Стальная Крыса поет блюз - Гаррисон Гарри. Страница 17

– А еще – на отпущенный мне срок. Известно ли вам, что через девятнадцать дней я сыграю в ящик от яда замедленного действия?

– Увы, я осведомлен. И ты ошибаешься – осталось восемнадцать дней. Похоже, ты потерял счет времени.

– Восемнадцать? Вот спасибо! Что ж, коли так, мне тем более не обойтись без вашей помощи. Нужен транспорт.

– Нам запрещены любые контакты с населением.

– Я только что отменил этот запрет. Вы утверждали, что возглавляете комиссию и хотите многое изменить к лучшему. Вам и карты в руки. Для начала спустите катер. И тогда за оставшиеся дни я смогу посетить гораздо больше племен баракозьих пастырей.

– Ты подталкиваешь меня к нарушению приказа. Так и по фуражке можно схлопотать.

– Экое горе!

Пауза в моем черепе затягивалась. Я ждал. Пока не услышал звук, в котором безошибочно узнал вздох.

– Ладно. Надеюсь, в наши дни хороший специалист и на гражданке без работы не останется. Катер сядет после захода солнца. Если с земли его не заметят, может, обойдется и без отставки.

– Тремэрн, вы отличный парень. Спасибо от всей души.

Насвистывая аккорды из «Шведского чудовища», я возвратился к спутникам.

– Джим, ты чудо! – сообщила Мадонетта, обнимая меня и целуя. – Лучше плохо лететь, чем хорошо идти.

Флойд радостно кивнул и тоже полез обниматься.

– Руки прочь! – закричал я. – Ладно девчонки, но с бородатыми мужиками я не целуюсь. И вообще, хватит дурака валять. Сейчас немного увеличим расстояние между нами и религиозными психами – на случай, если они решат вернуться. Потом отдых до темноты. У меня предчувствие, что ночка нас ждет та еще.

Глава 11

– Джим, просыпайся. Уже совсем темно.

Я почти обрадовался ласковой руке Мадонетты – она вытащила меня из кошмара. Скользкие щупальца, выпученные глаза. Брр, приснится же такая мерзость! Трагический финал, до которого осталось восемнадцать дней, все-таки закрался в подсознание.

Я сел, зевнул, потянулся. С великой неохотой солнце наконец-то спряталось за горизонтом, оставив лишь меркнущую ленточку. Проявлялись довольно невзрачные и к тому же малочисленные созвездия. Очевидно, тюремная планета обреталась где-то на задворках Галактики.

Внезапно звезды померкли, и к нам с небес двинулся на нуль-гравитационной тяге темный силуэт. Когда катер сел и мы приблизились, открылся люк освещенной кабины.

– Погаси свет, пентюх! – крикнул я. – Ты что, решил испортить мне ночное зрение?

Пилот повернулся вместе с креслом и натянуто улыбнулся.

– Простите, капитан. Пентюх – всего лишь метафора.

– Целиком признаю свою оплошность. – Тремэрн похлопал себя по электронному глазному яблоку. – С этими штучками совсем разучился отличать день от ночи. У меня лучшее ночное зрение на флоте, и я решил сам вести катер.

Он погасил лампы, оставив на борту лишь аварийное освещение – чтобы я не залез впотьмах куда не следует. Я сел в кресло второго пилота и пристегнулся.

– Что ты задумал? – спросил он.

– Ничего сложного. Скажите, вы знаете расположение всех баракозьих отар, да?

– Да, они на учете у бортового компьютера.

– Чудненько. Пускай компьютер займется топографией и проложит курс, чтобы мы в кратчайшее время облетели все отары. Тактика простая: садимся в сторонке, берем потихоньку «языка» и показываем ему фото. Если он не узнает находку, летим к следующему стаду.

– На вид и впрямь несложно и практично. Ремни пристегнул? Отлично. Летим к первой отаре.

Нас вдавило в спинки кресел. Катер набрал высоту и понесся по проложенному компьютером курсу. Потом он сбросил скорость и барражировал на малой высоте, пока Тремэрн вглядывался во мрак.

– Ага, вижу, – сообщил он. – Вон там, на дальнем краю стада. Не то пасет его, не то просто не дает разбрестись. Есть предложение: я подберусь сзади и скручу его, а ты допросишь.

– Подберетесь в темноте? Скрутите вооруженного охранника?

– Послушай, где я, по-твоему, обзавелся этими зенками? На оперативной работе. Сказать по правде, люблю вспомнить молодость.

Оставалось только согласиться. Час от часу капитан нравился мне все больше. С таким союзником можно горы своротить. Во всяком случае, сберечь немало времени – если он и вправду такой орел, каким себя выставляет. Кое-какие сомнения имелись, но я держал их при себе. Как ни крути, это был седой инвалид, столоначальник в погонах, у которого давно истек срок годности.

Я лишний раз убедился, что не всегда качество товара соответствует упаковке.

Посадив катер, Тремэрн выскочил и исчез в темноте. Не прошло и тридцати секунд, как я услышал тихий зов:

– Готово. Можно включить свет.

Я зажег фонарик и в кромешном мраке под почти беззвездным небом увидел двух человек, стоящих вплотную друг к другу. У пастуха были выпучены глаза и разинут рот, но рука, сжавшая его шею в железном захвате, не давала крику вырваться. Я покачал фонарем под носом у кочевника.

– Внемли мне, горе-пастух! Рука, сжимающая твое горло, может запросто убить тебя. Потом мы умыкнем стадо и до конца дней своих будем лакомиться шашлыками из баракозлятины. Но я готов пощадить тебя. Сейчас нукер уберет руку с твоей грязной шеи, и ты не закричишь, если не хочешь умереть. Ты будешь тихо отвечать на вопросы.

Он заперхал, потом застонал.

– О, демоны ночи! Отпустите меня, не убивайте, скажите, что вы хотите услышать, а потом убирайтесь в нечестивые глубины, из коих сбежали!

Я протянул руку, схватил его за нос и с силой крутанул.

– Заткнись. Открой глаза. Посмотри на фотографию. Отвечай. Ты когда-нибудь видел эту вещь?

Я поднес снимок к его лицу, посветил. Тремэрн чуть напряг мускулы, и «язык» простонал:

– Нет… ни разу… не помню…

Он забулькал, потерял сознание и рухнул наземь.

– Интересно, эти баракозьи пастухи когда-нибудь моются? – спросил Тремэрн.

– Только в високосные годы. Летим дальше.

Мы довольно быстро отработали процедуру. Тремэрн сажал катер и десантировался первым. Обычно к тому времени, как я выбирался из кабины, все уже было готово.

В ту ночь немало испуганных пастухов уснуло крепким сном, взглянув предварительно на фотографию находки. Я дремал между высадками, сотрясая катер храпом и тяжкими вздохами. Капитан не знал усталости и после одиннадцатого допроса выглядел совершенно свежим. А мне казалось, что этой ночи не будет конца.

Устрашая тринадцатого кочевника, я едва не упал в обморок. Тринадцать – несчастливое число, но мы его преодолели и отправились дальше. И снова пара вытаращенных глаз воззрилась на нас по-над клином нечесаной бороды.

– Гляди! – прорычал я. – Отвечай! И учти – стоны за ответ не считаются. Видел когда-нибудь эту хреновину?

Вместо того чтобы застонать, этот закулдыкал и вскрикнул от боли. Тремэрн сильнее заломил ему руку. Было похоже, что железный капитан начинает терять терпение.

– Отродье демона… Творенье шайтана… я предостерегал, но они не внимали… Могила! Могила!

– Что он лопочет? – спросил Тремэрн. – Ты хоть что-нибудь понимаешь?

– Капитан, у нас есть надежда. Если это не соучастник, то, по крайней мере, свидетель. Эй ты! Гляди! Видел раньше?

– Я ему рек: не касайся, ибо смерть и проклятие приидут вослед…

– Значит, видел. Ладно, капитан, отпустите его руку, но будьте начеку. – Я выудил из кармана горсть серебряных цилиндров – местных денег. Дал им поблестеть под лучом фонаря.

– Гляди, вонючка, федхи, и все – твои. – Это мгновенно привело парня в чувство, но я сжал кулак, когда он протянул лапу.

– Твои, но при условии, что ты ответишь на пару-тройку простеньких вопросов. А если ответишь правильно, то вдобавок останешься цел и невредим. Ты видел эту вещь?

– Они сбежали. А ее мы нашли на корабле. Я к ней прикасался! Мерзость! Мерзость!

– Хорошо поешь. – Я пересыпал в поджидающую руку половину монет. – А теперь вопрос на десять тысяч федх. Где она сейчас?

– Продали, продали нечестивцам… райцам. Может, на них падет проклятие, вечное проклятие…