Принцами надо делиться - Хайд Бэкка. Страница 36
Он поклонился, ушел и перестал смущать меня своим присутствием, которое внезапно начало вызывать не те чувства, которые хотелось бы. Оставшись одна, я поняла, что фактически предала Гвендолин. Не просто погуляла под руку с ее любовью, а… Не знаю… В общем, мне это понравилось. И я могла сколько угодно убеждать себя, что останусь ради Гвен, чтобы осчастливить ее выигранным принцем, но на самом деле в какой-то момент, который успешно пропустила, я захотела выиграть сама. Для себя. А что делать потом с «призом» — время на размышления еще было. Я обязана найти выход, решение, которое устроит все три стороны. Мне не хотелось никого обижать, обманывать или сердить, и, если такой выход существует, я его отыщу.
Для начала — Солнечная бухта.
Новое место — это всегда интересно. Главное, пережить переезд. Обычно все эти сборы доводят меня до нервного тика, но теперь мне помогали слуги, вещей у меня, по сути, было немного, да и те почти все казенные. К тому же я оказалась избавлена от таких важных мелочей, как приготовление бутербродов и зарядка плеера с телефоном.
Во дворе царило нездоровое оживление. Все носились туда-сюда, стремясь сделать поездку для участниц отбора максимально комфортной. Горничные укладывали на сиденья карет подушки, лакеи грузили целые сундуки со шмотьем и прочими крайне необходимыми женскими штучками. Я все прокатывала в голове беседу с принцем. По-любому выходило, что у нас нет будущего. С моей стороны — обещание новой подруге и, прямо скажем, не местное происхождение. Со стороны Дарнелла — будущие королевские обязанности и правила, которые нужно соблюдать. Даже если я выиграю и решу остаться, нужна ли Ландории такая королева, а принцу — такая жена? Да я вообще до сегодняшнего дня всерьез о замужестве не думала, считала, что мне еще рано. Хотя мама бы со мной поспорила.
Я вертела головой в поисках Марко, но хвостатого пажа нигде не было видно. Странно, где же он? Вроде бы договорились, что поедет в карете с нами, а не с остальными мальчишками. Он такой обязательный и исполнительный, а тут почему-то изменил своим привычкам. В свете последних событий я бы не удивилась, если бы узнала, что маленького слугу устранил мой таинственный недоброжелатель. От страшных предположений сжималось сердце и перехватывало дыхание. В конце концов, наплевав на все, я подошла к пухлому мальчику лет тринадцати-четырнадцати в синей бархатной форме пажа. Он о чем-то деловито беседовал с высоким лакеем, судя по всему, передавая поручение.
— Привет, — начала я издалека, как только раздраженный лакей направился во дворец.
Паж медленно перевел на меня взгляд. Его мечтательные голубые глаза с поволокой флегматично вглядывались в мое лицо.
— Добрый вечер, леди Полина, — спокойно ответил он. — Я могу быть для вас чем-то полезен?
— Да, да. — Я неловко потерла руки, собираясь с мыслями. — Ты не знаешь, где Марко? Он должен ехать со мной и герцогиней, а его что-то нет.
Несколько секунд я соображала, понял ли паж, чего я от него хочу, и собралась повторить свой вопрос, но меня все-таки наградили ответом.
— Думаю, вам можно сказать. — Из-за природной медлительности тон у толстячка получился снисходительным. — Марко говорит, что вы очень добрая и порядочная леди, поэтому я осмелюсь доверить вам секрет своего друга. Клодия тоже искала Марко, но я его не выдал. Она женщина хорошая, только, когда дело касается работы, становится иногда суровой.
Вот Достоевский!
— Спасибо за доверие. Так где же он? Я уже места не нахожу от беспокойства.
Веки с длинными, как у девочки, ресницами медленно опустились и вновь поднялись.
— Марко получил письмо из дома. Оно его сильно расстроило, и, скорее всего, он просто не хочет, чтобы его сейчас видели. Не переживайте, миледи, рано или поздно он явится.
Хоть мне и стало легче от того, что мои опасения не оправдались, на душе все равно остался горький осадок.
— Что-то случилось? Может, ему или его семье нужна помощь?
— Если захочет, он сам вам все расскажет, — по-взрослому рассудил мальчик. — Вы только не нервничайте зря, Марко всегда расстраивается из-за писем. Я к этому привык, и он благодарен за то, что я больше не лезу к нему с утешениями. Не все можно запросто исправить.
От этих загадок меня скоро трясти начнет.
— Ладно, подожду его, — нехотя сдалась я. — Спасибо. Как тебя зовут?
Паж отвесил не очень-то низкий поклон.
— Мое имя Сэмюэль. Меня приставили к леди Виржинии.
— Не повезло тебе, — посочувствовала я.
Апатичный мальчик слегка улыбнулся:
— Я бы на вашем месте печалился о злосчастной судьбе Дерека, которому предстоит прислуживать леди Бетни. Она уже запустила в него щеткой для волос, потому что не доверяет мужчинам. Даже таким, как мы.
Пожелав «мужчине» удачи, я вернулась к нашей карете.
Марко объявился практически перед самым отъездом, минута в минуту, что-то пробормотал в качестве извинения, устроился в уголочке и уставился в окно, хотя экипаж еще не тронулся.
Мы с Гвен переглянулись. Подруга была в курсе моего разговора с Сэмюэлем, и ситуация ее тоже напрягала. Только в отличие от меня она чувствовала себя не в своей тарелке и не знала, как следует поступить. У человека проблемы с общением, а на занятия по психологии она вряд ли ходила. Что ж, придется все брать на себя.
— Марко, что случилось? — не стала я ходить вокруг да около.
Он посмотрел на меня сквозь челку.
— Ничего.
— Точно?
Оставив меня без ответа, мальчик поджал губы.
— Понятно. — Несмотря на то что карета уже куда-то катила, я перелезла на сиденье Марко. — Психотерапевт Покровская спешит на помощь.
Сняла с мальчика берет и убрала с покрасневших глаз волосы.
— Зайчик мой, ты плакал?
Вздохнув, он сделал над собой усилие и выпалил:
— Я упал.
Это явно заготовка не из той оперы. Ну ладно.
— Упал и… — подхватила я, как хитрый экзаменатор.
— И мне попал в глаза песок.
Вот упрямец, дала же шанс самому все рассказать.
— Пятерка за находчивость и двойка за вранье, — резюмировала я. — Марко, ты же мой друг?
Собачьи ушки трусливо прижались к голове.
— Друг? — недоверчиво переспросил мальчик. — Вы хотите со мной дружить? Даже после того, как я… как я плакал?
— Слезы — не всегда признак слабости, — вдруг негромко сказала Гвен. — Они — отражение твоей чистой души. Что-то тревожит тебя, наверное, несправедливость или отчаяние. А может, и горе.
Я обняла Марко, как делал мой брат Никита, когда я, маленькая, жаловалась ему на злую училку начальных классов.
— Что было в письме? Что тебя так огорчило?
Мальчик вздрогнул.
— Откуда?.. Кто вам сказал?
— Сэмюэль. Заметь, его до меня Клодия допрашивала, и он тебя ей не выдал.
— Сэм очень хороший. — В голосе Марко появилась уверенность. — Он не подлый, как некоторые, и многим помогает. А учитель по стихосложению говорит, что Сэм гений. Правда, у него здорово получается. Он пишет поэму про нынешний отбор и читал мне несколько отрывков…
— Стой-стой-стой. Про Сэма расскажешь потом, мы с удовольствием послушаем, тем более что он отличный парень. А сейчас нас интересуешь ты.
В истории Марко не было ничего удивительного или неправдоподобного, но и этого хватило, чтобы я ему всем сердцем посочувствовала. Когда в семье ничем не примечательного барона Кайдена родился мальчик с собачьими ушами и хвостом, барон в одночасье прославился как отец зверолюда. Какой конфуз! Какой позор! Откуда в благородном семействе взялся маленький звереныш? Если бы младенец не обладал некоторыми фамильными чертами, Кайден, не испугавшись нового скандала, развелся бы с супругой и зажил бы себе счастливо. Только этот трюк не провернешь, раз отпрыск твой, и бросать его бесчестно. Однако принять ребенка это не то же самое, что полюбить. Если уж начистоту, родители относились ко всем семи детям без особой нежности. Барон Кайден обращался с ними в точности как со своими собаками: мог приласкать, если находился в хорошем настроении, накричать или даже ударить, если настроение было так себе, а в основном не обращал на них внимания, хотя никогда не был сильно занят. Рано вышедшая замуж баронесса Тарина больше пеклась о своих нарядах, чем о малышах, и с упорством гончей добывала приглашения на светские рауты. Оно и понятно, ей хотелось блистать на балах, а не растить детей в старом, продуваемом всеми ветрами замке. Видимо, за легкомыслие мироздание наказывало ее беременностями, и тогда она могла месяцами сидеть дома — с большим животом не попляшешь. Потом, вручив очередного младенца няньке, баронесса затягивала корсет и ехала развлекаться. И все же Марко, четвертому ребенку, приходилось хуже всех. Отец ворчал, что проку от него не будет и никто в здравом уме не возьмет на службу зверолюда, а мать часто ныла, что из-за дурной репутации (связанной, естественно, с Марко) ей почти не присылают приглашения. Братья и сестры с подачи старшего поколения обзывали его уродом и неохотно с ним играли.