Капризы неба (СИ) - Бриз Евгений. Страница 42
Глен тоже вернулся к работе. Вслед за голодовкой разума последовал его дежурный полдник. На более серьёзную трапезу занятие Глена не тянуло даже внешне.
На следующий день Глен изобразил вдохновение, чтобы задержаться в офисе и не вызвать у Леонида подозрений. Когда он остался один, то приступил к первому этапу. Все успешные проекты начинаются с наблюдения и сбора информации. И пусть Леонид трижды предостерегал от одиночных интеграций и без конца твердил о своём новом росте как результате подобной глупости, Глен задвинул теорию и неудачную практику напарника в дальний ящик. Он-то не проколется, потому что будет действовать с холодной головой, а не под инъекцией любовного яда. Разница существеннее, чем может показаться на первый взгляд. У пьяного водителя шансов попасть в аварию куда больше, чем у трезвого опытного аса. Конечно, Глен ещё не причислял себя к мэтрам интеграций, но ведь для безаварийной поездки в соседний город вам не обязательно быть профессиональным автогонщиком с десятилетним стажем.
Он подготовил оригинальный текст нового рассказа. Теперь он назывался «Капризы неба». Правая рука нащупала в столе файл с сиреневыми листами. Всё готово, оставалось выбрать главу. Глен пролистал до третьей. В ней история давала первые вкусные соки, не такие разбавленные болтовнёй как в начале, но и не столь приторные, как в конце. Заранее он спроектировал себе лазейку для обратного извлечения - шаг, доведённый до автоматизма у каждого божка издательства. У погруженцев-одиночек он и вовсе становился рефлексом. По крайней мере, у тех, кого знал Глен. Они не афишировали свои похождения, но разве можно утаить грехи в небесной канцелярии? Пусть канцелярия и не совсем небесная, а земного розлива (из-за чего, собственно, к грешникам не применялись никакие карательные меры).
Главным одиночкой считался автор черновиков Тутанхамон. Его коллега по части чистовиков, Чистильщик Гробниц (так и назвался, представляете?), как и два других звена в авторском проекте, оставались всегда в стороне. Порой даже в неведении. Что не мешало Тутанхамону путешествовать по непроходимым топям самых больных фантазий и возвращаться с целыми ногами, руками и головой. Хотя последнее многие ставили под сомнение.
Глен не был фанатом столь специфических пряностей, может быть, поэтому его кисть слегка тряслась при написании ответвления. Закончив с тестом, он взял обе плоскости и направился во вторую типографию. Кабинет Тутанхамона проливал тонкую полоску света в тёмный коридор. «Остались одни передовики с распирающим телесную оболочку вдохновением, не иначе». Он усмехнулся и вскоре завершил все приготовления в опустевшей второй типографии.
Глен стоял на лестнице, ведущей к верхней палубе «Эклиптики».
- Это могло бы объяснить теорию скачка лайнера в пространственно-временном континууме. А мы остались его пассажирами, - донёсся до него спокойный голос из рубки.
- Вы можете и дальше упражняться в придумывании всё более невероятных теорий, - второй участник разговора говорил куда более эмоционально, - но я предпочитаю анализировать данность, а не строить гипотезы. А из данностей мы имеем: пустой лайнер (возможно, не совсем пустой), шлюпку и очертания берега. Путём нехитрых вычислений получается прямая дорога к этому берегу.
- Все верно. При условии, что это не ловушка. - По сюжету эту фразу произнёс его персонаж. Но если бы Глен не знал сюжета, то вряд ли смог бы определить это так легко. Прежде ему не приходилось слышать себя не в записи и со стороны. Ощущения весьма оригинальны.
- С острова нельзя убежать, как и с корабля, - вновь отчётливо проговорил Хромов. - Но на острове у нас будет куда больше свободы действий.
- Вот это правильный анализ данности, - сказал персонаж по фамилии Раков. Он был единственным человеком, которого Глен знал. Но не лично, а по переписке.
Голоса всех персонажей Глен открывал для себя подобно любопытным артефактам во время раскопок. Один артефакт представлял особый интерес. Ради него он и пришёл сюда. Проще всего было бы ворваться в рубку, осмотреть и ощупать своего литературного клона, но такой подход Глен счёл чересчур примитивным. Он предпочёл тонкое вмешательство, не требующее даже аннулирования ответвления.
Стараясь шуметь как слон в зоопарке, он побежал вниз по лестнице, ударяя пятками по ступенькам и пару раз засадив кулаком по стене. Глен не сдержал ухмылки и представил, каково сейчас тем бедолагам на капитанском мостике. Он готов был поставить свой «пассат» на то, что герою Усмакова стоило невероятных усилий сохранять штаны сухими, хотя в тексте столь пикантная подробность не упоминалась. Особенно «весело» им должно было стать, когда сама «Эклиптика» доплыла до фазы раздвоения реальности. В одной лайнер продолжал плыть, обрастая жизнью в виде людей на борту, в другой же он исчезал, увлекая за собой одного из героев.
Глен спустился до третьей палубы и растворился в полумраке коридора. Перед ним пронеслись сначала двое, затем девушка и лишь спустя минуту напряжённого ожидания он увидел его.
Литературный Альтер-Глен остановился возле коридора. Он заметил. Единственный из всех. Они смотрели друг на друга всего пару секунд, после чего отражение едва ли не фальцетом брызнуло фразой «Кто вы?». Когда человек видит себя вне собственного тела, это может означать лишь одно - его душа покидает умирающее тело. Глен ощутил холодное дыхание испуга и отступил в сторону. С порога каюты номер 326 он слышал удаляющиеся шаги. Так звучали его страхи перед образом-призраком, так похожим на него. Он не смог бы точно сказать, кто из них двоих испугался этой короткой встречи больше. Но кое-что он знал наверняка: в тот момент он был душой, увидевшей одно из своих умирающих тел.
Шум голосов наполнял коридоры «Эклиптики» как кровь безжизненные пустые вены. Вскоре лайнер ожил целиком, повсюду ходили люди, смеялись, шутили. На Глена посматривали косо, но никто не задавался вопросами, кто он такой и что здесь делает. Пролонгеры были всецело поглощены своими периферийными жизнями, потребностями и размышлениями. Они напомнили Глену ту инертную массу людей, которая, по его подсчётам, составляла девяносто процентов населения планеты. Просто масса, обволакивающая пространство и время. Она даже не заметит, если в неё ступит Создатель. А если и заметит, то непременно попытается его сжечь или распять на кресте. Именно по этой причине Глен и не стремился привлекать к себе повышенное внимание.
Он спустился на нижнюю палубу и посмотрел на горизонт. В неуловимом изгибе, где море впадало в небо, уже исчезла шлюпка и остров. Затем он вошёл в первый зал ресторана. Для гостей там устраивался фуршет. Блюда манили аппетитными видами и запахами, Глен не смог удержаться, съел несколько канапе с сыром и ветчиной и запил вишневым соком. В углу ресторана он увидел Костю Ракова в обществе светской львицы и светского щёголя. На фотографиях он выглядел иначе - интеллигентный молодой человек с умными глазами. Сейчас же Раков походил на наркомана, едва откачанного после передозировки морфием. Их взгляды пересеклись, и Глен тут же спрятался за спиной пролонгера с габаритами Николая Валуева. Пора сматываться, решил он.
Прежде, чем отправиться в каюту номер 326, он прихватил ещё несколько канапе с сыром и ветчиной и поедал их по пути в реальность. Когда он очутился во второй типографии, во рту ещё оставались частички сыра, вмиг ставшего пресным и безвкусным. Не дожевав, Глен выплюнул остатки в канцелярскую урну. В тот момент он задумался и понял, почему Леонид не смог по-настоящему полюбить идеальную Веронику из написанного рассказа - наверняка после каждого возвращения в мир материи их отношения казались ему столь же пресными, как и этот сыр.
Глену потребовался не один день на осознание случившегося. Из анализа голо выцеженных фактов он понимал, что не случилось ничего необычного - стандартная интеграция с минимальной долей вмешательства. Но произошёл как раз тот случай, когда сила противодействия превзошла силу воздействия - фальшивый мир вторгся в жизнь Глена и окутал её паутиной безумия. Доходило до того, что он стал пугаться своего отражения в зеркале. Может, оно столь же живое, как и то, из «Капризов неба»? Название перерождённого произведения он выбрал, как ему казалось, случайно, но теперь он понимал, что случайностей не существует. Всё взаимосвязано, события и реальности соединены как плоские листы и обложка в переплёте толстой книги бытия. Обложка - это материальная Вселенная, в которой Глен видел лишь название своей книги, всё остальное - фальшивые миры. Именно на их страницах скрывалось содержание.