Попутчик - Лисина Александра. Страница 90
Таррэн, чувствуя себя опустошенным, глубоко вздохнул. А когда осознал, что произошло, и понял, как действовать дальше, медленно открыл глаза, ничуть не удивившись опустевшему полю.
Да, теперь он знал, что прогулка по Проклятому лесу будет для него гораздо более простой, чем представлялось вначале: ни одна из живущих там тварей не посмеет к нему прикоснуться, не решится напасть, пока в нем бурлит сила Изиара. Это горькая истина, которую ничто не изменит: ни боль, ни жизнь, ни даже чужая смерть. Проклятый лес стал ему полностью послушен и покорен, как верный раб у ног своего повелителя. Он может отправиться хоть сейчас, один, и нигде не встретит преграды, вплоть до самого Лабиринта. Теперь проводник стал не нужен — лес откликнулся на зов и не позволит ему отклониться от цели. Никогда. Потомок Изиара всегда найдет Лабиринт по зову крови, всегда различит его тихий шепот, не промахнется и не повернет обратно. Теперь путь стал почти безопасен, и за Траш с Каррашем можно не беспокоиться. Вот только цена этого знания оказалась слишком высока, ведь Белика рядом уже не будет.
Таррэн на мгновение замер, справляясь со знакомой смертной тоской, и тихо вздохнул: «Прости, малыш, за то, что я так долго медлил. Прости мою слабость и… спасибо за все. Надеюсь, этот огонь доставил тебе удовольствие. Считай, что это прощальный подарок, мое отчаяние, вся моя боль. Как память. Не песня, конечно, но все же… Хотя, если выживу, непременно сыграю и ее. Так, как ты любишь. Клянусь…»
Темный эльф коротким жестом погасил бешеный огонь, убедился, что по ту сторону стен не осталось ни одного живого существа, осмелившегося бы напасть на заставу в ближайшие семь дней. Именно такой срок отмеряется безумцу, чтобы войти в Лабиринт. Властно успокоил бушующий внутри ураган древней магии. Внимательно проследил, как утихает свирепое пламя в его руках, заставил тяжкое бремя вины пугливо прижаться и неспешно уползти на дно. С усилием отогнал непрошеное отчаяние, отодвинул в сторону нещадно грызущую боль, встряхнулся, потому что не имел права на слабость, и, вернув себе невозмутимое выражение лица, упруго спрыгнул со стены.
Ну, есть вокруг кто живой? Или все сбежали?
Он вопросительно поднял черную бровь, стряхнул пепел с еще горячего плеча и с некоторым удивлением признал, что живые есть, и немало. Причем, как ни странно, Стражи почему-то не шарахнулись от него. Просто отошли в сторонку, чтобы случайно не подпалило пятки, и теперь совершенно спокойно ждали продолжения. Ни страха, ни мрачного обещания в глазах, ни даже беспокойства. Лишь вежливое удивление и молчаливый вопрос: мол, ты как, ушастый, пришел в себя?
Таррэн на мгновение даже растерялся: кажется, его жутковатые способности и то, что он оказался одним из сильнейших магов своего народа, никого особо не удивили? Дескать, ну, эльф. Ну, маг. И что дальше? Невозмутимо пожали плечами, одобрительно похлопали по плечу и разошлись по своим делам. И светлые не лучше — с пониманием кивнули, после чего совершенно спокойно вернулись к прерванному разговору.
Таррэн озадаченно кашлянул.
— Очень впечатляюще, — скупо похвалил воевода, едва страшноватые искры в глазах эльфа окончательно угасли. — Приятно видеть опытного мага за работой. Мое уважение, хранитель. Не знаю, зачем ты так долго скрывал свою силу, но очень рад, что не ошибся в предположениях.
Темный эльф коротко кивнул и сделал вид, что не заметил откровенно опасливых взглядов от бывших попутчиков — единственных, кто хоть как-то отреагировал на его преображение. Наверное, они даже не думали, с кем довелось делить кров и пищу долгие недели пути. Вон как рыжий ошалел: прямо хоть портрет пиши, хоть статую ваяй, хоть гордись собой, что в кои-то веки сумел надолго выбить его из колеи. Есть чем похвастаться, потому что хранители испокон веков имели отношение к правящему дому, как у светлых, так и у темных. А у темных к тому же они и сами являлись носителями крови Изиара, хотя, конечно, не были прямыми наследниками.
— Ну… э-э-э… — вяло промямлил рыжий, когда взгляд темного эльфа остановился на нем. — Предупредил бы хоть! Я б тогда поменьше дергался, зная, что тут под боком есть темный маг!
— Да уж, — негромко фыркнули откуда-то из-за спин молчаливых Гончих. — Осталось только медаль на грудь повесить и спеть хором гимн. Прямо страх, какую ты им гадость устроил, ушастый! И подумать только… Столько времени скрывал свои умопомрачительные способности! Я в восторге!
— Кому-то грех жаловаться, — буркнул Урантар, на мгновение обернувшись. — У кого-то совести, между прочим, хватает даже сейчас морочить людям головы. Ну-ка, высунься наружу и покажи мне свою наглую физиономию.
— Щас! Я в таком виде вообще никуда не высунусь! Шранк, ты мне друг? Ты же поделишься своей большой и теплой курткой?
— И не надейся.
— Что?!
— Пока не умоешься и не приведешь себя в порядок, не дам, — твердо повторил Шранк, старательно сдерживая торжествующую ухмылку. — Она у меня одна-единственная, и я ее очень ценю, а на тебе любые доспехи горят, как в огне. К тому же в таком виде… мм, ты неплохо смотришься. Пожалуй, я даже рискну сказать Крикуну спасибо.
— Пинок ему под зад, а не спасибо!
Таррэн на какое-то время потерял дар речи.
«Боги, я что, сплю? — пронеслось в голове у Таррэна. — Крепко сплю, и все это мне снится? Как же, откуда? Я же видел, как Белика сожгло! Как саламандра надвое перекусила, а потом еще и огнем опалила для верности! Но этот голос, этот вечно недовольный и преувеличенно рассерженный голос я бы не спутал ни с чем в целом мире! Боги… Неужели?!»
Эльф во все глаза уставился на невозмутимого Дикого пса, что стоял к нему лицом и упорно загораживал собой что-то мелкое, но, как всегда, язвительное и вечно бурчащее. А именно — дурного, языкастого, стервозного и совершенно несносного пацана, который, как и в прошлый раз, явно не собирался помирать!
Шранк хмыкнул, правильно расценив вытянувшиеся лица откровенно растерявшихся чужаков и их неуверенные взгляды, а затем улыбнулся так, что Таррэн отчего-то почувствовал себя полным дураком. Иными словами, совершенно перестал что-либо понимать.
Но разве после такого выживают?!
— Э-э-э… Белик? — осторожно позвал Весельчак, силясь хоть что-то разглядеть за спинами Гончих.
— Чего?
— Ты… это… живой, что ли?!
— А ты не рад? — сердито засопел невидимый пацан.
У Таррэна радостно екнуло сердце. О темный владыка, он действительно живой! Может, обгорел, поцарапался, поломал что-то, но, кажется, не лежит пластом и не находится при смерти. Потому что умирающие таким бодрым голосом никак не разговаривают!
Весельчак странно кашлянул:
— Ну, рад, конечно. Только… Белик, как тебе это удалось?! Открой страшную тайну, пока я не помер от любопытства. Она ж тебя пополам перекусила! И еще огнем шарахнула потом!
— Вот так, — пробурчал Белик, не торопясь выходить на свет. — Крикуна надо благодарить за доспех. А затем его же и удавить, потому что этот дрянной, наглый, бессовестный, бородатый… Литур! Перестань на меня таращиться! Отвернись, пока цел!
— Извини, — смущенно отозвался молодой воин, неловко поднимаясь и торопливо отводя глаза. — Просто это немного… Белка, я совсем не хотел, чтобы ты…
— О Торк! Ну, Крикун! Ну, погоди, мерзавец! Дай только на ноги встать! Я тебе так… за твой подарочек… ох!
Шранк молниеносно развернулся и как раз успел подхватить пошатнувшегося Белика под локоть. Очень бережно, осторожно, будто тот был хрустальным, а не выдержал каким-то образом давление чудовищных челюстей. При этом невольно сдвинулся с места, позволив наконец заглянуть себе за спину, дал возможность убедиться всем желающим, что Белик действительно живой. Только бледный чуть не до синевы, со слегка обгоревшей челкой, раздраженный и… совсем не такой, каким должен быть после дикого жара огненной саламандры.
Таррэн целую секунду оторопело таращился на это чудо, силясь осмыслить то, о чем кричали его глаза, а затем почувствовал, как мир в который раз переворачивается с ног на голову. Как плывет под ним земля, как взрываются мелкими осколками все его прежние догадки, сомнения и непонятные страхи. Как взлетают и рассыпаются на мелкие частички миллионы самых разных предположений. Как бесследно растворяются в той ослепительной истине, что обнаружилась только сейчас, когда скрытная Гончая в силу ряда причин почти целиком лишилась одежды, за исключением удивительного, прекрасного, неповторимого доспеха, укрывающего ее от носков до кончиков пальцев на руках подобно второй коже.