Генерал Скобелев. Казак Бакланов - Корольченко Анатолий Филиппович. Страница 19

— Ехать без промедления. Обстановка осложнилась, — предупредили Скобелева в столице при получении документов. Накануне отъезда опять состоялся разговор с Марией Николаевной.

— Жить такой жизнью выше моих сил, — заявила она, устало положив руки. — Ты вечно отсутствуешь, я одна. У тебя свои, далекие от моих интересы. И мы будто чужие.

— Мария, что ты? Зачем об этом? — попробовал он ее успокоить.

— Избавьте, пожалуйста, от вечного пребывания одной в четырех стенах, — перешла она на «вы». Она всегда так говорила, когда возбуждалась и хотела досадить. — Я всегда одна. И жизнь проходит лишь во встречах и расставаниях. Вас никогда нет дома, вы вечно отсутствуете.

— Тогда поедем со мной… Хочешь? Я пришлю за тобой человека, как только устроюсь.

— О чем вы говорите? Чтобы жить в пустыне, опасаться змей да скорпионов! Нет уж, извините! Лучше я останусь в столице.

В ту ночь он не сомкнул глаз. Долго вышагивал из угла в угол комнаты, потом сидел за столом, пытался читать и никак не мог понять смысла прочитанного.

«Мария, Мария, чужие мы люди. Живем, не понимая друг друга».

Наутро, поцеловав жену в заплаканные и запавшие глаза, он попрощался.

— Я, наверное, уеду в Москву, к отцу, — сказала она виновато.

— Поступай, как найдешь нужным.

У крыльца лошади нетерпеливо перебирали ногами.

— Вещи погружены, — взял под козырек денщик.

Думал ли он, что это будет последнее прощание с женой, что вскоре последует окончательный разрыв, и пути их навсегда разойдутся.

Впрочем, он сделает еще одну попытку к примирению. Из далекого Туркестана он пришлет в сентябре письмо своему родственнику с просьбой уговорить Марию Николаевну приехать к нему, хотя бы на зиму.

«Теперь, в октябре месяце, — писал он, — лучшее время для переезда из России в здешний край. Жирардэ мог бы, как человек, бывавший в Ташкенте, сопровождать ее до самого Намангана. Уже в Оренбурге Мария Николаевна встретила бы от меня посланных людей и все удобства ей для возможно спокойного переезда к месту назначения. Не откажи, добрый дядя, сказать все это тете Кате, которая питает большую симпатию к моей жене, откажи ей также добавить, что я никого насиловать не хочу и не буду — сумею обойтись и один, и что, конечно, пока я имею счастье носить мундир, служба, и по возможности боевая служба, будет всегда безусловно руководить моими действиями. Из этого можно, казалось бы, сделать одно правильное заключение: быть или не быть для меня семейному счастью — не в моих руках. Жить моей жизнью, сознаюсь, для женщины не лестно, но я честно предупреждал, что так будет, и до свадьбы, а теперь, конечно, не изменюсь. Особенно важно для Марии Николаевны долго не колебаться, если не выехать из России в октябре с расчетом быть в Ташкенте к концу ноября, то и думать нечего до будущей весны ехать в Туркестанский край».

Письмо осталось без ответа.

Коканд

По прибытии в Ташкент Скобелев был неожиданно назначен начальником военной части российского посольства в Кашгаре. Город находился в западной части Китайской империи, где пребывала администрация и военное управление края, и никакого там не было русского представительства.

Признаться, заниматься дипломатией никак не входило в планы боевого офицера, однако заявить о том генерал-губернатору Скобелев не посмел. Перед отъездом Кауфман долго и обстоятельно объяснял, какие дела нужно будет решать на новом посту.

— Необходимо обследовать доступы в Кашгар через горы Алтайского Тянь-Шаня. Путь малоизучен, дорога труднопроходима, а в дальнейшем, не исключено, русские войска и торговцы могут там быть. В крае очень заинтересована Англия. Там и сейчас пребывают ее миссионеры, они же поставляют оружие и обучают армию. С ними держитесь осторожно, однако ж сами выведайте их замыслы и планы. Выясните, какие военные силы в Кашгарском краю где сосредоточены.

На Михаила Дмитриевича возлагалась серьезная и нелегкая задача. 11 июля он, посольский чин и казачья команда в числе двадцати человек при одном офицере выехали из Ташкента. Путь в Кашгар проходил через Коканд, в который они прибыли через два дня.

Кокандское ханство находилось под протекторатом России. Еще в 1868 году с ним был заключен торговый договор, по которому обе стороны имели право свободной торговли и перемещения по территории России и ханства. Договор соблюдался столь успешно, что российское правительство удостоило главу ханства Худояра орденом Станислава. Однако внутреннее положение в ханстве было далеко от благополучного и в последнее время резко обострилось. Причина во многом по вине самого Худояр-хана, жестокий и алчный хан обложил своих подданных такими податями, что народ Еозроптал. Лучшие места и должности он передал родичам, которые в жадности не уступали самому хану… Спасаясь от произвола и насилия, многие коканд-цы бежали за пределы ханства, но их настигали и там. За три года правления Худояр истребил до двадцати тысяч своих подданных.

Пребывавший в Коканде русский чиновник в одном из донесений генералу Кауфману писал: «Для проведения дорог, постройки ханских домов, для работы на его пашнях и в его садах, а также для проведения арыков и каналов рабочие сгоняются со всех сторон ханства. Причем они трудятся безвозмездно, а в случае неявки на работу наказываются палками (случается, что их избивают до смерти), иногда ослушников ханской воли живыми зарывали в землю».

Появление в городе Скобелева с казаками Худояр воспринял как спасение от разбушевавшейся толпы у дворца. Вооруженные кольями, цепями, они грозили хану расправой, отвергая оправдания и уговоры.

— Я покидаю ханство, — заявил Худояр, — а вы должны меня сопровождать. Без ваших казаков мне не выбраться из города.

Скобелев и сам понимал, что обстановка накалена до предела и теперь уже крики угроз направлены не только в адрес правителя ханства, но и русских, союзников тирана.

— До Кашгара вряд ли доберемся, — высказал мнение посольский чиновник. — Нужно возвращаться. Надежда, полковник, на вас.

Михаил Дмитриевич понимал, что вступать в схватку с разъяренной толпой нельзя, нужны выдержка и спокойствие. И казаков предупредил, чтобы не пускали в ход не только оружия, но и плети.

— Наше оружие — уверенность.

К ним присоединились и русские купцы, имевшие в городе торговлю.

Разместив беженцев и хана с прислугой в середине колонны, казаки направили коней в плотную толпу. Впереди ехал верхом Скобелев. Он и здесь не отказался от своей слабости иметь под собой белого коня. Его внушительная и уверенная фигура заставляла мятежников отступать, освобождая дорогу.

Отрезвляюще действовали на толпу и две пушки, ранее находившиеся в ханском дворце. Заряженные картечью, они готовы были при первой угрозе выстрелить. При выезде из города едва не произошла беда. Подобравшийся к отряду кокандец ударил казака колом. Тот схватился за шашку.

— Не сметь! — скомандовал Скобелев и этим отвел от отряда угрозу нападения.

Нужно было спешить, потому что к противоположной окраине подступал большой отряд мятежников. Но явно выдавать свое беспокойство было опасно, чтобы не вызвать преследование и жестокую расправу со стороны восставших. В течение полутора суток продолжался этот переход: без отдыха, пищи, воды. В шестичасовой схватке отряд потерял двух казаков и прибыл в Ходжент, где находился русский гарнизон, совсем обессиленным. Опытный Кауфман по достоинству оценил подвиг Скобелева, доложив о том в Петербург. Вскоре оттуда пришла грамота, в которой отмечалось «геройское, достойное русского имени поведение», и золотая именная сабля с надписью «За храбрость».

Едва отряд прибыл в Ташкент, как в пределы Ферганской долины вторглись отряды мятежников. Они жгли почтовые станции, грабили местное население, захватили и умертвили несколько русских служащих. Сильный отряд под начальством Абдурахмана, подогреваемого противниками Худояра, осадил Ходжент, где отсиживался хан. Часть сил Абдурахмана засела в крепости Махрам, сильнейшей в Кокандском ханстве. Толстые стены достигали в высоту пяти саженей, по четырем ее сторонам располагались башни, такие же башни возвышались по ее углам. С них укрывшиеся стрелки могли поражать атакующего неприятеля на значительных расстояниях.