Попутчик - Лисина Александра. Страница 58

— Я тебя ни о чем не просил, — хмуро буркнул Белик, торопливо оправляя воротник и отползая под защиту Траш.

— Конечно, — устало закрыл глаза эльф. — Только узы заставил разорвать… Не мог нормально сказать, в чем дело, а не устраивать целый спектакль?! Языка, что ли, нет? Или страшно признаться, что был почти на грани? Что не справился с двойными узами и едва на нас не набросился? Неужели так трудно было попросить, чтобы я избавил тебя от сложностей?!

Белик насупился еще больше и забрался на приоткрывшую один глаз хмеру, растянувшись прямо на шипастой спине и обвив руками мощную шею. Уткнулся в надежную броню подруги и так замер, не в силах пошевелиться. Кажется, он подпитывался от нее потихоньку. В темноте его лица почти не было видно, только зеленоватые глаза чуть посверкивали да уши слегка порозовели, но Таррэн уже знал, что не ошибся. Знал с того самого момента, когда в странном наитии наложил узы единения и вырвал мятущееся сознание Гончей из плена звериных эмоций.

— Я думал, что справлюсь, — наконец тихонько шмыгнул носом пацан.

— Думал он, — передразнил эльф. — Не знаю, о чем ты вообще думал! Тебе вторые узы были нужны, как собаке пятая нога! Так зачем ты вообще в это ввязался?!

— Вторые узы должны были уравновесить первые, — совсем тихо возразил Белик. — Если бы не они, я бы сорвался раньше. Мы еще с вечера почувствовали, что дело плохо, когда разозлились на тебя и едва не зашибли, только я никому не сказал. Лишь Каррашик сообразил да Траш забеспокоилась, а больше никто и не понял.

— Почему ты не сказал хотя бы мне?! Я тебе что… — Таррэн неожиданно осекся.

«Враг?» — хотел он спросить, но вовремя вспомнил пустой и бесстрастный голос в своей голове, холодное: «Я всегда тебя жду», — и с досадой поджал губы. Да уж, тоже мне, друг нашелся. Если в тот момент мальчишка и врал, то совсем чуть-чуть, для большей убедительности.

Белик, словно поняв все без слов, отвел глаза, а потом так же тихо добавил:

— С узами действительно стало полегче. Ты меня здорово разгрузил и помог одолеть половину пути, успокоиться… У тебя очень сильная воля. Но потом все снова вернулось, и их пришлось срочно рвать. А поскольку узы накладывал именно ты, то и снимать нужно было тебе, иначе Дядько бы обязательно что-нибудь заподозрил и потребовал сделать какую-нибудь глупость. Вроде того, чтобы переждать в безопасности или зайти на тропу позже, после отдыха. А нам нельзя было задерживаться. Никак. Потому что нам с Траш второй раз теперь только дня через три можно объединиться, не раньше, иначе снова получится, как сегодня. Но время было слишком дорого: стоило соваться на тропу, если потом три дня на ней куковать? Вот я и… слегка приврал.

— Только слегка? — вздернул тонкую бровь темный.

— Угу. А чтобы ты поверил, заставил себя вспомнить свой самый первый день на тропе, когда мы с Траш оступились и рухнули с лестницы. Дерьмово нам тогда было. Хуже некуда. Но если бы ты от души хлебнул того, что и я тогда, если бы прочувствовал на своей шкуре то, через что прошла сегодня моя красавица, стало бы совсем плохо. А я все же не настолько тебя ненавижу, чтобы заставлять слышать нашу боль. Неправильно это. Нечестно, хоть ты и темный. И потом, если бы нам сегодня не повезло… — Пацан неслышно вздохнул. — Поход все равно нельзя отменить: он слишком важен. И ты… тоже.

Таррэн секунду ошалело таращился, не в силах поверить в то, что услышал, а потом едва не расхохотался со злости.

Потрясающе! Мало того что его опять провели с узами, как ребенка, так теперь еще и сообщают, что он — его ушастое высочество — должен добраться до Лабиринта во что бы то ни стало! Иными словами, его будут беречь и опекать, как заморскую царевну, чтобы, не дай бог, пальчик не прищемил и красоту свою не попортил!

Его собирались защищать до последнего, так как он был важен. И кто?! Наглый человеческий детеныш, у которого хватило ума и изобретательности, чтобы уберечь напарника от боли, страха, опасно натянувшихся уз, которые едва не превратили пацана в настоящую хмеру, а заодно — чуть не свели с ума его вторую пару.

Этот детеныш берег его всю дорогу, охранял, как мог! Даже на узы треклятые решился, чтобы быть полностью уверенным! А потом так же решительно от них избавился, едва почувствовал, что они стали гораздо более опасными, чем полезными! О владыка!

— Ты должен добраться до Лабиринта живым, — бесстрастно подтвердил Белик, правильно расценив выражение лица перворожденного. — И ты до него доберешься.

Эльф посмотрел на пацана с плохо скрываемой издевкой:

— Спасибо, но я привык заботиться о себе сам.

— Пока ты в пределах, мы за тебя отвечаем. Вернее, за тебя отвечаю я. А значит, доведу до места целым и невредимым. Я поклялся. Дальше уже твоя работа, в этом ты разбираешься лучше. Но до того момента ты моя головная боль.

— Вот порадовал. Всю жизнь мечтал о такой чести!

— Кто тебя знает? Может, и мечтал, — лицемерно вздохнул Белик, устраиваясь поудобнее. — О вас, ушастых, столько гадостей говорят, что теперь даже не знаешь, чему верить.

Таррэн перехватил ехидный взгляд хмеры и пораженно застыл. Нет, ну надо! А ведь они провели его вдвоем! Да так ловко, что он сам сообразил, в чем дело, лишь когда рискнул накинуть вторые узы на взбесившегося, слишком тесно слившегося с Траш пацана, который, похоже, всю дорогу забирал ее боль и усталость. И никому не только не сказал, а даже не намекнул, на какой риск пошел ради того, чтобы люди выжили. Даже Урантар, похоже, не в курсе. Эльф сам только краешек успел подсмотреть — случайно, мимоходом. Всего крохотный кусочек, прежде чем его затянуло в бешеный водоворот чужих чувств и едва не свело с ума. Но в тот краткий миг он успел осознать одну вещь, о которой прежде не подозревал. И увидеть единственно важную для Белика задачу, о которой он не забыл даже на грани безумия: сохранить темному эльфу жизнь. Несмотря на давнюю ненависть. Вопреки бунтующей памяти. Любой ценой, потому что этого требовал долг. Он поклялся.

Малыш рискнул всем ради того, чтобы кровный враг прошел проклятое ущелье без потерь. Заставил себя на время забыть о прошлом, запер эмоции на замок, пожертвовал очень многим, чтобы все получилось. Едва сам там не остался! Но все-таки сумел, вытащил свою куцую «стаю» из западни. А теперь вот заслуженно отдыхает, до сих пор не в силах избавиться от уз единения и, похоже, все еще чувствуя раны и ссадины Траш как свои собственные, а то и имея такие же. Не зря ж у пацана опять вся куртка мокрая.

Эльф оглядел изможденное лицо Белика, его бессильно свесившиеся со спины подруги ноги, безвольно опущенные руки и неожиданно подумал, что никогда не рискнул бы лежать на костяных иглах хмеры животом вниз. Если она чуть пошевелится, если вздрогнет или (упаси боже!) встревожится, машинально поднимая свой устрашающий гребень… м-да, не хотелось бы потом вытаскивать колючки из задницы. А Белик ничего, похоже, даже дискомфорта не чувствует.

Таррэн недоуменно покачал головой.

Удивительно, но он до сих пор не мог понять этого двуличного пацана. В свои пятьсот с лишним лет он, казалось бы, узнал о людях все, что только можно, познал все грани их несложного бытия и изучил то, что было доступно. А это, надо сказать, немало! Но Гончая, этот хрупкий маленький человечек вот уже которую неделю ставит его в тупик. Никак не удавалось понять, что он за существо!

Он перебирает многочисленные маски так легко, будто живет не тридцать, а три сотни лет! Сегодня надевает одну личину, завтра — вторую, послезавтра — третью и в каждой чувствует себя одинаково органично. Он, словно проницательный старец, с поразительной легкостью угадывает человеческие слабости и хладнокровно использует их там, где считает необходимым. Он с изумительной точностью чует малейшие колебания чужого настроения, безошибочно умеет их предугадывать, провоцирует, а затем невероятно точно бьет туда, где нашел слабину. Бьет так же больно, как в живую мишень, явно не испытывая угрызений совести. Он умело использует преимущества своей необычной внешности, заставляя людей даже сейчас, когда точно известен его возраст, все равно воспринимать его несерьезно, как пронырливого сопляка, на которого просто грех сердиться. Как у него это получается — уму непостижимо, но ведь получается же! Однако каков он на самом деле, вот в чем вопрос.