Стальная Крыса на манеже - Гаррисон Гарри. Страница 11

Когда мы прощались, Великий Гриссини вовсе не выглядел великим.

– А все-таки славно было вновь постоять на сцене, – сказал он с тяжелым вздохом.

– Остаюсь навеки вам благодарен. Вы уж простите, что все так быстро кончилось. – Я отвернулся, чтобы не видеть тоску в его глазах.

– Берегите себя, – сказала Анжелина.

Он скривился.

– Пускай меня берегут «Счастливые Гектары». – Особой радости в его голосе я не услышал.

У меня рука не поднялась нанести задуманный удар.

– Послушайте, – сказал я, – мне выпала великая честь поработать с вами и чуточку скрасить вашу жизнь. Поверьте, вам не придется об этом жалеть.

– Что вы имеете в виду?

– Деньги. Еженедельно вы будете получать чек. Хватит и на еду получше, и на выпивку поприличней, и на все маленькие радости, ради которых стоит жить.

Его это потрясло. Он сощурился.

– В чем подвох? Почему вы это делаете?

– Потому что он хороший человек, – ответила Анжелина.

– Так уж и хороший, – пробормотал я. – Признаюсь, столь исключительная щедрость не входила в мои планы. Скажем так: я внял голосу сердца.

– О, черт! – Анжелина была растерянна. – Джим, о чем мы вообще говорим?

– Видишь ли, я собирался платить и дальше, но лишь за тайну «Исчезающего бойспраута». А сегодня вдруг понял: в моем послужном списке нет ни одного случая шантажа. И я уже слишком стар, чтобы за него браться. Так что живите на пенсии в свое удовольствие и поминайте меня добрым словечком по вечерам, в час коктейля.

Я свистнул. Загудели моторчики, чемоданы поехали за нами.

– Не верю! – крикнул Великий Гриссини нам вслед.

– Поверьте, – сказала Анжелина. – Старина диГриз только с виду кремень, а сердце у него нежное.

– Если не прекратишь меня нахваливать, я покраснею.

Я поцеловал жену в щеку.

Когда я подошел к такси, позади отворилась дверь коттеджа.

– Я вам скажу, – произнес факир. – Я решился.

– Лайнер ждать не будет, – предостерегла Анжелина.

– Это и минуты не займет. Вы бы сами могли догадаться, когда я сказал, что мальчик заходит мне за спину. На секунду он исчезает с глаз публики. Отвлекай внимание!

– И тут кое-что происходит. – Я обрадовался. – Но что?

– Он останавливается. Его скрывает моя крылатка. Вот почему я всегда оставляю этот номер на конец представления. Когда он заканчивается, падает занавес. Но прежде, чем он поднимется снова, мальчик успевает убежать за кулисы. Я кланяюсь.

– Но если не он поднимается по веревке, то кто?

– Никто. Нет никакой веревки над корзиной, это изображение. В тот момент, когда мальчик заходит мне за спину, я включаю проектор. Передо мной тотчас появляется голографическое изображение веревки. Помните, настоящий мальчик скрывается от публики за моим плащом. А в следующий миг из-за меня выходит голографическое изображение мальчика и поднимается по голографической веревке. И исчезает, как может исчезнуть лишь изображение. А изображение веревки падает в корзину. И остается только настоящая веревка на дне.

– И тут опускается занавес, – со смехом добавила Анжелина, – и довольные зрители расходятся по домам.

– Пора и нам честь знать, дорогой магистр. Великий Гриссини, вы действительно великий.

На сем мы и расстались. Он – кланяясь, мы – смеясь. Под занавес жизни он дал великолепное представление.

Глава 5

Как только мы оказались на борту лайнера, которому выпала честь доставить нас в Феторрскорию, эйфория от последнего представления Великого Гриссини испарилась. Мы так и не решили одну из серьезнейших проблем. Должно быть, Анжелина увидела мой злобный оскал. Она попыталась меня развеселить, но ничего путного из этого не вышло. В моей черепной коробке плясали мысли о свинобразах. Да разве могу я допустить, чтобы исчезло одно из этих чудесных созданий, даже будь оно в моем распоряжении?

– Что скажешь о бокале шампанского перед ленчем?

Из моего пересохшего горла вырвался хрип, и Анжелина похлопала меня по руке.

– Да, милый.

– Тогда – в «Звездный бар»!

Тут пискнуло сигнальное устройство коммуникатора и засветился экран.

– Ну, конечно, – фыркнул я и состроил кислую мину своему отражению в зеркале. Это было несложно – я как раз причесывался. – Сейчас нам прочтут нуднейшую лекцию о применении спасательных средств.

– Ошибаешься, – возразила подошедшая к экрану Анжелина. – Это от Джеймса. Ниже все подробности. Он договорился, чтобы нас встретили, как только пройдем таможню. Некто Игорь, владелец грузовика. Игорь знает, куда нам надо ехать. Еще Джеймс желает удачи и всего наилучшего.

Она нажала кнопку принтера, и машина выдала распечатку.

– Он подготовил для нас полное расписание.

– Наш мальчик! – с любовью и воодушевлением отозвался я. – А сейчас – шампанского!

«Звездный бар» вполне оправдывал свое название. Потолочным сводом служил огромный хрустальный купол, за ним раскинулась космическая тьма в желтую крапинку. Впрочем, я очень сомневался, что в корпусе звездолета прорубили окно только для того, чтобы пассажиры имели удовольствие посмотреть на космос. Нет, это был фокус, и не из плохих. Мы попивали шампанское и строили планы. Я делал заметки на листе с посланием от Джеймса. Если звездолет не выбьется из расписания, а законы космической механики позволяют на это рассчитывать, мы прилетим на Феторр всего за день до открытия циркового сезона. Свинобразье ранчо примерно в пятистах километрах от космопорта, еще двести километров до Феторрскории. Если и успеем, то впритык.

– Твоя правда, но что поделаешь?

– Ничего. А потому давай отложим тревоги на потом.

Я сунул лист в карман, осушил бокал и отодвинул бутылку.

– Надо извлечь из полета максимум пользы, то есть постоянно упражняться. Без похмельной дрожи в руках.

– А как же стаканчик перед сном?

– Это святое. Я не намерен записываться в абстиненты.

Дни проходили быстро. Я упражнялся, пока мои пальцы не приобрели змеиную изворотливость. В последние дни перед отлетом Анжелина взяла на себя все покупки. Тогда я не осознавал, сколь хлопотное это дело – все мое внимание было отдано фокусам. Однажды она появилась из спальни, когда я отрабатывал очень сложную карточную манипуляцию.

– Ну, как тебе? – спросила она.

Я обернулся.

– Ух ты!

Карты порхнули во все стороны. На Анжелине был настоящий шедевр швейного искусства – сногсшибательное алое платье с высокими разрезами на бедрах, глубоким декольте и облегающее везде, где только можно. Я бросился обнять ее, но застыл как вкопанный от ласкового удара кулаком в челюсть.

– А тебе не кажется, что для женщины в моем возрасте оно слишком много открывает?

– Ты в самом подходящем возрасте! – воскликнул я. – Ты шикарная и желанная, и любой зритель мужского пола, достигший половой зрелости, будет пялиться не на меня, а на тебя. Я уже слышу шипение перегретых оргонов [2] в зрительном зале.

– А изумрудная тиара – это не чересчур?

– В самый раз. Подчеркивает осиную узость твоей талии.

– Не уверена. – Она проделала перед зеркалом изящный пируэт. – Может, лучше зеленый цвет?

– У тебя есть еще наряды вроде этого?

– А как же?

– Доставь мне удовольствие! Давай устроим дефиле.

Я отложил карты, пододвинул кресло, зажег сигару, налил себе бокальчик белого вина. Анжелина запаслась костюмами для всех фокусов. Зеленый – в пару бурому, как ржавчина, окрасу нашего предполагаемого свинобраза. Черное с красным платье – чтобы ассистировать, когда я буду показывать карточные фокусы. Полуночно-черное – для левитации. Мы чудесно провели время, пока гонг не возвестил начало обеда.

В подобном духе истекли последние дни полета. Пока я пестовал в себе таланты фокусника, супруга доводила до совершенства наряды. Мы хорошо питались, прекрасно высыпались, и я позволял себе лишь бокал-другой вина за обедом.