Крестоносец - Айснер Майкл Александр. Страница 65
Когда мне исполнилось пятнадцать, я проник в жилище своего сводного брата, переодевшись в рваный коричневый балахон пилигрима. Маскарад удался, к тому же после двух недель скитаний по дорогам от меня несло за версту.
Я нашел Люсинду в одной из комнат наверху. Она напевала почти забытую мной мелодию, глядя на спящего младенца, одного из моих кузенов. Я позавидовал его невинности: он принимал ее нежную заботу, ни о чем не тревожась.
Когда я приблизился, она подняла голову и не удержалась от улыбки. Понимаете, она все еще любила меня. Затем она задумчиво отвела взгляд. Мне казалось, я знал, о чем она думает: о той ночи пять лет назад. Она обрадовалась мне, а затем пришла в ужас. Ее малыш превратился в мужчину.
Я заткнул ей рот и отрубил кисти рук. Люсинда смотрела на меня, истекая кровью. Она протянула один из обрубков, будто хотела взять меня за руку. Младенец проснулся, его плач заглушил сдавленные крики Люсинды. Когда ее не стало, ее руки продолжали шевелиться под гнетом совершенного преступления. Те самые пальцы, что насыпали яд, подергивались на сером камне.
Сводного брата я подкараулил в часовне. Я был наслышан о его набожности. Когда он наконец появился, я стоял на коленях на церковной скамье. Он был один — мне повезло. Я возблагодарил Господа за предоставленный мне шанс.
«Полагаю, за пару монет ты споешь мне что-нибудь веселое, незнакомец, — сказал он. — Ты бродячий менестрель?»
«Нет, сир», — отвечал я.
«Извини меня, пожалуйста, — сказал он. — Значит, ты пилигрим, направляющийся к могиле святого Хайме в Компостела?»
«Нет, сир», — отвечал я.
«Ты таинственный человек, незнакомец. Скажи, пожалуйста, что ты делаешь в этих краях?»
«Я пришел, чтобы исправить прошлое».
«Знаешь, — сказал он, — прошлое лучше оставить Богу».
Он рассмеялся легко, беззаботно и положил руку мне на плечо.
«Тебе нужен священник, друг мой. Я позову его, когда попросишь».
Он улыбнулся мне. Своеобразная у него была улыбка — при других обстоятельствах мы могли бы стать союзниками.
«Ты мне кого-то удивительно напоминаешь, — сказал он. — Я знаю тебя, незнакомец?»
«Я — Фернандо Санчес, твой брат», — ответил я.
Улыбка его исчезла. Он открыл рот, собираясь что-то сказать, но передумал.
Я вонзил нож ему в грудь. Я колол снова и снова, пока не превратил его тело в кровавое месиво.
Дон Фернандо помахал кулаком, словно переживая вновь тот момент.
— Восхитительная история, дон Фернандо, — сказал Андре. — Не хочу показаться невежливым, но нам с Франциско пора.
Дон Фернандо внимательно посмотрел на нас.
— Франциско, вы с Андре вскоре отправитесь в путь, но не туда, куда думаете. Мне известна ваша преданность дядюшке Рамону. Если я оставлю вас в живых — хотя бы одного, — вы отомстите за Района так же, как я отомстил за своего брата. Я был бы разочарован, если бы узнал, что вы не замышляете моего убийства. Но вашим замыслам не суждено сбыться. Я не паду от ваших рук. Я не Люсинда и не совершу ее ошибки. Бейбарс хотел доставить в Алеппо доказательства, что Крак-де-Шевалье действительно пал. Я взял на себя смелость выдвинуть ваши кандидатуры. Ведь после трагической гибели Рамона вы находитесь под моим командованием, не так ли?
— Да, хозяин, — вмешался Пабло, — весь гарнизон находится под вашим командованием.
— Заткнись, Пабло, — велел дон Фернандо. — Вы должны меня понять, — продолжал он, — попытайтесь представить себя на моем месте. Я ждал пять лет, чтобы убить Люсинду. Если я отпущу вас, я всегда буду ждать вашего возвращения.
Пока мы беседовали с доном Фернандо, мусульманские воины уже заполнили часовню. Дон Фернандо указал на Андре и меня, и нас окружили мусульмане.
— Прощайте, господа, — сказал дон Фернандо. — Я бы пожелал вам удачи, но там, куда вы отправляетесь, удачи будет недостаточно. Я сообщу о вашей храбрости вашим семьям. Это немного утешит их.
— Однажды, — сказал Андре, — я сведу с вами счеты, дон Фернандо.
— А пока, — отвечал дон, — наслаждайтесь гостеприимством султана.
Выходя из часовни, дон Фернандо и его люди прошли мимо нас. В дверях дон Фернандо обернулся.
— Хотя мои офицеры отчаянно преданы мне, — сказал он, — они тупицы. Я хотел бы иметь заместителя с твоей сообразительностью и с твоим везением, Франциско. И с твоим мужеством, Андре. Мне очень жаль.
Глава 12
ЦИТАДЕЛЬ
Зазвонили к молитве. Мы находились в келье уже четыре часа.
Франциско стоял у окна, полуденные тени падали на его изможденное лицо. Взгляд его был отсутствующим, казалось, он ушел в себя и забыл о нас с Изабель. Изабель сидела рядом со мной, не шевелясь, чуть приоткрыв рот, будто собиралась что-то спросить.
— Очень жаль, — сказал Франциско, повторяя последние слова дона Фернандо.
Голос его звучал ровно, словно он рассказал о неприятном случае, никого при этом не виня.
— Андре погиб в Крак-де-Шевалье, — произнесла Изабель.
Франциско, казалось, не слышал ее.
— Франциско, — обратилась к нему Изабель.
Он отвернулся к окну. Изабель поднялась, подошла к нему, встала напротив и схватила за руку пониже локтя.
— Мой брат умер в Крак-де-Шевалье.
Франциско крепко прижал ладони к глазам, будто пытаясь стереть нахлынувшие воспоминания.
— Дон Фернандо отправил письмо моему отцу, где сообщалось о доблестном поведении Андре во время осады. Он погиб, защищая замок.
В конце концов, ее голос стал еле слышен, и было неясно, задает она вопрос или делает утверждение.
— Нет, Изабель, — ответил Франциско.
Возможно, уважаемый читатель подумает, что ответ Франциско породил у Изабель надежду, что ее брат все еще жив. Нет, этого не случилось. Когда прозвучали два последних слова, наступила зловещая тишина. Предвестник чего-то ужасного.
— Изабель, нам лучше уйти. Скоро ужин.
Не сводя серых глаз с Франциско, Изабель ничем не показала, что слышит мои слова. Я подал ей руку, чтобы вывести из кельи, но она не взяла ее. Я ничего не мог поделать — то был ее выбор. Она предпочитала услышать правду, какой бы страшной та ни была. Она хотела знать, как погиб ее брат.
Честно говоря, я думаю, что Франциско так грубо обращался с Изабель как раз для того, чтобы заставить ее покинуть Санта-Крус. Возможно, он хотел избавить ее от болезненных подробностей, а себя — от необходимости их рассказывать.
— Мы ехали за войском Бейбарса, направлявшегося на север, в Алеппо. Повозку, в которую поместили нас с Андре, приковав друг к другу цепью, охраняли несколько вооруженных мусульман. Ночью, после дневного перехода, они нас кормили, и Андре делил пополам скудный паек — ломоть хлеба, чашку турецкого гороха и кружку воды. То и дело он оставлял немного своей воды, чтобы промыть мою рану, после чего перевязывал ее свежим лоскутом материи, оторванным от одной из наших рубашек.
На третий день в ранних лучах солнца появился языческий город. Мы увидели мусульманскую церковь из синего мрамора с изящной башенкой, торчащей, как камыш на болоте. Бородатый старик медленно поднимался по ее витой лестнице и, дойдя до вершины, затянул жалобную мелодию. Воины остановили караван и упали на колени, положив обе руки на землю ладонями вверх.
— Похоже, они понятия не имеют о существовании колоколов, — сказал Андре.
С других башен голоса присоединились к горестному хору, возвещая о наступлении нового дня.
Андре выпрямился в повозке во весь рост, задумчиво глядя перед собой.
— Они все равно ничего не услышат, — произнес он.
Лишь однажды один из язычников с нами заговорил. Я проснулся посреди ночи. Плечо нестерпимо ныло, холодный ветер пробивался сквозь шерстяную накидку, служившую нам с Андре одеялом. Над кровавым пятном, образовавшимся на повязке, тоненько зудели мухи. И тут сзади раздался шепот. Я повернулся и посмотрел туда: один из охранников что-то тихо и настойчиво говорил, опасливо оглядываясь по сторонам. Потом он сунул руку в складки своей одежды, достал оттуда яблоко и протянул его мне. Я видел, как между его пальцев поблескивают красные бока плода, но не решался взять яблоко, охваченный сомнениями. Что, если он его отравил, окунув в какой-нибудь арабский яд?