Время вьюги. Трилогия (СИ) - "Кулак Петрович И Ада". Страница 290

  - Там будут решетки на окнах, в этом чудесном доме с видом на озеро?

  Нордэна опустила глаза.

  - Я бы предпочел по-быстрому. Не хочу гнить в четырех стенах.

  - Наклз, ты не так понял...

  - Я все прекрасно понял. Я не против умереть, но не хочу еще год или два, или пять умирать в богадельне. Я много плохого в жизни сделал, но такого не заслужил.

  - Ты добьешься того, что я сейчас заплачу, и все, - глухо сказала Магда, глядя в сторону. - Тебя Дэмонра очень любила. Я к тебе очень хорошо отношусь. Но...

  - Да-да, всему есть предел. Магда, я понял. Вам тяжело об этом говорить, я ничего кардинально нового все равно не услышу, давайте не будем переливать из пустого в порожнее. Я ни за что не поеду в ваш чудесный дом у озера. Если вы решили меня туда упрятать - лучше стреляйте прямо сейчас. Хотите - могу вас спровоцировать, чтобы было не так тяжело жать курок? Но не ждите, что я дам вам сделать так, как "лучше" для меня же. Я сам знаю, как мне лучше. Ну все, Магда, не надо...

  Нордэна всхлипнула.

  - Эй... ну все, все, не плачьте, все хорошо закончится, все всегда хорошо заканчивается.

  - Неужели?

  - У таких людей как вы - да. Дракона обязательно убивают, можно даже из пушки, а принцесса идет под венец.

  - А чародей что делает?

  - Чародей сидит в башне и вычисляет количество звезд в небе. Но лично для меня это плохой финал.

  Магда подняла глаза и пристально посмотрела на Наклза. Тот, если не считать перебинтованной головы, выглядел ровно как обычно. Сухощавый интеллигентный тип средних лет, какому место где-нибудь в библиотеке. Вот только бед он мог натворить больше, чем все отребье Литейного района разом.

  И следовало что-то с этим решать. У Гюнтера имелось готовое решение. У Сольвейг имелось. А Магда все металась, как будто Зондэр заразила ее своими вечными сомнениями, как инфлюэнцей.

  - Сейчас ты мне расскажешь все. Как связался с магией, где служил, с кем дружил, в чем клялся. Расскажешь, как если бы я была твой самый близкий друг.

  - А если нет? - явно не пришел в восторг маг.

  - А если нет, я сделаю так, как скажет Сольвейг. А не так, как мне подсказывает сердце.

  Наклз фыркнул и откинулся на спинку кресла. Посмотрел в потолок. Фыркнул еще раз, но отмены приговора так и не дождался.

  - Магда, мою исповедь ни одна бульварная газетенка не купит, серьезно. Она даже для дамского чтива про страшные страсти и всесильный рок не сгодится. Хотя пристрелить меня после нее вам, пожалуй, будет сподручнее. Ну валяйте, Магда, спрашивайте... Только сперва сделайте мне чаю. Понимаю, звучит не слишком гостеприимно, но спуск вниз я сейчас точно не осилю, а если и осилю - говорить еще и с вашим очаровательным женихом не хочу.

  Магда молча спустилась, сообщила хмурому Гюнтеру, что все в порядке, и вернулась с чаем. Плотно прикрыла за собою дверь. Подумав, даже повернула замок. Наклз, проследив за ее манипуляциями, неприятно улыбнулся:

  - Никогда не видел толку в том, чтобы запираться.

  - Через закрытую дверь никто не войдет.

  - Через закрытую дверь никто не выйдет. Главные проблемы - всегда по эту сторону, хотите верьте, хотите нет. Ну ладно, мое почти революционное житие... Детство и отрочество, надеюсь, можно пропустить?

  - Нет. Рассказывай все с самого начала.

  - Магда, никогда не подозревал в вас садизма. Это обычно свойственно э... менее цельным натурам.

  - Наклз, ты мне свою жизнь рассказываешь, а не утонченно обзываешь дурой, идет? Давай, с чего все началось.

  Маг страдальчески скривился, словно у него зубы разболелись.

  - С метели? Нет? Ну ладно, тогда с того, что моя святая мать путалась с владельцем местной усадьбы - недокнязем в красном камзоле - но ничего, кроме, скажем так, плода любви с этого не получила. Она собиралась сделать аборт, но не успела - в Западной Рэде как раз ввели закон, по которому и роженицу, и повитуху за такие подвиги рвали конями, так что одним препоганым осенним вечером тридцать семь лет назад я родился на свет. Недоноском, выжил чудом, вот уж не знаю, чего меня так тянуло в этот паскудный мир. И совсем уж ума не приложу, что помешало матери придушить меня подушкой, но что-то помешало. Правда, я удался рыжим в титулованного, но не вполне законного батюшку, и, возможно, она планировала однажды получить с этого какой-то дивиденд. Мой брат - вроде бы от того же человека, к слову - лицом пошел в мать, и с него никакого дивиденда не предвиделось. Но это к вопросу о том, с чего все началось. Я этого, как нетрудно догадаться, не помню. Если уж на то пошло, мое первое осознанное воспоминание - это как мою сестру Ильзу лечили от видений и голосов в голове ушатами холодной воды, розгами и молитвами. Сложно сказать, что работало лучше, но годам к четырнадцати от такого лечения она окончательно тронулась умом и попеременно объявляла, что с ней говорит то некий бес, зовущий ее в ад, то белокрылый Заступник, то давший дуба в прошлом году сосед. Мать, не разбираясь в теологических тонкостях, сдала ее в местный дом скорби, поскольку и с Ильзы дивиденд был нулевой - за умалишенной девочкой, такое дело, очереди состоятельных женихов не строилось. Из четырех детей матери вообще повезло только с одним. Я, кстати, прекрасно видел те же вещи, что Ильза - в частности, серую старуху на печи - но, по счастью, лет с восьми-девяти сообразил, что молчание - золото, и благополучно молчал. Меня считали безнадежно умственно отсталым - если бы вы видели лицо моей матери, когда за мной пришли вербовщики "Цет", вы бы от смеха умерли; оно до сих пор в числе моих самых лучших воспоминаний. В детстве меня периодически поколачивали, но на общем фоне наша семейка, кроме отсутствия главы дома, ничем не выделялась. Мне вам надо описывать, что такое жизнь в деревне в неурожайный год?

  - Нет, не надо.

  - Помножьте ваши скверные воспоминания на пять, Магда, речь идет о рэдской деревне, по которой сперва прокатываются имперские сборщики налогов, а потом - калладские освободители. И так три зимы подряд. О том, что такое "полноценное питание" и "сбалансированный рацион" я узнал уже в Цет.

  - Значит, правда?

  - Правда. Можем на этом закончить?

  - Не можем. Как ты туда попал?

  - Мне тут полагается поплакать, что меня швырнули туда, как щенка в воду, или, вернее, продали на мясо. Но вообще - нет, совсем так.

  - Не совсем?

  - Не совсем. Меня действительно продали, как мясо, тут все верно, и деньги мать получила, чего отказываться, не баре. Правда перед этим я убил человека, вернее, даже двоих. Одного по неосторожности, второго - совершенно осознанно. Ну, если можно говорить об осознанности самого факта смерти в тринадцать лет. Лично я считал себя вполне бессмертным. С вашего позволения, подробности я опущу.

  - Найджел!

  - Можете не орать, меня даже не так зовут. Ладно, Магда, уговорили. Хотели - получайте. Первым, собственно, стал недокнязь. Мать ему так и не простила то ли поруганной чести, то ли слишком маленькой финансовой компенсации за нее - тут уж я не знал, не знаю и знать не хочу. И, когда богачам стали пускать красного петуха, наша деревня поднялась одной из первых. Едва местные пьянчуги подали идею, что пора валить за социальной справедливостью - ну, это когда все поровну, а в реках течет водка - мать, до этого десять с лишним лет задиравшая нос и кичившаяся своей "антиллегентностью", первая сунула Кассиану и мне вилы в руки. Сама, правда, не пошла. В принципе, думаю, хвати у нашего местного господаря мозгов оставить поместье и уйти, его вряд ли стали бы трогать, но он вышел с двумя пистолетами - красивыми такими, дуэльными, их я запомнил лучше, чем любую другую вещь в тот день - и стал доступно объяснять быдлу, что оно быдло. Надеюсь, Магда, вы понимаете, что подобные вещи срабатывают только в гуманистических романах?

  - Только не говори, что ты собственного отца...