Год 1942 - Ортенберг Давид Иосифович. Страница 39

- Что за корка такая?

- Огуречный рассол, - отвечает один из пленных, - он от нас в бочку с рассолом спрятался: пока привели сюда, подмерз.

Хохот... Оказывается, услышав автоматные очереди лыжного батальона, пленные выломали двери бараков, выбежали. Жандармы пустились наутек. Рядом был интендантский склад, и жандармы спрятались кто где. Пленные находили их. Одного вот вытащили из бочки с рассолом и привели сюда.

Мы это напечатали. Но когда Поляков вернулся в Москву, спросили его: это подлинная история или сатирический вымысел? Корреспондент клялся и божился, что все - истинная правда, ничего выдумывать не надо было.

Это было в первые дни боев в районе Старой Руссы. А ныне обстановка изменилась. Операция, как известно, была рассчитана на быстрый разгром окруженной группировки, чтобы не дать немцам оправиться от потерь и создать прочную оборону. Однако репортажи наших спецкоров неутешительны. Они вынесены на первую полосу под общим заголовком "Ожесточенные бои с частями 16-й немецкой армии". Вот несколько строк из этих сообщений: "Немцы вновь сосредоточили на узком участке около 50 танков, несколько батальонов пехоты, примерно сотню самолетов..." Врагу ценой огромных потерь удалось вклиниться в расположение наших войск. Обстановка осложняется еще и тем, что противник создал воздушный мост в 16-ю армию и транспортными самолетами доставляет туда боеприпасы и продовольствие. Немало самолетов сбивают наши истребители и зенитчики, но разрушить "мост" не удается.

* * *

"150 дней обороны Севастополя" - так называется опубликованная в сегодняшней газете статья члена Военного совета Приморской армии бригадного комиссара М. Кузнецова. Давно в сводках Совинформбюро, да и в "Красной звезде" не было сообщений о положении в этом районе. Как живут и борются защитники Севастополя? Прочно ли держится город? Это не могло не волновать читателя.

Конечно, и в армии, и в стране знали, что попытка немецко-фашистских войск с ходу захватить Севастополь оказалась безрезультатной. Но впервые об этом рассказывается более подробно.

30 октября немецкая мотоколонна пыталась ворваться в город, но огнем черноморцев-артиллеристов была остановлена. Ровно через месяц немцы повели второе наступление еще большими силами, но и оно провалилось. Любопытные документы попали в наши руки. Не кто иной, как командующий 11-й немецкой армией генерал фон Манштейн. 5 ноября в своем обращении к войскам писал: "Под Севастополем идут последние бои. Город, осажденный, не сегодня завтра капитулирует". А теперь, в марте, тот же хвастливый генерал вынужден признать, что, "несмотря на пятимесячную блокаду. Севастополь продолжает сопротивляться".

Словом, Севастополь держится. Активной обороной севастопольцы сковали большие силы немцев, не дают гитлеровскому командованию перебросить их на другие участки фронта. Но блокада есть блокада. Нелегко севастопольцам. Им помогает вся страна. Морские ворота в наших руках, и через них в город поступает пополнение, боевая техника, продовольствие.

Еще нет в газете таких слов: "Город-герой". Но народная молва уже так величает Севастополь...

* * *

Третьего дня вместе с Петром Павленко мы были на просмотре фильма братьев Васильевых "Оборона Царицына". Я поехал, чтобы посмотреть картину, а Павленко - чтобы написать о ней для "Красной звезды". Петр Андреевич похвалил фильм, в центре которого был Сталин. Однако были в рецензии и критические замечания, в частности, он писал: "Фильм - надо признать перегружен материалом и, как всегда в этих случаях, "вихраст". Много интересных и увлекательных кадров лишь стороной касаются центральной идеи и, не обогащая ее, только отягощают общее движение вещи". Прочитал я эти строки и стал размышлять. Замечание справедливое. По сути, пусть не впрямую, речь шла о том, что фигура Сталина заслонила "центральную идею" фильма. Но картину смотрел Сталин и, как мне сказали, похвалил ее. Павленко сразу понял, почему я "споткнулся" на этих строках:

- Ты что задумался? Публикуй под мою ответственность...

- Ладно, - ответил я. - Под нашу общую ответственность.

Упрек в рецензии остался...

В последнее время меня волновало здоровье писателя: все держится руками за грудь, покашливает. Говорю ему, чтобы посидел в тепле. Петр Андреевич отвечает, что тепло редакционной комнаты ему мало помогает, нужно другое тепло - юг, и просит командировку на Южный фронт. Согласие получил сразу же и на второй день вылетел на Кубань. Через несколько дней передал очерк "Весна на Кубани". Когда успел? Оказывается, по пути с аэродрома на КП фронта он поколесил по станицам Кубани, заглянул в крайком партии и собрал материал для очерка, чтобы сразу, как он потом объяснил, "оправдать командировку".

В очерке - описание того, как кубанцы готовятся к посевной, что делают для фронта. Очень ярко рассказано о добровольческих кубанских отрядах.

"Вспомнив запорожскую старинку, кубанцы пошли на войну семьями. Всем известен здесь Михаил Гаврилович Россохач из станицы Ладожской, проводивший в Красную Армию 8 сыновей, 4 дочерей и 19 внуков. Старый буденновец Василий Филиппович Цуля из станицы Старо-Нижестеблиевской послал на фронт сына, зятя и дочь. А как стали записываться старики, его одногодки. - не выдержал, подседлал коня и явился самолично. Сейчас он командует отделением, в которое подобрал поголовно участников гражданской войны, бивавших немца. Невысокого роста, крепкий, ловкий, он легко бегает, придерживая рукою шашку, и, глядя на него со спины, не сразу скажешь, что это бежит пятидесятилетний дед. Да какой он дед!

- До чего сочувствую скорейшей победе, что не могу дома сидеть, говорит он. - Как спать лягу, война во сне. И рубаюсь это я, рубаюсь до самого света. Встану - будто жернова ворочал. Из сил выбился дома жить, на войне ближе к делу".

И такой удивительный факт. Казак Павел Иосифович Гусак пришел в военкомат с сыном и дочерью. Отец и сын были приняты, дочери в приеме отказали. Но тут подоспели конные состязания. Лида Гусак первой вышла на вольтижировке, первой на рубке лоз, первой но стрельбе. И пришлось лихую казачку зачислить рядовым бойцом в один полк с отцом.

Заканчивался очерк вещими словами: "Не славою одиночек хочет обессмертить себя Кубань, а подвигом многих тысяч"...

* * *

В последние дни в газете все чаще стали печататься рассказы. Опубликован рассказ Симонова "Ценою жизни". Это второй его рассказ после "Третьего адъютанта".

Еще в мирное время тема любви воина к своему командиру не сходила со страниц газеты. В войну она приобрела особое звучание. Слова "Грудью заслоним командира в бою" не раз становились живой былью в схватках с немцами. Не раз появлялись у нас сообщения о том, что бойцы в минуту смертельной опасности заслоняли собой от вражеской пули своего командира. И вот, вспомнив историю с рассказом Симонова "Третий адъютант", я сказал ему:

- Если ты не жалеешь, что написал своего "Третьего адъютанта", сочинил бы еще один рассказ. - И предложил тему.

Так появился рассказ "Ценою жизни". Сюжет его прост: ординарец Есаенко принял на себя пули немецкого автоматчика, заслонив полковника; сам погиб, но спас жизнь командира. Писатель перенес события на Керченский полуостров, откуда он недавно прибыл. Есть в рассказе и фронтовой пейзаж, и колоритные диалоги, и психологический рисунок. Насколько я помню, Симонов тогда был доволен. Однако после войны никогда его не переиздавал. Но в ту пору всем нам этот рассказ нравился, мы считали его интересным, а главное - нужным...

* * *

Должен отметить, что такой жанр прозы, как рассказ, вообще прочно занял место на страницах "Красной звезды". Немало их было опубликовано за истекшие месяцы войны. Они, как правило, принадлежали перу писателей. Вполне закономерно, что нельзя было нам не вспомнить такого блестящего мастера рассказа, как Константин Паустовский. Я знал, что Константин Георгиевич человек в годах и не очень здоровый. Знал, что в первые же месяцы войны он уехал на Южный фронт и там по заданию армейской газеты выезжал в боевые части, писал зарисовки и очерки, но вскоре из-за болезни его освободили от журналистской работы, а затем эвакуировали в Алма-Ату. Мы попросили Паустовского поработать у нас. Он написал об этом своим друзьям: "Получил телеграмму из "Красной звезды" от Ортенберга - приглашает в Москву, пишет "рассчитываю вас использовать для написания рассказов. Это не вызов, а приглашение", - ответил согласием".