как они уходят от преследователей и ещё не сделали привала.

   — Скоро скалы? — спросил он проводника.

Тот шёл впереди лейтенанта в лохматой шапке, надвинутой на самые брови.

   — За той горой, командир.

Перед глазами лейтенанта расплылся розовый туман, замерцали искорки. Казалось, ещё мгновение и сердце разорвётся.

   — Может, отдохнём?

   — Нельзя, командир.

   — Впе-рёд! — пошевелил лейтенант губами.

Оглянуться не было сил. Он знал, что за ним идёт

Снегирев — молодой, но храбрый солдат-кубанец. За Снегиревым плетётся офицер с простыней на плечах, за немцем — чернявый Картозия — грузин со щёточкой усов.

В середине дня разведчики подошли к крутому склону, по которому гигантским языком сползал снежник. Он начинался наверху у скал, и, окаймлённый грядой навороченных камней, уходил вниз. В полукилометре ниже он прерывался, падал в обрыв.

   — Снегирёв, Картозия! — позвал лейтенант разведчиков. — Останьтесь здесь. Мы пройдём, тогда и вы отходите.

   — Есть! — понятливо ответили те.

Снегирев и Картозия легли за камни, вскинули автоматы. Остальные торопливо связались верёвкой. В середине связки поставили немца.

   — Осторожно, тихо! — предупредил всех Хамид. — Шуметь будешь, смерть встречать будешь.

Он указал наверх, где брал начало снежник. Там, в скалах, ветер намёл карниз из снега. Он едва различался, только лёгкая тень выдавала его. Стоило карнизу обломиться, как последует обвал: масса снега и льда скатится вниз, сметая и сокрушая всё на пути.

Опираясь на альпеншток, Хамид ступил на нетронутый наст снежника. Он двигался крайне осмотрительно. Прежде чем поставить ногу, пробовал, твёрдо ли там, тогда, налегая на палку, делал следующий шаг.

И солдаты следовали примеру проводника, проявляя осторожность.

Немец шёл, не отставая, и тоже с опаской поглядывал на снежный карниз. Он был альпинистом и знал, какую опасность таил в себе этот с виду неприметный карниз.

Наконец проводник достиг камней. Он скинул шапку, утёр со лба пот. Под ногами вихрился снег, свистел в скалах ветер.

   — Командир, — позвал Хамид лейтенанта Егорова. — Слушай, что делать надо...

Карачаевец наклонился и стал что-то объяснять, указывая на снежник.

   — К бою! — скомандовал лейтенант.

На снежник ступили Снегирёв и Картозия. Они шли по проложенной разведчиками дорожке, спотыкаясь и часто падая.

   — Быстрей! Быстрее! — торопили их.

Они были уже у камней, когда на противоположной стороне появились гитлеровцы.

   — Не стрелять! — приказал лейтенант.

В тот же миг тишину вспорол треск. Картозия упал. Ещё грянул выстрел — упал Снегирев.

   — Иван! Гиви! — крикнули им.

Они не шевелились.

Из камней вышли егеря.

   — Не стрелять! — вновь скомандовал лейтенант.

Оглядевшись, егеря один за другим ступили на снежник. Их было двадцать. Когда они достигли середины склона, Егоров выдернул кольцо из гранаты. Размахнувшись, он швырнул её. Она упала, не долетев до егерей.

   — По фашистским гадам, залпом пли! — раздалась команда.

Далеко прогремело гулкое эхо.

Стреляя по темневшим на снегу фигурам, разведчики не видели, как упал карниз. Глыба снега заскользила по склону, и вдруг снежный пласт под ней дрогнул и пополз...

Крик фашистов утонул в громе. Тысячи тонн снега, льда, камней обрушились на них. Снежный вихрь пронёсся мимо залёгших разведчиков и, скатившись в пропасть, прозвучал там пушечным залпом.

Лейтенант посмотрел на немца. Башлык у того развязался и сполз с лица. Ветер трепал простыню. Из носа текло. Он дрожал и тихо скулил.

К ночи, едва живые, разведчики дошли до своих позициий. На последних километрах гитлеровец обессилел, упал, и его все несли поочерёдно. Даже Хамид. В штабной землянке «языка» долго оттирали, грели, приводя в чувство. И не зря. После недолгого упорства он дал командованию важные сведения. А в это время разведчики спали мёртвым сном: своё дело они сделали.

В числе преследователей были и егеря 99-го горнострелкового полка, которые вместе с Гротом устанавливали флаги на Эльбрусе. Лавина навечно погребла их в необъятной толще снега и льда.

Дорога на Марухский перевал

Глубокой августовской ночью в штаб 394-й дивизии прибыл офицер из 46-й армии, войска которой оборонялись в горах.

Гулко прозвучали в помещении шаги.

   — Срочный пакет. Лично комдиву, — сказал приехавший полусонному дежурному.

   — Комдив болен, — ответил тот. — Сейчас позвоню.

Через четверть часа командир дивизии подполковник Кантария, однако, пришёл. Вскрыв пакет, он долго и внимательно читал, часто вытирая пот с болезненного лица. Прочитав документ, уставился на прибывшего офицера:

   — Выходит, дивизии нужно оборонять и людей, и горы?

Расположенная у моря, она прикрывала большой участок побережья: от Нового Афона до устья реки Кодори.

   — Теперь я должен снять два своих полка и направить их в горы? А чем оборонять побережье?

Громыхнув сейфом, командир дивизии достал из него карту, разложил на столе. На ней были изображены тёмно-бурые наплывы Кавказского хребта, подступавшие к самому морю. Яркой жёлтой линией обозначалась Военно-Сухумская дорога. Она тянулась вначале по долине горной реки Чхалта, потом крутым и частым серпантином уходила к Клухорскому перевалу.

Но направляемым в горы двум полкам — 808-му и 810-му — нужно было выйти к другому перевалу — Марухскому.

   — А уж от Марухского перевала по обратным, северным скатам Скалистого хребта зайти в тыл прорвавшейся к Клухору немецкой группировке, — объяснил прибывший штабной офицер.