Я за тебя умру (сборник) - Фицджеральд Френсис Скотт. Страница 20
Сначала Джордж категорически отказался. Он уже присмотрел себе загородный домик, где рассчитывал со вкусом тратить свой небольшой капиталец, выращивая лук вместо орхидей. Но профессиональные инстинкты взяли верх; задача заинтересовала его, и он отправился в путь.
В поезде он все еще удивлялся собственной слабости. Тем не менее в его распоряжении имелась пишущая машинка, вся информация о Кубке и все, что можно было накопать в газетных архивах о людях по фамилии Ван Гросси и их семейных традициях. Подумывая, не вернуться ли назад, он взглянул через проход и увидел на сумке, по ошибке поставленной рядом с его чемоданом, имя Габриэль Ван Гросси. Сразу решив воспользоваться удобным случаем, он обратился к сидящей по ту сторону прохода пассажирке якобы с целью избежать путаницы с багажом и представился ей как друг ее отца, которого пригласили посмотреть на регату и заодно погостить у них в доме. Габриэль, или Гей – она объяснила, что родные зовут ее именно так, – оказалась девушкой веселой и импульсивной.
За время поездки Джорджу удалось выпытать у своей наивной спутницы кое-что о семействе, в котором ему предстояло провести следующую неделю, – в частности, он узнал, что ее крайне огорчает традиция, обязывающая ее сестру Грейси выйти замуж первой. Умудренный житейским опытом, он предположил, что у нее уже есть избранник и что семейный обычай препятствует их союзу; однако она не винила в этом Грейси, досадуя лишь на непреклонность отца.
Примерно в это же время тот незнакомый Джорджу юноша, что снискал симпатию его собеседницы, осматривал еще не спущенную на воду яхту, которая собиралась претендовать на титул в ближайшую субботу. Превосходный молодой человек во всех отношениях, он был большим любимцем мистера Ван Гросси, надеявшегося, что рано или поздно он влюбится в его старшую дочь Грейси. Они изучали яхту с технической точки зрения, даже не подозревая, какую странную роль она сыграет в жизни обоих на следующей неделе.
И в тот же день, когда Джордж прибыл в Ньюпорт, примерно через час после наступления сумерек, разыгралась еще одна сцена, которой предстояло серьезно повлиять на судьбы всех действующих лиц. В саду огромной ньюпортской виллы Ван Гросси был пруд с золотыми рыбками, и этих рыбок кормила девушка. Бросив им последнюю горсть корма из банки, она попрощалась со своим любимцем – большеротым и особенно молчаливым экземпляром. Но стоило ей отвернуться, как послышался странный ответ. Она обернулась. «Что ты сказал, Ной?»
Ной не ответил. «Да ну тебя, дурачок!» – сказала она и отвернулась снова.
Однако тот же странный крик раздался и во второй раз. Опять оглянувшись, она со смехом сказала: «Бьюсь об заклад, Ной, что ты говоришь это всем девушкам». Но, несмотря на смех, теперь ей удалось заметить, что неожиданный звук, привлекший ее внимание, доносился из маленькой бухточки поодаль, рядом с небольшой рощицей. Это был весьма необычный звук, тот самый, что уже давно жил у Грейси в душе, хотя она этого и не сознавала, – голос чего-то нового, ненайденного и притягательного, и на миг она застыла как вкопанная, глядя в небо, на случай если это окажется птица, которой она никогда прежде не слышала. Но в глубине души она знала, что это не птица, и спустя минуту двинулась туда, откуда загадочный звук донесся вновь, – к его источнику.
Источником его был тенистый уголок на берегу бухточки, источником его было море. Источник был бог знает где. А на самом-то деле этот источник скрывался в маленькой, разбитой, совершенно непригодной для морских путешествий плоскодонке, в которой стояла корзина для белья, и оказался он маленьким мальчиком, таким славным – это было видно даже в быстро сгущающихся сумерках, – что она немедленно схватила его на руки с восторженным возгласом и принялась баюкать. Наверное, ребенка отправили в плавание с какого-нибудь проходившего мимо дряхлого пароходика, но сейчас Грейси об этом не думала. Довольная, она просто отправилась в лесок вместе с найденышем.
По другую сторону этого небольшого леса происходили другие события, которые также весьма удивили бы мистера Ван Гросси. Малютка Гей, едва сойдя с поезда, кинулась в лес, где у нее было назначено свидание с кандидатом на руку Грейси, столь придирчиво избранным ее отцом. Там, в уединенной беседке, влюбленные встретились и страстно обнялись, тогда как в самой вилле Джордж получал более подробные инструкции касательно своего задания.
Миллионер и рекламный агент вышли прогуляться в сад. Когда они приблизились к лесной опушке, их ушей достиг тот же крик, какой несколько минут назад услышала Грейси. «Что это было?» – спросил Ван Гросси, но Джордж, еще не освоившийся на новом месте, предпочел не высказывать никаких догадок. Он хотел разобраться во всем своим умом и, хорошо запомнив, откуда донесся крик, решил с минуту поразмыслить. Вскоре звук повторился. На сей раз Джордж сказал себе: «Ну, если это не ребенок, значит, я никогда не слышал, как кричат дети» и обернулся к хозяину. «Давайте так: вы пойдете туда и проверите, – он нарочно указал в противоположном направлении, – а я пойду в ту сторону». Не успел озадаченный пожилой джентльмен двинуться туда, куда ему предложили, как Джордж уже бросился на звук. Спустя мгновение он наткнулся на свою недавнюю попутчицу, незнакомого юношу и девушку постарше с ребенком в корзине. Эти две пары явно только что сошлись вместе; ребенок был центром всеобщего оживленного внимания, и Джордж, не раз попадавший в странные ситуации, очень быстро заслужил доверие всей компании.
Стали гадать, как поступить с малышом. В первый раз увидев девушку, которую ему предстояло рекламировать, и желая сделать происходящее как можно более интересным и таинственным, Джордж поддержал идею временно скрыть находку от сурового отца семейства и передать ребенка, которого Грейси уже твердо решила усыновить, на попечение старой няньки. Затем он в раздумьях отправился на поиски старшего Ван Гросси, решив, что составлять окончательное мнение о мисс Грейси пока еще рановато.
И он был прав, ибо на следующий день Грейси предстала перед ним во всей своей красе.
Ее попросили окрестить судно отца, и со всей округи собрались желающие поглазеть на торжественную церемонию и поаплодировать. Джорджу мероприятие казалось беспроигрышным: он не понимал, как здесь можно наломать дров. Но талант Грейси снова проявил себя, и в тот миг, когда ей следовало разбить бутылку о нос судна, готового соскользнуть со стапелей, она вздумала помахать публике, уже занеся бутылку над головой. Судно пришло в движение, и Грейси поторопилась закончить свою миссию, но не попала в цель и, развернувшись по инерции, чуть не полетела кувырком в воду. Сочувственные зрители подхватили ее на руки, но, едва пробормотав «Где я?», она, нимало не смущенная, в развевающейся юбке, опрометью кинулась вдогонку за яхтой, быстро скользящей вниз. Грейси добежала до конца стапелей в ту секунду, когда судно очутилось в воде, бесстрашно взмыла в воздух в отчаянном прыжке сомнительной эстетичности – и, достигнув таки своей цели, в расплату за это медленно погрузилась в залив. Джордж быстро нырнул за ней и извлек ее на поверхность, немедленно вслед за тем осознав, что недооценил сложность своей задачи. Как специалист он должен был показать, что Грейси вполне взрослая, развитая, грациозная женщина. Наутро в газетах не было ничего, кроме язвительных намеков, но и этого оказалось достаточно, чтобы он стиснул зубы и пообещал себе, что впредь все будет иначе.
Ему на ум пришла такая идея: поскольку среди музыкантов полно чудаков, можно надеяться, что любое отступление от условностей, которое Грейси позволит себе по этой части, будет выглядеть простительным. Поэтому он решил отрепетировать с ней эффектный концертный номер, благо среди его многочисленных дарований числилось и это. Осторожность заставила его назначить репетицию за несколько дней до концерта; она должна была состояться утром в гостиной усадьбы Ван Гросси. Ребенка по-прежнему содержали под надзором доверенной няни, но Грейси умудрилась тайком притащить его на репетицию. Аккомпанируя ей на фортепиано, Джордж убедился, что она не лишена известных способностей, и сосредоточил все свое внимание на слаженности исполнения. Грейси же, напротив, разрывалась между своей мнимой любовью к арфе и интересом к малышу, играющему возле нее на полу. Когда ребенку вздумалось вскарабкаться по арфе, как по горке, она стала покорно наклонять ее, чтобы ему было удобнее лезть, а ничего не подозревающий Джордж продолжал брать свои аккорды, давать ей советы и сокрушаться, не понимая, отчего их дуэт звучит чем дальше, тем хуже. Он злился все сильнее и сильнее, а малыша, обнаружившего, что восхождение ему по силам, все больше разбирало любопытство. Грейси тоже – а ее интерес к музыке соответственно падал. Ее инструмент наклонился уже настолько, что она фактически очутилась под ним и перебирала струны кое-как, откинувшись назад под углом, опасным для жизни.