Время вьюги. Трилогия (СИ) - "Кулак Петрович И Ада". Страница 276

  - Это отличный отряд террористов. Вы что, не читаете газет и не знаете, кто чаще палит по губернаторам?

  Грегор измученно вздохнул и просто сказал:

  - Да я не думал в этот момент о газетах и террористах. Я думал, что Клайву придется совсем плохо, мне придется плохо, а еще и этим беженцам несчастным достанется, за то, что они сидели в своем, замечу, лесу, и никого не трогали. Потом к нам присоединились остальные семеро, и мы больше этот случай не обсуждали, тихо-мирно вернулись в штаб. Только, когда я шел отчитываться, Клайв на меня так посмотрел, что у меня сердце заныло.

  - И из жалости к товарищу, устроившему, кстати сказать, диверсию, вы смолчали?

  - Да нет, не из жалости. Я думал все рассказать, ну, только без чиха, мол, ветка хрустнула, а у кого - хоть бейте, не знаю. Вот только в предбаннике я встретил знакомого капитана.

  Эдельвейс насторожился. Он нюхом чуял, что здесь начинается самое интересное:

  - Имя у капитана есть?

  - Да, Тар. Бернгард Тар, мы с ним были однокашниками в училище. Ну, он меня увидел, заулыбался, стал про жизнь расспрашивать.

  - И про разведку, конечно?

  - Нет! Нет, я бы тогда понял. Только про жизнь. Ну, и что я такой смурной спросил. Я ему про разведку ничего не сказал, зато рассказал, где живу теперь, что жениться в апреле собираюсь. Медальон с портретом Амалии даже показал, дурак... А он начал расписывать про свою жизнь, как до капитанских погон дослужился, как важно хороший послужной список иметь. Я сидел, уши развесив, а в голове у меня крутилась мысль, какую строчку мне сейчас в личное дело вкатают, когда сознаюсь, что разведку провалил. Деда опозорю. И было бы ради чего, там же не вооруженный отряд партизан, а больше женщины-девочки с косами, понимаете? Ну, и про Амалию подумал. Одно дело - выходить замуж за лейтенанта, в скором времени капитана, и совсем другое - за солдата, да еще в каком-нибудь дальнем пограничье. Ведь меня за такие подвиги могли разжаловать...

  - Еще как могли, - безжалостно подтвердил Эдельвейс.

  - На докладе я сказал, что разведка прошла чисто и никаких сил противника мы не обнаружили.

  - И в сумерках Звезда попала в засаду, были погибшие и раненые. И малолетки с имперскими винтовками в кустах.

  - Да. Я, когда узнал, чуть с ума не сошел. У меня подскочила температура, потащили в госпиталь, я как в тумане все помню. А потом - снова Тар пришел, усмехнулся так, как будто мы с ним за одно. Сказал, что в моих интересах подписать бумагу, что меня вчера утром ангина с ног свалила и я никогда не проводил этой проклятой разведки, а провел ее Клайв. И тогда все выйдет так, что я просто болел, и никто меня под трибунал не отправит за заведомую ложь. Я все подписал. Он обещал, что никто и никогда не узнает. Обещал!

  - Вас не учили, что верить шпионам вредно для здоровья?

  Грегор вздохнул:

  - Учили или не учили, только я на Амалии собирался в апреле жениться. И мне двадцать один год.

  - После всего Тар еще связывался с вами?

  - Нет, никогда. Я сразу взял отпуск по состоянию здоровья, потом - по семейным обстоятельствам. Мне было очень стыдно возвращаться.

  - И вы вот так сидели с января месяца и думали, что это случайность?

  - Я вообще старался об этом не думать. Послушайте, мессир Винтергольд, вы можете, если хотите, отправить меня под трибунал - да хоть сразу на расстрел - но поверьте мне: если бы я с самого начала знал, что последует за моей ложью, я бы все рассказал.

  Как ни странно, вот этому Эдельвейс поверил безоговорочно. Перед ним действительно сидел несчастный мальчишка, попавший как кур в ощип. Другое дело, что за глупость этого мальчика заплатили совершенно другие люди, и цена оказалась высокой.

  - Если нужно, я готов во всем сознаться и подписать все, что прикажете. Только, умоляю, не говорите Амалии и деду. Пусть им скажут что-нибудь другое.

  Из круглых синих глаз потекли слезы. К счастью, Эдельвейс жил на свете тридцать с лишним лет и за это время видел достаточно, чтобы такими дешевыми эффектами не впечатляться. Слезы, в отличие от крови, стоили недорого.

  - Вовремя вы деда вспомнили. Вы живы как раз потому, что ваш дед - Вильгельм Вортигрен. Клайва вот убрали быстро. Думаю, полковник Дэмонра не начала тщательно искать, кто проводил разведку, по той же причине. Она не стала бы топить внука человека, которому многим обязана. Вам никто не обязан ничем, и, тем не менее, вы живы, а женщину, полк которой попал в засаду из-за вашей глупости и трусости, ждет трибунал и, скорее всего, расстрел. Зато Амалия вышла за вас, а послужной список не испорчен. Спите спокойно. Дорогу к выходу я сам найду.

  Эдельвейс покидал особняк со смешанным чувством брезгливости и злой радости. Он готов бы голову свою поставил против трех грошей, что парнишка всеми правдами и неправдами прорвется на заседание и расскажет, как все произошло на самом деле. Скорее всего, ни Грегору, ни Дэмонре от таких гражданских подвигов лучше не станет, но он, Эдельвейс, увидит тех, кто будет этому больше всего мешать. Профессиональное чутье подсказывало ему, что капитана Бернгарда Тара искать среди живых уже несколько поздно.

  Действительно, человек с таким именем был убит на случайной дуэли в карточном клубе более полугода назад. Все веревочки оборвали очень тщательно и кардинально, чтобы не сказать профессионально. Получив эту информацию, Эдельвейс подумал, что нити заговора тянутся либо слишком далеко, либо слишком близко. От последней мысли ему сделалось не по себе.

  3

  Не то чтобы Ингрейна имела что-то против кабинета своей предшественницы - скорее он ей даже нравился, особенно вид вековых елей из окна на закате, однако в последние дни нордэне стало особенно тошно там находиться. На утро после разговора в доходном доме она, запершись на замок и проклиная себя за глупость, облазила все закоулки в поисках подброшенных улик и слуховых отверстий в стенах, но не нашла ничего, кроме паутины и припрятанной в вентиляции полупустой бутылки даггермара. Соблазн напиться был велик, как никогда в жизни, но Ингрейна сдержалась. Ей хватало того, что за прошедшую со встречи с Вейзером неделю она уже дважды дышала эфиром, чтобы хоть как-то успокоить нервы. Ничем хорошим это, конечно, закончиться не могло. Ингрейна почти физически чувствовала, как на ее шее затягивается петля. Иногда нордэну даже посещала мысль, что все происходящее ей снится, потому что такое не могло случиться на самом деле, в самом сердце столицы, среди белого дня и доброй сотни людей, обязанных защищать существующий порядок.

  Четверг прошел без происшествий, как и неделя до этого. В штабе сделалось очень, очень тихо, даже Маэрлинг перестал учить рядовой состав всяким гадостям. Ингихильд, сидевшей за бумагами с половины девятого утра, казалось, что стены вокруг нее смыкаются и воздуха в кабинете почти не остается, поэтому она вылетела в коридор, едва стрелки на часах подползли к восьми вечера. Коридоры уже почти опустели. Она почти механически добралась до курительной, толкнула дверь и рухнула в продавленное кресло у окна, пахнущее табачной горечью. В середине дня здесь еще крутились офицеры, но вечером, конечно, не было ни души, так что она могла покурить в свое удовольствие, не рискуя нарваться на любопытные взгляды. Нордэна толкнула оконную створку, чтобы впустить в пропитанное запахом табака помещение хоть немного воздуха, и тут ее взгляд остановился на блестящем предмете, лежащем на дальнем от нее конце подоконника. Предмет при ближайшем рассмотрении оказался дорогим портсигаром, по-видимому, серебряным, прекрасной работы, с роскошной монограммой "М" и инициалами "В.В.Г.Ф" на внутренней стороне. Не требовалось большой смекалки, чтобы угадать владельца этой вещицы: много денег, нуль аккуратности и очень сложное имя.

  Не успела Ингрейна подумать об избалованном дурне, который, надо думать, в месяц пропивал годовой бюджет среднего села, и потому терял свои манатки в самых неожиданных местах, как дверь приотворилась и внутрь проскользнул Маэрлинг. Когда он увидел ее, на породистом лице промелькнуло замешательство, быстро сменившееся желанием уйти. Не иначе, опять натворил что-то такое, за что потом следовало долго высаживать розы и морковку.