Заложница мага (СИ) - Елисеева Александра. Страница 14

— Может, я и не царевна, но все-таки его дочь.

— Будь ты царевной, умела бы держать себя в руках.

— Ненавижу вас!

— Знаю, — хмыкнул Грасаль, позволяя огоньку злого веселья промелькнуть в глазах, — я и не собирался с тобой подружиться.

На секунду прикрыла глаза, пряча раздражение. По щекам все еще лились горячие слезы, как я ни желала обратного. Не хотелось раскрывать душу перед князем, но пока он читал меня как раскрытую книгу. Не нуждаясь в помощи каких-либо артефактов, Грасаль точно знал, что у меня на душе. Его присутствие рядом вызывало кислый привкус омерзения во рту.

— Приведи себя в порядок. Вечером тебе доставят вещи.

Я мрачно кивнула, отрешенно размышляя, стерли ли с сундука кровь. После учебы у лекаря перестала бояться смерти. Как бы цинично это ни звучало, но никому не под силу ее избежать. Все равны перед Жнецом, сколько злата на себя ни оденут.

— Пошли.

— Боитесь выпустить из виду?

— Одни в состоянии позаботиться о себе, другие — нет. Помнишь, я говорил о фиалке?

— Отец называл таких людей хрустальными… — едва слышно пробормотала я, но советник все равно услышал.

— Не поспоришь, — приподнял Грасаль уголки губ.

— Но особое отношение зачастую лишь заточает в клетку, в которой мышцы ослабнут, а не станут крепче.

— Ты давно в клетке, Айри-ин.

— Знаю, — тихо ответила я, — но дверца все еще открыта.

Рука князя легла мне на поясницу, подталкивая вперед. Я ощутила жар в том месте, где он меня коснулся.

— Это иллюзия, — отрезал советник.

Страх встал комом в горле. Я поняла, что никогда не смогу передвигаться по дворцу одна. Если не князь, то его люди будут постоянно за мной следовать, напоминая об удавке на шее. Каждый шаг под контролем. Каждое слово — тщательно обдуманное. Я успела убедиться, что такой же поводок накинут и на отца.

Мы оба заложники Дамиана Грасаля.

Я встретилась взглядом с князем и оцепенела, осознав перспективы. Добро пожаловать в столицу, Айрин.

Глава 5

Никогда не умела быстро засыпать на новом месте. Подушка промокла от слез, глаза противно щипало, а нос заложило. Сон совершенно не шел. Я заново проигрывала в уме встречу с отцом, пытаясь понять, где просчиталась. Глупая. Во дворце повсюду соглядатаи князя. От него ничего невозможно скрыть.

Осознав, что слишком взбудоражена для сна, я легла на спину и уставилась в потолок. Пустой и безликий, он наводил тоску. Абсолютно на такой же я любовалась в монастыре по ночам, отчаянно воображая яркие звезды, нарисованные светящейся краской в моей спальне в Сагассе, но единственные, которые могла увидеть, сверкали на ночном небе — чужие и незнакомые. Все в царстве Льен отличалась от того, что я знала раньше.

Прозвучал глухой скрип. Я навострила уши. Неужели во дворце водятся мыши? Звук снова повторился, выдавая кого-то значительно тяжелее мелкого грызуна. Я кинула взгляд на канделябр и приготовилась его схватить в случае опасности. Остатки сна так быстро слетели, будто меня окунули в прорубь. Не позволяя себе расслабиться, я притаилась, выжидая появления тайного гостя и одновременно пытаясь выхватить его мысли из тьмы чужих.

— Папа! — подскочила с кровати, мгновенно забыв о подсвечнике.

— Айрин, доченька! — царь как раз отодвинул гобелен, позволяя лицезреть себя в полный рост. Я поняла всю щекотливость своего положения. Случайно или нет, но меня поселили в покои с потайным входом.

На этот раз отец сам распахнул объятья, и я не раздумывая бросилась к нему, забыв об обидах и предубеждении перед его новым положением.

— Как же ты выросла… — с тоской в голосе констатировал он. — Дай на тебя посмотрю.

Он говорил такое каждый раз, когда покидал наш дом в Сагассе, но никогда между его отъездом и возвращением не проходило так много времени. Я потянулась к стене, желая зажечь свет, но отец остановил меня, перехватив руку.

— Никто не должен знать о нашей встрече.

Глаза предательски увлажнились.

— Почему ты скрываешь, кто я?

— Айрин… — отвел взгляд царь. — Тебя представят после завершения коронации.

— Ты не признаешь меня? — мгновенно потускнев, спросила я. — Официально?

— Доченька, давай сядем. Нам есть что обсудить.

Даже если бы его мысли не бились в моей голове роем диких пчел, я все равно бы догадалась, что это значит. Нет. Он никогда прилюдно не назовет меня своей плотью и кровью. Не позволит почувствовать себя ровней и первой заговорить, не сгибаясь в этот миг, как раб перед своим хозяином. Не покажет перед всеми своей любви.

Нет. Нет. Нет!

Отказ ударил меня наотмашь. Я не понимала отца. Его поступок давал понять, что я ничего для него не значу, хотя его сердце, напротив, кричало о любви.

— Мне многое нужно тебе рассказать. Три года! Лишь Треокий ведает, как я страдал, не зная, как ты.

— Я стала заложницей князя.

— Твоя жизнь — вот мое уязвимое место, Айрин. Меньше всего я желал престола.

— Почему ты не рассказывал о своей семье? — не сдержав боли в голосе, задала я вопрос. — Зачем все это притворство, жизнь в созданном своими же руками изгнании?

Отец помрачнел.

— Ты никогда не должна была узнать о моем происхождении, Айрин. Я покинул царство Льен, еще будучи совсем юным. Тогда мне казалось, что поступаю правильно: как младший сын, я не смел рассчитывать на престол. Да и хотел ли я этого? Нет. Политика — это грязь, хоть и поданная в красивой обертке этикета. Постоянные интриги могут выдержать лишь те, кто сам их создает. Я не хотел уподобляться отцу или старшему брату.

Я нутром чуяла, что он недоговаривает, и видела в его мыслях, далеких от разговора, образ красивой светловолосой женщины, но оказалась слишком слабой, чтобы спросить — моя ли это мать. Мне не верилось, что отец, всегда заражавший своей силой, признавался в банальном… страхе. Он боялся, но чего?

Сердце царя разрывалось от боли. Я чувствовала, что ощущал он: хрупкая ладонь возлюбленной в его руке, ее звонкий смех, аромат духов… Он ненавидел придворную жизнь. Но не ненавидел ли он ее лишь потому, что она лишала счастья с околдовавшей его женщиной?

— Дамиан Грасаль создан для власти. Он нашел мою слабость и манипулирует, понимая, что я не пожертвую собственной дочерью. Искренняя любовь — лучшие нити для любого кукловода. Но не думай, что я сдался, доченька.

— Ты нашел выход? — усомнилась я.

— Многие недовольны текущим положением вещей. Князь достиг небывалых высот. Я ищу союзников в борьбе против него и уже имею успехи. Прошлого, к сожалению, не вернуть, но есть шанс сделать будущее немного светлее.

— Я не понимаю тебя, — заломив руки, отодвинулась к стене. Голос дрогнул, выдавая волнение: — Сначала ты говоришь о любви, а потом — что не желаешь называть дочерью.

— Не говори так, — покачал головой отец. — Ты не знаешь, каково жить не ради себя, а для людей. Это не просто ответственность, а настоящая клетка. Я хочу, чтобы ты сама выбирала, с кем связать жизнь и растить детей, и не переживала, полюбишь ли супруга в политическом союзе. Бастарды свободны, хотя и имеют привилегии, которых лишены другие.

— Но ведь еще несколько дней назад я чуть не стала по твоей милости пленницей подобной брачной клятвы! — искренне возмутилась я.

— И все-таки этого не произошло. Хоть какое-то давление на Грасаля я имею, раз он не дал этому случиться. Но будь покойна, Айрин: тебе бы не пришлось страдать в нежеланном союзе. Быть вдовой гораздо выгоднее, чем свободной девушкой. Я бы оставил свой промах на милость судьбе.

Жестокие слова делали отца гораздо больше царем, чем золотая корона на голове. Я горько рассмеялась, в отличие от него зная нелицеприятную истину.

— У тебя нет никакой власти над Дамианом Грасалем. Он передумал не потому, что ты его переубедил. Он решил поступить иначе, когда осознал, что ему это выгоднее.

— Может быть и так, — пожал плечами отец, даже не догадываясь, что я хочу ему сказать, — но я посеял червячок сомнения в его думах.