Мужчина моей мечты - Ситтенфилд Куртис. Страница 4

— Это то, что находится у мужчин рядом с пенисом. У женщин не бывает яиц, — сказал отец.

Анна отвернулась, уставившись в окно. А она-то думала, что яйцами называют женскую грудь!

— Поэтому шутка не имеет смысла. Нельзя ведь сказать «целуешь ее яйца», верно?

Анна кивнула. В ту секунду ей ужасно захотелось выбежать из машины, подальше от этого постыдного недоразумения.

Отец сделал радио громче, и всю дорогу они больше не проронили ни слова.

Когда они приехали домой, прежде чем выйти из машины, отец сказал ей:

— Те женщины, которым Бог не дал красоты, стараются быть смешными. Они считают, что этим могут компенсировать свое уродство. Но тебе не придется быть смешной, ты будешь красивая, как и мама.

Как только раздался шум поворачивающегося в замочной скважине ключа (это пришла с работы Элизабет), Рори бросается к дивану и прячется за ним. Его волосы торчат из-за спинки.

— Привет, Анна, — здоровается Элизабет. Анна молча показывает ей на диван. — Знаешь, чего мне сейчас хочется? — громко говорит Элизабет. На ней розовая больничная форма и ожерелье из макарон, которое Рори сделал в школе на прошлой неделе. — Мне хочется поплавать. Жаль только, что я не знаю, где Рори. Уверена, что он бы захотел сходить со мной.

Волосы Рори колыхнулись.

— Что ж, придется идти без него, — продолжает Элизабет, — если, конечно, мы не найдем его…

И тут Рори выскакивает из своего укрытия, размахивая поднятыми руками.

— Рори здесь! — кричит он. — Рори здесь!

Он обегает диван и бросается в объятия матери. Когда она его ловит, они вместе падают на подушки. Элизабет наваливается на Рори сверху и принимается целовать его в щеки и нос.

— Вот мой сынок, — говорит она, — мое солнышко.

Рори начинает вопить и вырываться из материнских рук.

У бассейна Элизабет и Анна усаживаются рядышком на белые пластиковые шезлонги. Оказывается, у Элизабет коричневый купальник, в котором вокруг талии видна какая-то складка мешковатого вида. Анна несколько раз украдкой бросает взгляд на эту складку, пока, наконец, до нее доходит, что к чему. Задать вопрос напрямую ей кажется невежливым, поэтому она говорит:

— Вы купили этот купальник недавно?

— Ты что, смеешься? — отвечает Элизабет. — Он у меня с тех пор, когда я была беременна Рори.

Значит, это действительно купальник для беременных. Но зачем он ей? Ведь Элизабет не может забеременеть снова: вскоре после рождения Рори ей перевязали маточные трубы (это выражение Анна услышала от своих родителей и тут же представила себе репродуктивные органы Элизабет перекрученными наподобие сосисок).

Рори стоит на неглубоком участке бассейна. Элизабет наблюдает за ним, сделав руку козырьком, чтобы защитить глаза от послеполуденного солнца. Анна замечает, что мальчик не играет с другими детьми, а просто стоит у стенки. У него на руках надувные плавательные подушки, хотя в этом месте вода доходит ему до пояса. Он смотрит на группу из пяти-шести ребятишек — все младше него, — которые брызгают друг на друга водой. У Анны вдруг возникает желание тоже залезть в бассейн к Рори, но она без купальника. Она, вообще-то, сказала Элизабет, что у нее нет купальника, хотя на самом деле это неправда. У нее есть отличный новенький купальник, который мама купила ей в Филадельфии в универмаге «Мэйсиз» перед самым ее отъездом (можно подумать, она уезжала на курорт!), но Анне не хочется, чтобы все эти люди увидели ее в купальнике.

Элизабет же не сказала: «Не может быть, чтобы у тебя не было купальника! У всех есть купальники!» или «Так сходи в магазин и купи!»

— Как там твои кинозвезды? — спрашивает Элизабет. — У Джулии праздник уже не за горами.

Она права, свадьба кинозвезды уже в эту пятницу.

— Нужно будет устроить классную вечеринку, — говорит Элизабет. — Напомни мне в четверг, чтобы я купила заготовку для торта. Эх, гулять так гулять! Давай шиканем и купим в булочной птифуров.

— А что такое птифуры?

— Ты что, шутишь? С такими родителями, как у тебя, и не знать, что такое птифур? Это маленькие пирожные, которые я последний раз ела, наверное, когда меня выводили в свет.

— А вас что, выводили в свет?

— Что, разве я не похожа на даму из общества?

— Да нет, я хотела сказать… — начинает Анна, но Элизабет перебивает ее:

— Я шучу, не смущайся. Этот выход в свет был сплошным кошмаром. Все происходило в каком-то музее: наши отцы вели нас по ковровой дорожке к старикашке-аристократу, перед которым мы должны были делать реверанс. Мне постоянно казалось, что я споткнусь или сделаю что-то не так. Меня тошнило от всего этого.

— Вас родители заставили туда пойти?

— Маме было, в общем-то, все равно, но папу очень беспокоило наше социальное положение. Он придавал этому особое значение. А ты же знаешь, какой у твоего дедушки был крутой характер, верно?

Элизабет специально так беззаботно болтает, думает Анна, и пытается разнюхать, что у нее, Анны, творится на душе.

— Но мне, наверное, не стоит винить во всех своих бедах родителей, — продолжает Элизабет. — Я сама все усложнила тем, что была слишком застенчивой. Когда я вспоминаю себя студенткой, то думаю: «Боже, сколько времени потрачено попусту!»

— А чего вы стеснялись?

— Да всего. Например, того, как я выглядела. Какой тупой была. Вот твой отец, тот сначала учился в Пенсильванском университете, потом в Йельском, а я тянула резину в Темпле [2]. Но потом я решила стать медсестрой, устроилась на работу и встретила Даррака. Он у меня мужчина хоть куда. Кстати, ты Рори видишь?

— Он за теми двумя девочками.

Анна показывает пальцем, куда следует смотреть. Вся территория вокруг бассейна залита цементом; создается такое впечатление, будто бассейн устроен прямо посреди тротуара. А в клубе, куда ходят ее родители, весь бассейн обложен плиткой; чтобы только попасть туда, нужно заплатить три доллара, а в баре нельзя выписывать чеки, можно рассчитываться только наличными. Полотенца нужно приносить с собой. Здесь же все кажется каким-то грязноватым. И хотя сегодняшний вечер выдался душным, Анна не жалеет, что соврала насчет купальника.

— А как вы познакомились с Дарраком? — спрашивает она.

— Ты не знаешь этой истории? О, я думаю, тебе она понравится. Я жила в доме со своими чокнутыми друзьями. Один парень называл себя Панда, он делал украшения из цветного стекла, разъезжал по всей стране и продавал их на автостоянках на концертах. Я первый раз устроилась на работу, и среди моих пациентов оказался этот странный мужчина, который втюрился в меня. У него был рак поджелудочной железы, и, когда несчастный умер, оказалось, что он завещал мне приличную сумму денег. По-моему, там было что-то около пяти тысяч долларов, по сегодняшним деньгам примерно восемь тысяч. Поначалу я не думала, что действительно смогу получить их. Мне казалось, что обязательно объявится какой-нибудь дальний родственник, но, пока адвокаты рассматривали дело, родственников не нашлось, и я вскоре получила деньги.

— Здорово! — восклицает Анна.

— Если бы я была такой же умной, как твой отец, я бы догадалась положить их в банк. Но вместо этого я часть денег пожертвовала благотворительному обществу по борьбе с раком (мне тогда казалось, что я не заслужила этих денег), а на остальные устроила вечеринку. Мне даже трудно найти слова, чтобы передать, насколько нехарактерным для меня был этот поступок. Я всегда была такой застенчивой, неуверенной в себе, но тогда я подумала: «Хватит, сколько можно!» — и пригласила всех, кого знала, а мои соседи по комнате позвали всех, кого знали они. Дело было в августе. Мы наняли оркестр, который играл во дворе, зажгли факелы. Еды было тонны, пива — хоть залейся. Поприходили сотни людей; все танцевали, веселились — в общем, вечеринка получилась что надо. Тогда же с друзьями к нам зашел и высокий худощавый парень из Ирландии. Более сексуального мужчины мне встречать не приходилось. Этот ирландец сказал мне: «Ты, наверное, Рейчел?» Я ответила: «Какая еще Рейчел?», а он говорит: «Ну, та Рейчел, которая устроила эту вечеринку». Оказалось, что они с другом (это был Митч Хефри, он стал крестным отцом Рори) ошиблись и зашли не на ту вечеринку. Их ждали на другой улице, но они услышали музыку и забрели к нам, не проверив адрес. Через три месяца Даррак и я поженились.