Время вьюги. Трилогия (СИ) - "Кулак Петрович И Ада". Страница 361

  Каниан отлеживался еще две недели, пока врач окончательно не заявил, что опасности нет и поездку в комфортных условиях он выдержит. "Особые поручения" кривились, метали на Иргендвинда выразительные взгляды и, выслушав требования к тому, что такое "комфортные условия" в данном случае, посетовали, что не пристрелили человека, доставляющего такие проблемы, сразу. Каниан заверил их, что они все еще располагают такой приятной возможностью, но те эфэлскими дворянчиками с зашкаливающим гонором не были и на провокацию не поддались.

  Его в очередной раз сунули в карету с зашторенными окнами - на этот раз все щели законопатили и нигде не дуло - и колеса снова покатились по разбитым рэдским дорогам. Пока Каниана вели к транспорту, он успел заметить две вещи. Во-первых, то, что отразилось в мутноватом гостиничном зеркале, мимо которого его вели, было мало похоже на человека вообще и на Каниана Иргендвинда в частности. Вряд ли его кто-то узнал бы в Эфэле, просто потому что он сам себя не узнал бы, если бы не понимал, что смотрит в зеркало, а оттуда на него смотрит бритый почти наголо упырь. Только фамильные уши и остались в своем изначальном виде. Но, в общем, его не на балах с дамами любезничать везли, поэтому это не могло считаться проблемой.

  Проблема заключалась во втором его наблюдении. Карету украшали рэдские дипломатические номера. Либо связи агентуры Эфэла и Рэды оказались теснее, чем принято думать, либо эфэлские "особые поручения" были или уж совсем особые, или не совсем эфэлские. Двое ехали с ним в самой карете, третий - сначала вроде бы с возницей, а потом и вовсе куда-то пропал. В конце концов, Каниан решился:

  - С кем меня везут разговаривать?

  - Пасть закрой, пока не простудился. Еще раз - и мы тебя закопаем под первой же елкой, причем живьем. Надоел.

  - Кто сейчас правит Эфэлом? - рискнул Каниан. Этот вопрос интриговал его существенно больше собственной судьбы. Хотя бы потому, что там интрига сохранялась.

  - А вот об этом тебе, выблядок, следовало подумать до того, как стрелять.

  Каниан не то чтобы имел что-то против монархии в целом. Он устранял не монархию, а конкретного монарха и его наследника. Такого же наследника, может, чуть более сговорчивого и чуть менее умного, можно было достать из какого-нибудь чулана, в конце концов, у Асвельда имелся дядя, а у дяди - выводок детишек от пяти до тридцати пяти. Уж кого-нибудь регентский совет мог и подобрать.

  - И все же?

  - Сказать ему что ли?

  - Да скажи, что уж там.

  - Бунт у нас был, придурок. Был бунт, а будет революция. Если главного козла отпущения прилюдно не повесить.

  - Того, который застрелил доброго короля на калладские деньги, надо думать?

  - Того, который удрал с казной...

  - ... с которой на самом деле удрал кто-то из регентского совета? Как-то затруднительно спереть казну, будучи на колокольне в другом конце города.

  - А это уже не твоего ума дело. Вопросы остались?

  - А найти другого парня и сделать ему нужную татуировку не легче было?

  - Значит, не было. Закрой рот, пока мы тебе кляп не сунули, и думай хорошенько, вспоминай.

  - Про ретроградную амнезию после тифа не слыхали? - фыркнул Каниан.

  "Особые поручения" переглянулись:

  - Слыхали. Скополамину (1) такие мелочи не мешают. Не слыхал?

  11

  Жандармы снова приехали утром. Он снова спровадил их восвояси, предварительно вызвав из дома Элейну и объяснив ей природу недоразумения - конечно, без подробностей. Просто чтобы она поняла, что они с Маргери в полной безопасности. Еще одна неделя как в раю, только в этом раю календарь днем шел назад, а ночью намертво вставал на двадцать девятом сентября. Видимо, таким он и остался в доме, когда Элейну и Маргери забрали в той реальности, которая существовала где-то, кроме его сознания.

  Через неделю Элейна снова стала тереть пол, причитать "мы хорошие подданные" и украдкой бросать на мага какие-то нечеловеческие взгляды. Не холодные, не злые, не пустые, но очень страшные. Койаниссу потребовалось какое-то время, чтобы понять: просто с лица жены на него смотрят его собственные глаза, а это выглядело хуже любого кошмара. На десятый день она влепила Маргери затрещину, заорав, что та все равно не увидит никаких лесов, кроме лагеря "Тихий лес" и нечего протирать юбку над атласами. Маргери всхлипнула и спряталась за Койаниссом.

  Маг был бы рад ей помочь, но помочь ей было нельзя, как нельзя помочь никому в этом доме. Он уже успел убедиться, что на ночь Элейна уходит за зеркало в уборной, Маргери - в шкаф, а он, по всей видимости, остается по эту сторону, если у зеркал здесь вообще имелась "эта" сторона.

  Койанисс героически выдержал еще два дня, полных скрипа щетки о пол, "хороших подданных" и запаха гари, которым пропитался весь дом. В этот раз вышло даже хуже, чем в прошлый - Маргери тряслась и рыдала не переставая, Элейна стирала руки в кровь, драя полы, и едва не бросалась на Койанисса, когда его видела. Может, они могли терпеть еще, но маг уже не мог. Он пошел к себе, покопался в закромах, нашел сильное снотворное и сыпанул тройную дозу своим девочкам в чай за ужином. Маг не знал, сработает оно на людей, которые уже не были живы, но сработало. Сделать инъекцию яда с его практикой и набором лекарств в аптечке труда не составило. Они мирно лежали в креслах, а потом мирно осыпались в пепел, с разницей буквально в минуту, сперва Маргери, потом Элейна.

  Маг вышел во двор и подошел к кусту. Элейна, наверное, здорово его ненавидела и искромсала качественно: во время того, что маг мысленно окрестил "вторым кругом", розы больше не цвели и не звенели. Скорее всего, они и являлись якорем, и теперь этот якорь сломался. Койанисс понятия не имел, почему его связь с реальностью - уже разорванная - выглядела как рэдские розы: Рэды он не видел одиннадцать лет и не то чтобы по ней скучал, - но откуда-то из его настоящего эти розы пришли. Помочь, правда, не сумели. Он как был заперт в несуществующем доме в компании несуществующих людей, так и остался, будто герой страшной сказки.

  В сказках можно поймать беса за хвост, или облапошить его, или умереть и хоть так, но выйти из проклятого круга. Здесь никаких бесов, кроме сидящих в его голове, не водилось, а смерть возвращала к одной и той же точке. К дому с правильно лежащими тенями, реалистичной перспективой, сногсшибательной детальностью предметов и поверхностей и - сплошной ложью внутри.

  Койанисс честно попробовал дожить четыре дня один, абстрагировавшись от мертвой тишины в светлое время суток, скрипящей снаружи веревки - как будто она под самым окном болталась - и тихого скрежета щетки по полу - в темное. Двадцать девятого сентября он просто обнаружил, что выходил в кухню, а попал на улицу и стоит у крыльца под изумленным взглядом Элейны, опускающей ружье.

  - Я столько раз просила тебя не вламываться ночами...

  На этот раз маг не стал обещать ей ничего.

  Человек, в принципе, был такой скотиной, которая привыкала ко всему. Койанисс привык сыпать им в чай снотворное каждую неделю - раз на пятый у него даже руки дрожать перестали - и приходить в себя в ночном лесу,

   слыша одну и ту же просьбу. Это в любом случае казалось лучше, чем гадать, что еще стукнет в голову Элейне или привидится ему лично через неделю пребывания в доме. После того, как он совершенно четко разглядел круглый шарнир вместо локтя Маргери, когда та рисовала за столом, у него отпала последняя тяга к экспериментам в этой области.

  После очередной пары инъекций Койанисс, пошатываясь от усталости, побрел в спальню. То, что у него уже не тряслись руки, не значило, что его не мутило и ему не хотелось сдохнуть. Сдохнуть же в этом доме, к сожалению, было невозможно. Маг стал подниматься по лестнице, глядя в пол, и остановился, как вкопанный.