Хозяин - Лисина Александра. Страница 41

Белка…

Таррэн с огромным трудом заставил себя не думать о ней. Все пройдено, все в прошлом. Для нее это была всего лишь работа, а он — всего лишь достойный противник, с которым было интересно поиграть. Но теперь ее клятва исполнена. Все мосты сожжены. Ничего не осталось, кроме долга, тоски и проклятой памяти, в которой каждую минуту всплывает ее лицо. Но почему же тогда стало так тревожно? И почему сердце буквально кричит, что умрет, если эльф сделает хотя бы шаг в сторону?

Таррэн тяжело вздохнул, пытаясь успокоиться, но мудрое сердце не желало слушать голос разума. Оно билось, рыдало и с неистовой силой тянуло его прочь — в сторону восточного тоннеля, где хозяина наверняка поджидала смерть. А когда он упрямо качнулся на север, зов в ушах почти пропал, и темный с обреченным стоном остановился.

«Проклятье! Да что ж такое?! Что я делаю?!»

Он мысленно выругался, с каждой секундой чувствуя, как утекает бесценное время, но, не в силах сражаться с самим собой, все же двинулся на восток. Он сделал ровно двадцать три шага, прежде чем наткнулся на поворот. Бьющий оттуда приглушенный свет был ярче, чем в оставленном зале. А потому эльф ненадолго замер, прислушиваясь к себе и к тревожно бьющемуся сердцу. В последний раз вздохнул и осторожно выглянул за угол.

Первое, во что уткнулся его настороженный взгляд, — отлитая из черной бронзы статуя огромного дракона, свернувшегося кольцом вокруг могучего ясеня. Льющийся прямо из стен мягкий свет красиво играл на выточенных из металла чешуйках и отражался в незрячих глазах, которые заменяли два на удивление крупных изумруда. Дракон казался абсолютно живым, исполненным странной мощи и величия. Так же как и могучее дерево, чьи листья неслышно подрагивали, словно от дуновения несуществующего ветерка. Сам ясень был точной копией виденного в «месте мира» гиганта, только еще массивнее и старше. А у его подножия, как раз возле опущенной драконьей морды, возвышался алтарь из белоснежного камня, на котором лежало бездыханное тело.

Таррэн сперва подумал, что видит мираж. Затем — что скульптура из бронзы была специально задумана так, чтобы поражать воображение. После чего решил, что это — хитроумная ловушка, где можно расстаться с жизнью во имя чего-то непонятного, но поистине страшного. Однако затем сердце снова зашлось в бешеном галопе, и эльф неохотно шагнул внутрь. На нетвердых ногах приблизился к алтарю и невольно сглотнул, попав под невидящий взгляд гигантского дракона. А затем подошел почти вплотную, всей кожей ощущая неимоверную мощь бронзового исполина. После чего осторожно посмотрел вниз, на свернувшийся клубком силуэт, показавшийся ему сначала изваянным в камне, и снова вздрогнул, поняв, что смертельно ошибся.

— Нет, — сами собой шепнули губы, когда глаза наконец осознали, что именно видят. — Нет, такого не должно было! Это неправильно!

Таррэн словно окаменел, неверяще уставившись на тело, укрытое диковинным доспехом. На изящные кисти, беспомощно прижатые к груди. Густую копну каштановых волос, откинутый на спину чешуйчатый капюшон, который и ввел его в заблуждение… Белка лежала, сжавшись в комок, будто пыталась защититься от чего-то неведомого. Маленькая, безоружная, невероятно бледная. Она свернулась калачиком и, словно готовая к закланию жертва, терпеливо ждала, пока дракон соизволит разинуть пасть и подцепить ее на острые зубы.

А еще она не дышала.

— Нет! — простонал эльф, в мгновение ока сообразив, почему Лабиринт привел ее внутрь. Кровь Изиара. Проклятая кровь его проклятого рода, которой когда-то так щедро обмыли ее раны. — Ты не можешь ее забрать! Белка!

У него потемнело в глазах: находиться внутри подземелья мог лишь прямой потомок Изиара, тогда как остальным грозила неминуемая смерть. Или безумие, что немногим лучше. Но Белка не была эльфом! И она погибла… погибла еще при переходе! Из-за урода, по какому-то недоразумению считавшегося его братом, потому что человеку, пусть даже Гончей, ни за что не выдержать силы древнего Лабиринта!

Таррэн пошатнулся, не чувствуя под ногами опоры.

А она неожиданно вздохнула — тихо, почти неслышно, как дуновение летнего ветерка. Но эльф все равно различил и в безумной надежде упал возле алтаря на колени, бережно разворачивая к себе мертвенно-бледное лицо и старательно вглядываясь в знакомые черты.

Да, это была она — никакой ошибки. Слабая, измученная переходом, в который их затянуло одновременно. Но живая. Таррэн через несколько гулких ударов сердца все же сумел уловить еще один легкий вздох и наконец вспомнил сам, как дышать. После чего посветлел лицом и измученно прижался холодным лбом к равнодушному камню.

Эльф с болью взглянул в ее лицо и очень бережно поднял на руки, стараясь не притронуться к коже. Промелькнула навеянная кем-то посторонним подленькая мысль, что здесь, на алтаре основателя рода, можно снискать благосклонность его покровителя — дракона, осеняющего крыльями этот несовершенный мир. Стоит отдать ему одну ненужную жизнь и попросить о милости, как Лабиринт безумия будет уже не страшен, а Лиара падет к ногам…

Таррэн упрямо прижал к себе Белку.

«Держись, малыш, только держись!» — Он быстро развернулся и почти бегом бросился вон, спиной ощущая недобрый взгляд дракона, у которого выкрали долгожданную жертву. Слегка взмок, когда послышался неясный шорох и невнятный шум, до ужаса напомнивший шелест крыльев. Но эльф не стал оборачиваться. Только ускорил шаг и быстрее молнии метнулся в сторону подозрительно быстро сужающегося выхода.

Второе сердце предупреждающе дрогнуло: бегом, хозяин, только бегом, да поскорее; пока не случилось нехорошее.

В этот момент за спиной раздался скрежет когтей по камню, и Таррэн судорожно сглотнул. Кажется, там действительно шевелилось что-то живое! Но смотреть он снова не стал: в старых хрониках упоминалось, что взгляд разгневанного дракона способен обращать в камень. А эльфу не хотелось умирать именно сейчас и именно так: вместе с измученной девушкой, которую еще можно было спасти.

Таррэн стремглав вылетел из тоннеля, в последний миг чудом втиснувшись в дверь и ободрав себе бока о края медленно смыкающихся створок. Еще быстрее проскочил знакомый зал с тремя выходами, которые тоже показались ему ненормально узкими, громадным прыжком скакнул к северному, уже чувствуя на коже жаркое дыхание массивного зверя, услышал отвратительный скрежет ломаемых перегородок, напрягся и… едва не взвыл от ударившей в спину струи жидкого огня.

Мудрое сердце в последний момент предупредило об опасности и заставило отпрыгнуть в сторону. Лишь поэтому извергнутый из пасти статуи огонь не спалил наглеца на месте. Только сапоги слегка поджег, спину подогрел да укоротил его роскошную шевелюру.

Новая волна почти настигла эльфа тогда, когда желанный северный проход начал неумолимо закрываться. Таррэн, уже не сдерживаясь, выругался вслух и гигантским прыжком достиг стремительно сужающейся щели, создавая по дороге самый мощный из пришедших на ум щитов. Затем перехватил Гончую поудобнее, оттолкнулся ногами и, едва успев миновать третью волну огня, рыбкой влетел в узкий каменный мешок. При падении сильно ударился плечом, до крови ободрал бедро, здорово приложился скулой о стену и заполучил нескромную дыру на штанах. Но бесценную ношу не выпустил — так и рухнул на прохладный камень, прижимая ее к себе, защищая от всего остального мира и судорожно хватая ртом горячий воздух.

В крохотную щелку в стене жадно сунулось алое пламя, но до беглецов не достало. До тяжело дышащего эльфа донесся мощный удар, будто кто-то огромный раздраженно ломился сквозь камень, затем — глухое ворчание, больше похожее на стон потревоженной горы. Снова мерзко царапнули пол громадные когти, после чего донесся звук удаляющихся шагов и наконец все стихло.

Таррэн измученно перекатился на бок и, опустив драгоценную ношу на пол, осторожно убрал руки. Белка так и не пришла в себя, зато заметно порозовела, задышала чаще. И окончательно расслабилась, перестав походить на выкованную из металла статую. Сейчас она была живой, теплой, настоящей. Ее лицо утратило жесткость, губы дрогнули в мягкой улыбке, а маленький нос глубоко зарылся в дымящуюся куртку эльфа, жадно вдыхая его запах. Она едва не мурлыкала, прижимаясь щекой к горячей и влажной рубахе — как раз напротив его громко бьющегося сердца. А пальцами доверчиво ухватилась за оплывший от жара ворот куртки и явно не собиралась выпускать.