Прорыватель (СИ) - Поселягин Владимир Геннадьевич. Страница 32

Дальше нас растирая раздели, стянув мокрые тряпки, после чего растёрли спиртом, и пока мы пили горячий чай из моего термоса, нам вернули форму. Мне правда руку сначала перевязали, там хоть и царапина была, но отчётливый пулевой след был виден. Так что мы надели тёплое исподнее, форму, я комбез и кожанку со шлемофоном, последними сапоги натянули. У комиссара шинель и будёновка, вот вроде и всё. Мы допили чай, он с мёдом был, и собравшись последовали за бойцами к нашему лагерю. Те делились впечатлением, поначалу те корректировщикам помогали, телефонную линию прокидывать, маскировать её, и видели, что мы стоим и ожидаем своей очереди в немецкой колонне, а потому уже тут ждали. Слышали, как грохотало, но что именно, узнали только от нас. Я особо и не скрывал, описывая наши приключения, так что дорога прошла незаметно. Не знаю какими тропками нас вели бойцы, но если тут немцы и были, посты или секреты, то мы их обошли и вышли к ночному лагерю. Комбат не спал, был в курсе всего, корректировщики в режиме реального времени описывали всё что видели. Правда, сказали, что мы скорее всего погибли, мы с другой стороны в воду прыгали, не видели те этого. Так что тот нас обнял, расцеловал, и похвалил. Мост повреждён, сильно, так ещё наши пушки что находились в километре от лагеря, под прикрытым одного взвода бойцов, открыли огонь и четыре орудия выпустило по боекомплекту по другому берегу, после чего орудия на передки, прицепили к машинам и укатили. Они уже тут были, пока мы шли от берега, в лагерь прибыли. Я же, получив обратно свои документы и вещи, направился на поиски взвода, где он расположился мне было известно. За время моего отсутствия подразделением командовал Потапов. Встретили меня радостно, что не могло не радовать.

Следующие сутки особо никаких дел не было, мы стояли на месте, выслав в разную сторону разведку, не отсвечивали, и ожидали пока наши подразделения и роты подтянутся. Правда маскировка плоха была, углядели наблюдатели с неба и пришлось стоянку менять и маскироваться куда лучше. Но это обычные будни были. Пищу горячую выдают, отдыхаем фактически, чего простому солдату не радоваться? Я бы конечно по дорогам тут покатался, немцев половил, прихватывая небольшие группы, но добро не давали. Следующей ночью после нашей операции у места, когда я к своему подразделению от медиков возвращался, мне повязку сменили, и тут на полпути меня перехватил комиссар, обратившись ко мне с такими словами:

— Нам нужно поговорить. Серьёзно.

— Можно и поговорить, — несколько настороженным тоном сказал я.

Он так внезапно выступил из темноты, а у нас в лагере светомаскировка была, что я чуть не подпрыгнул. Раз тот тут пообщаться хочет, а не в штабе делает, значит дело личное и посторонних ушей не касается. По крайней мере я именно так понял его просьбу. Однако оказалось говорить будем в другом месте, мы прошли чуть дальше и зашли в палатку комбата, достаточно большую, тут даже столик был и пара парусиновых складных стульев. Столик, впрочем, тоже складной. Комбат сидел за ним, а комиссар устроился на свободном стуле, указав мне на свободный ящик из-под патронов.

— Присаживайся.

Устроившись на ящике, я продолжал всё также насторожено поглядывать вокруг, особенно на командиров.

— Скажи, Саша, а кто ты? — прямо спросил комиссар.

Я молчал, несколько секунд рассматривая командиров, что явно с некоторым напряжением ожидали ответа. И что им сказать? И стоит ли, если есть тонкие стенки палатки? Любой имеющий хороший слух, встав рядом, услышит о чём мы говорим. Конечно снаружи часовой прохаживается, но и он тоже как свидетель. Эх, ладно была не была. Свои люди, воевали вместе, врать им в глаза я больше не хотел.

— Моё имя не Александр, а Анатолий, остальное совпадает. И все документы при мне поддельные. Ну кроме удостоверения командира. В Красной Армии, да и в Вермахте тоже, я более известен как майор К. Вроде всё. А в чём такой интерес? Меня вычислили и уже едет новая группа захвата?

— Неожиданно, — пробормотал комбат.

А вот комиссар лишь хмыкнул, видимо подозревая что-то подобное, и повернувшись к майору, сказал:

— Умный парень. А то что ты рассказал о расстреле, это как?

Последнее уже было ко мне, пришлось описывать:

— Всё верно. Меня везли на расстрел, и тот командир что получил этот приказ сверху, в ярких красках описывал как меня шлёпнут. Пришлось бежать. С моста прыгал в Киеве, когда его на машине проезжали. Бежать со скованными за спиной наручниками, да ещё плыть с ними, это очень трудно. По мне палили только так, задели руку, но я с мог уйти. Хотел за линию фронта уйти, партизанский отряд организовать, да с поезда не смог сойти, до Москвы и довезли. Я и подумал, что если сменить имя и с нашими можно воевать, получив повестку…

Дальше не особо что скрывая, я и описал как обустроился в Москве, как за счёт бандитов купил дом, обеспечил его всем, сколько бандитов положил, потом семьи поселил и поехал воевать.

— Я думал больше времени будет. Как меня вычислили? Я конечно особо не скрывался, пару раз даже чуть не попался, но всё же?

— Не знаем. Из Москвы группа по твою душу прибыла, — сказал комбат. — Мы как сюда прибыли, колонну машин под прикрытием танка и броневика в тыл отправили, за ротами и оставшимися боеприпасами. Туда интендант нормально добрался, за несколько часов, путь-то изведан, а обратно, днём уже, через брод пройти не смогли. Его немцы заняли. Несколько машин пожгли, танк подбили. Интендант отправил зама предупредить, а тот ушлый, переплыл в сторонке, и заметив костёр на дороге, обнаружил пост с мотоциклом, ужинали те, подобрался и растерял их из пистолета, мотоцикл знал, и за два часа доехал до нас. Вот только что доложился. Сообщил также что когда наши собрались двигаться обратно, к ним группа из девяти бойцов вышла, предъявив серьёзные документы из штаба фронта которому мы на прямую подчиняемся. Все сотрудники НКВД, их интересовал ты, не говорили, но много расспрашивали о тебе, вот и заняли одну из машин. Сейчас у брода ожидают, пока подойдут подразделения одного из полков стрелковой дивизии. Той самой с которой мы артиллерией поделились.

— Понятно. Это группа зачистки. Хотят раз и навсегда решить вопрос со мной, чтобы наверняка. Интересно, это кому же я дорогу в верхах перешёл, что те отдали приказ на мою ликвидацию? Похоже снова бежать придётся. Жаль, я тут хотел повоевать. Отпросится у вас, и со своим взводом пощипать немцев что на нашем берегу. Уменьшить их численность.

— Знаешь, а это отличная идея, — сказал комиссар. — Мы дадим тебе приказ на рейдовые операции без указанного срока времени на это. Приказ оформим официально через штаб батальона.

— Я не могу на это выделить машины, — нахмурился комбат. — Если только ты оба трофея заберёшь. Всё равно стоят без дела. У нас на них ни людей, ни специалистов нет. Ладно грузовики или мотоциклы, водители нашлись, а танки едва перегнали. Бойцов из своего взвода наберёшь, но добровольцев.

На последней фразе они с комиссаром синхронно усмехнулись. Дальше комбат вышел, готовить приказ, а мы с комиссаром поговорили. Тот старательно выпытывал у меня всё по операциям в тылу у немцев, и как мы в Берлине отметились. Всё это он заносил в блокнот, я ничего не скрывал, и даже свои ощущения или эмоции описывал от той или иной операции. Тот хотел политинформацию провести, и я ему с этим помогал, с подготовкой по теме майора К. Дело-то нужное. Комбата полчаса не было, а когда вернулся то тоже посидел послушал, а потом постучал по стеклу циферблата часов. Время. Вот и вышло что у нас с комиссаром и было-то всего полтора часа на такое тесное общение. Я чуть носом клевать не начал, полночью уже, спать хочется, а тут чую ещё предстоит бессонная ночь. Я конечно двужильный, но придётся потерпеть. Закончив, мы втроём направились к месту стоянки моего взвода. Там часовой из моих подчинённых, узнав нас, пропустил. Я стал поднимать людей, тех кто спал, особенно мехводы выдохлись после обслуживания машин, рейд-то сутки назад вышел не лёгким, и скомандовал взводу построиться, всем восьмерым, но сам в строй не встал. Однако это не всё, комбат поднял весь батальон, и вскоре подковой тот был выстроен. Темно было, лишь силуэты техники и людей угадывались, но комиссара, что взял слово, это не смущало. Тот громко сказал: