Генерал Скобелев. Казак Бакланов - Корольченко Анатолий Филиппович. Страница 55

Все уже было готово к походу, когда вдруг явился майор Громов, возглавлявший транспортную колонну:

— Ваше превосходительство, беда! Что делать? — Лицо испуганное, бледное, в нем ни кровинки. — Верблюдов угнали! Ночью текинцы напали и ограбили.

— Каких верблюдов? О чем речь?

— Да тех, что должны везти груз…

— Сколько же голов угнано?

— Все! Три тысячи…

Михаил Дмитриевич опустился на стул, как подкошенный. Потерять три тысячи верблюдов — значило сорвать экспедицию, признать невозможность предприятия или в лучшем случае отодвинуть ее проведение на неопределенный срок!

— Вы понимаете, господин майор, что говорите? Вы отдаете отчет в случившемся?

— Так точно, ваше превосходительство. Тыкма-сардар обезножил отряд.

Глаза Скобелева позеленели, на лице выступили пятна — верный признак подступившего гнева. Ко всему еще он чувствовал приступ лихорадки.

Неизвестно, чем бы закончился разговор, если бы не вмешался Гродеков.

— Ваше превосходительство, дозвольте мне заняться делом, я разберусь и доложу. А вы, майор Громов, ступайте.

Майор поспешил выскочить.

Верблюдов для транспортировки грузов к Геок-Тепе собрали с большим трудом. В среднеазиатских условиях они незаменимы, от них зависит успех операции. Это понимал и Тыкма-сардар. И вот теперь, выследив места нахождения животных, он в одну из ночей совершил дерзкий налет на стойбища и, перебив охрану, угнал их. Это был серьезный удар, равносильный поражению. Скобелев рвал и метал. А тут еще жестокая лихорадка безжалостно трепала больного, словно бы испытывала организм на прочность. Казалось, болезнь изведет его совсем, прежде чем он поведет войска к далекой крепости. Порой им овладевала мысль, что наступил его черед вслед за родителями уйти в мир иной. И было обидно от сознания, что прожито всего тридцать семь лет и далеко еще не все сделано.

Но и болея, он не забывал о предстоящем походе и штурме крепости, беспокоился, как готовятся войска, как транспортируются грузы. В те дни ему в голову пришла мысль направить Гродекова в Персию, чтобы создать и там базу снабжения, когда войска подойдут к крепости Геок-Тепе.

— Мысль достойная. Непременно нужно сделать, как вы предлагаете, — согласился начальник штаба. — Мы теперь же начнем к этому готовиться.

А верблюдов пришлось вновь покупать…

И вот настал день, когда отряд тронулся в путь. Предстояло в условиях суровой, бесснежной и ветреной зимы преодолеть расстояние почти в девятьсот верст. Ветер неистовствовал. Он обжигал, сек лицо и, поднимая тучи пыли, слепил глаза. Невыносима пустыня летом, но еще нетерпимее она зимой. Наконец отряд сосредоточился в удобном туркменском селении, названном с прибытием русских войск Самурским укреплением. До крепости Геок-Тепе рукой подать, всего двенадцать верст.

В эти же дни подошел из Туркестана отряд во главе с Куропаткиным. Его недавний сподвижник служил под Ташкентом и в последнем письме просил Михаила Дмитриевича причислить его к ахалтекинской экспедиции. Скобелев уважил просьбу, направив письмо военному губернатору Кауфману с ходатайством направить в его подчинение отряд туркестанцев под командованием Куропаткина. Веко-ре от генерала Кауфмана пришел обнадеживающий ответ, а через несколько дней доставили письмо и самого Куропаткина. Он сообщал, что ведет отряд численностью почти в девятьсот человек и с ним — большой караван со всем необходимым.

Алексей Николаевич оказался, как всегда, точен. Преодолев по сыпучим пескам безводной пустыни семьсот верст, отряд в назначенный день был на месте. Не без гордости доложил, что за весь нелегкий путь имел только одного больного. Они дружески обнялись, расцеловались. Впервые они встретились здесь, в Туркестане, потом вместе делили боевые тяготы на Балканах, под Плевной, Ловчей. И снова судьба свела их. На плечах недавнего капитана теперь уже лежали полковничьи погоны, и Михаил Дмитриевич душевно поздравил его с высоким чином.

В дальнейшем судьба Куропаткина будет необыкновенной. Пройдут годы, он станет военным министром России, а с началом русско-японской войны будет назначен главнокомандующим вооруженными силами на Дальнем Востоке. Но с поражением России в этой позорной войне покатится под гору.

Пророческими оказались слова Скобелева, который однажды, распекая подчиненного, сказал:

— Прекрасный вы, Алексей Николаевич, начальник штаба, отменный! Но добавлю и другое: горе войскам, которые попадут под ваше начало. Командные должности не для вас.

Жизнь свою в 1925 году он закончит, в отличие от многих известных царских военачальников, не в эмиграции, куда его звал французский посол, а в своем бывшем имении в Псковской губернии, где в последние годы преподавал в организованной им школе.

На смотру отряд Куропаткина выглядел отменно. Солдаты как на подбор: рослые, крепкие, с бронзовыми от ветра и мороза лицами. Любо было смотреть, как они с молодцеватым видом, мерно отбивая шаг, проходили мимо генерала.

рвалась над строем рожденная еще в Отечественную войну 1812 года песня.

— Да разве поверишь, что они прошагали через пустыню! — воскликнул генерал. — Каков в строю, таков в бою! Сегодня же направьте Константину Петровичу мое восхищение прибывшими.

В Ташкент на имя генерала Кауфмана ушла телеграмма. Когда-то Михаил Дмитриевич в чине штабс-капитана представлялся после учебы в академии грозному губернатору, теперь же он почти поравнялся с ним в воинском звании.

Крепость Геок-Тепе, которой русским войскам предстояло овладеть, была серьезным укреплением. Ее окружали высокие стены, толщина которых у основания достигала пяти сажен. Поверху располагались бойницы для стрельбы из ружей ее защитников. Перед стеной — широкий и глубокий ров, простреливаемый с разных направлений. Простреливалась и подступающая к крепости ровная, не имеющая укрытий местность, на которой располагались соединенные с крепостью укрепления — калы. Им дали названия: Главная, Охотничья, Туркестанская, Мельничная и Правофланговая.

Крепость располагала всего несколькими маломощными пушками, и это было ее слабостью. Зато защитников имелось в избытке, более 30 тысяч человек, из которых почти половина конных.

Проведя рекогносцировку, Скобелев понял, что внезапной атакой овладеть крепостью не удастся, нужна тщательная подготовка. Ценные сведения ему сообщил солдат-туркестанец Петин. В одной из давних схваток он был схвачен текинцами и долгое время находился в крепости, пока ему не удалось бежать.

— Как же ты дался в руки Тыкма-сардара? — спросил Скобелев.

— Не давался, ваше превосходительство. Вышло против воли. Нас в дозоре было пятеро, а их с добрую сотню, и все верхом. Сопротивлялись, как могли, только я один уцелел, остальные легли на месте. Связали и приволокли в крепость. И ни за что бы не выжил, ежели б не признали во мне лекаря.

— А ты в самом деле лекарь?

— Какой там! Бабка моя да отец пользовали сельчан травами разными да снадобьями. И я кое-что у них перенял. Пригодилось, начал пользовать. Кому повязку наложишь, кому нацедишь настойки из трав, а то и просто присоветуешь.

— И сколько же ты находился в крепости?

— Почитай, год.

— Стало быть, расположение внутри ее известно.

— А то как же!

Генерал стал дотошно его расспрашивать об укреплениях и постройках, скрывающихся за высокой стеной. Петин оказался смекалистым, он не только рассказал о виденном, Но еще и слепил из глины макет крепости.

О том, чтобы штурмовать ее под прикрытием артиллерийского огня, нечего было и думать. Требовался иной способ, чтобы избежать больших потерь. После долгого размышления Скобелев пришел к мысли, что надо применить ускоренную осаду.