Homo Deus. Краткая история будущего - Харари Юваль Ной. Страница 22
Даже нобелевские лауреаты по экономике принимают минимум решений с ручкой, бумагой и калькулятором в руках; за 99 процентов наших решений, включая жизненно важные (касающиеся выбора супруга, профессии, места жительства), отвечают высокоточные алгоритмы, которые мы называем чувствами, эмоциями и желаниями [80].
Поскольку эти алгоритмы управляют жизнями всех млекопитающих и птиц (и, возможно, некоторых рептилий и даже рыб), когда люди, павианы и свиньи испытывают страх, в сходных участках их мозга протекают сходные неврологические процессы. Поэтому испуганный человек, испуганный павиан и испуганный боров, видимо, схожи в своих переживаниях [81].
Павлин и мужчина. Когда вы смотрите на эти образы, информация о пропорциях, цветах и размерах обрабатывается вашими биохимическими алгоритмами, заставляя вас чувствовать притяжение, отвращение или безразличие
Хотя, безусловно, есть и отличия. Свиньям не свойственны ни глубокое сострадание, ни запредельная жестокость, к которым склонен Человек Разумный. Неведомо им и чувство изумления, которое охватывает человека, созерцающего звездное небо. Вероятно, у свиней тоже есть какие-то эмоции, незнакомые людям. Но существует одна, самая главная эмоция, которая присуща всем млекопитающим: взаимопритяжение матери и детеныша. Собственно, по ней они и получили свое название – млекопитающие. Млекопитающие мамаши так любят своих малышей, что позволяют им сосать молоко из своего тела. А детеныши млекопитающих чувствуют неодолимую потребность в матери, в ее близости. В естественных условиях поросята, телята и щенки, оставшиеся без материнской опеки, обычно долго не протягивают. До недавнего времени так же обстояло дело и с человеческими детьми. В свою очередь, свиноматка, телка или сука, которая по причине какой-то редкой мутации не печется о своем приплоде, может прожить длинную и гладкую жизнь, но ее гены не передадутся следующему поколению. То же самое относится к жирафам, летучим мышам, китам и дикобразам. Можно спорить о любых других эмоциях, но совершенно очевидно, что, поскольку молодые млекопитающие неспособны выживать без материнской заботы, материнская любовь и сильное взаимопритяжение между матерью и детенышами характерны для всех представителей класса [82].
Ученые долго не хотели это признавать. Еще совсем недавно психологи сомневались в важности эмоциональной связи между родителями и детьми даже у людей. В первой половине XX века, несмотря на влияние фрейдистских теорий, главенствовал бихевиоризм [83], утверждавший, что отношения между родителями и детьми строятся на материальной основе, что детям прежде всего необходимы еда, кров и медицинское обслуживание; детей привязывает к родителями лишь то, что последние их всем этим обеспечивают. Ребятишек, которые напрашивались на нежности, объятия и поцелуи, считали «испорченными». Детские психологи предупреждали родителей, что заласканное, зацелованное чадо вырастет требовательным, эгоистичным и неуверенным в себе [84].
Джон Уотсон, ведущий в 1920-х годах авторитет в области детского воспитания, строго наставлял: «Никогда не обнимайте и не целуйте [своих детей], никогда не сажайте их на колени. В случае крайней необходимости поцелуйте один раз в лоб, когда они отправляются спать. Утром поздоровайтесь с ними за руку» [85]. Популярный журнал «Уход за ребенком» объяснял, что секрет воспитания заключается в том, чтобы блюсти дисциплину и удовлетворять материальные нужды детей в строгом соответствии с распорядком дня. Статья 1929 года внушала родителям: «Если младенец криком требует еды раньше обычного часа кормления, не берите его на руки, не качайте, чтобы он успокоился, и не нянчитесь с ним, пока не придет время кормить. Ребенку, даже крошечному, плач не повредит» [86].
Только в 1950-х и 1960-х годах специалисты начали отказываться от жестких бихевиористских теорий и признавать первостепенную важность эмоциональных потребностей. В ряде знаменитых (и шокирующе жестоких) экспериментов психолог Гарри Харлоу отнимал новорожденных малышей у их матерей-макак и запирал в маленьких клетках. Когда им предоставлялся выбор между двумя искусственными «мамами» – проволочной, к которой была прикреплена бутылочка с молоком, и мягкой, покрытой махровой тканью, но без бутылочки, – маленькие макаки вцеплялись мертвой хваткой в бесполезных махровых «мам».
Эти малютки макаки знали что-то, чего не сумели понять Джон Уотсон и эксперты из «Ухода за ребенком»: у млекопитающих не одна еда на уме. Они нуждаются в эмоциональной близости. Миллионы лет эволюции заложили в макак безграничную жажду эмоционального общения. Эволюция также вдолбила в них представление, что эмоциональная близость возникает с мягкими мохнатыми существами, а не с твердыми металлическими предметами. (По той же причине маленькие дети проникаются нежностью к куклам, пледам и пахучим тряпочкам, а не к ложкам, камням или деревянным кубикам.) Потребность в эмоциональном общении настолько сильна, что обезьянки Харлоу бросали кормящих проволочных «мамаш» и переключали внимание на единственный объект, который казался способным удовлетворить эту потребность. Увы, махровые «матери» не отвечали на их любовь, и у маленьких макак развились тяжелые психические и социальные отклонения.
Сегодня рекомендации по воспитанию детей, обычные в начале XX века, вызывают недоумение. Как могли специалисты не сознавать, что у ребенка есть эмоциональные потребности и что его духовное и физическое здоровье в не меньшей степени зависит от удовлетворения этих потребностей, чем от еды, комфорта и лекарств? Но мы продолжаем отрицать очевидное, когда речь заходит о других млекопитающих. Подобно Джону Уотсону и экспертам «Ухода за ребенком» на протяжении всей истории скотоводства люди заботились о материальном довольстве поросят, телят и ягнят, пренебрегая их эмоциональными запросами. И мясная, и молочная индустрии строятся на разрыве самой сущностной эмоциональной связи в мире млекопитающих. Фермеры вновь и вновь осеменяют свиноматок и дойных коров. Но новорожденных поросят и телят забирают у матери, не дав им порой даже приложиться к ее соску и ощутить теплое прикосновение ее языка и тела. То, что Гарри Харлоу проделал с несколькими сотнями макак, мясная и молочная индустрия из года в год проделывает с миллиардами животных [87].
Аграрная сделка
Как же фермеры оправдывают свое поведение? В то время как охотники-собиратели вряд ли догадывались о том, какой вред они причиняют экосистеме, скотоводы очень даже ведали, что творят. Они знали, что эксплуатируют домашний скот, подчиняя его человеческим желаниям и прихотям, и находили себе оправдание в новых теистических религиях, которые зародились и распространились на заре аграрной революции. Теистические религии стали изображать вселенную не парламентом всех существ, а теократией, которой правит сонм великих богов или, возможно, один Бог с прописной буквы «Б» (по-гречески «Теос» – «θεός»). Обычно мы не ассоциируем возникновение теистических религий с сельским хозяйством, но их истоки находятся именно там. Теология, мифология и ритуалы таких религий, как иудаизм, индуизм и христианство, поначалу вращались вокруг отношений между людьми, окультуренными растениями и одомашненными животными [88].
Библейский иудаизм, например, угождал крестьянам и пастухам. Бóльшая часть его заповедей была связана с сельским трудом и бытом, и главными днями отдыха в нем объявлялись праздники урожая. Древний Иерусалимский храм представляется сегодняшним людям чем-то вроде большой синагоги, где священники в белоснежных одеждах приветствуют набожных паломников, сладкоголосые хоры распевают псалмы и благовония насыщают воздух. На самом деле он был больше похож на комбинацию бойни с шашлычной. Паломники приходили не с пустыми руками. Они вели за собой овец, коз, кур и прочих тварей, которые приносились в жертву на алтаре, а потом приготавливались и съедались. Псалмопение заглушалось мычанием телят и блеянием ягнят. Священники в окровавленных хламидах резали жертвам глотки, собирали в сосуды хлещущую струями кровь и лили ее на алтарь. Аромат благовоний смешивался с запахами запекшейся крови и жареного мяса, повсюду тучами вились черные мухи (см., например: Числ., 28, Втор., 12, 1 Цар., 2). Современная еврейская семья, которая по субботам жарит у себя в садике шашлыки, гораздо ближе к миропониманию библейских времен, чем ортодоксальная семья, проводящая время в синагоге за изучением священных текстов.