Крестоносец - Айснер Майкл Александр. Страница 70

Рассказав несколько историй и поворчав, Джованни всегда соглашался на первоначальное предложение Саламаджо.

— Проблема в том, — говорил он, — что я слишком щедр. Теперь я буду посылать к вам для сбора дани Пабло. Он вам понравится. Откусывает головы у живых крыс. Удачи, Саламаджо. И вам тоже, рыцари Калатравы.

Однако каждый месяц Джованни сам возвращался к нам. Постепенно венецианцы взяли под контроль все подземелье и стали наводить порядки в тюремной жизни. Время от времени Джованни вставал в середине прохода и объявлял новые правила. Обычно он приводил примеры и перечислял наказания за различные нарушения. Затем повторял все вышесказанное, по меньшей мере, на пяти языках. Венецианцы настояли на том, чтобы для поддержания гигиены в конце пещеры были вырыты отхожие места.

— Что бы там ни думали неверные, — говорил Джованни, — вы не животные. Хотя иногда вы живете как звери — ходите и спите в собственном дерьме. Больше этого не будет. Отныне вы должны справлять нужду только в отхожих местах, и больше нигде.

За первое нарушение этого правила взимался штраф в виде таракана, крысы или змеи. За второе нарушители получали десять ударов палкой.

Кроме того, венецианцы запретили поедать человечину — мертвую или живую. Они велели каждому клану хоронить своих мертвецов. Они даже предоставили своего священника — отца Габрио — для чтения заупокойной молитвы.

Не надо было быть монахом, чтобы понять, что отец Габрио никакой не «отец». Во всяком случае, в духовном смысле. Его сильные мускулистые руки больше подходили для того, чтобы ставить мачту, чем для того, чтобы раздавать хлеб во время причастия. Ходил он враскачку, чуть неуверенно, будто не привык ступать по твердой земле.

Однако заключенным было все равно. Отец Габрио знал несколько фраз на латыни и имел представление о ритме молитв, пусть даже и перевирал основную часть литургии. Спустя несколько месяцев после назначения отца Габрио тюремным священником Джованни рассказал нам, что в детстве тот был слугой в некоем монастыре под Венецией. Там-то он и научился чтению молитв.

— В море, — рассказывал Джованни, — Габрио часто кричал во сне. Однажды я спросил его, что за кошмары ему снятся. Габрио ответил, что каждую ночь он видит, будто он пастух, который пытается привести свое стадо домой в страшный шторм. Человек может плавать по всему миру, — продолжал Джованни, — но, в конце концов, он должен посмотреть в лицо своей судьбе.

Несмотря на всяческие промашки и оговорки, молитвы отца Габрио придавали похоронам торжественности, и мы чувствовали, что Господь ведет счет живым и умершим в нашей пещере. Вскоре почти все заключенные стали посещать похороны вне зависимости от личности усопшего, просто чтобы послушать бормотание нашего священника.

Еще венецианцы запретили драки между группами и внутри их. Когда возникали конфликты, стороны должны были представить спорный вопрос на рассмотрение тюремного судьи в лице Джованни. Он надевал черное платье и, внимательно выслушав спорящих, выносил решение, не подлежащее обжалованию. Если проигравшая сторона противилась исполнению воли Джованни, шестнадцать венецианцев, вооруженных камнями и палками, быстро убеждали непокорных в правоте его суждения.

Венецианцы доброжелательно принимали новичков, кормили их, лечили их раны и объясняли тюремные правила. Спустя неделю они представляли новичка группе его земляков или религиозных сторонников и оставляли с этими людьми.

Джованни учредил уголовный кодекс — запрещались воровство, насилие, убийства. В зависимости от тяжести преступления нарушители подвергались суровому наказанию, вплоть до отсечения пальцев, рук и даже смертной казни.

После того как венецианцы взяли тюрьму под контроль, здесь произошло лишь одно убийство. Турок убил германца в споре за еду. Публичный суд состоялся близ родника, каждая группа принесла с собой факел. Обвиняемый стоял на каменном возвышении в окружении стражников, которых венецианцы выбрали из разных группировок.

Турок утверждал, что его жертва пыталась украсть пойманную им змею. Выслушав признание турка и переведя его на разные языки, заключенные обратили взгляды на Джованни, который взошел на платформу и встал напротив обвиняемого.

— Смерть через повешение, — провозгласил он.

Один из венецианцев тут же стал карабкаться по скалистой стене с обмотанной вокруг плеча веревкой. Поднявшись не очень высоко, он накинул петлю на каменный выступ в стене, а свободный конец веревки сбросил на землю. На этом конце тоже сделали петлю, один из стражников надел ее на шею осужденного и столкнул турка с возвышения.

Очевидно, веревка была закручена. Тело турка завертелось в воздухе и несколько раз ударилось о каменную стену. Он отчаянно дрыгал ногами, пытаясь найти опору, наконец эти рывки прекратились, и тело лишь слегка покачивалось. Языки пламени отражались во влажных камнях. Тишину в подземелье нарушало лишь журчание родника.

Веревку удалось добыть несколькими неделями раньше у одного из стражей. После того как стражники сбросили в темницу объедки, Джованни и другие заключенные выстроились в очередь в надежде обменять драгоценный камень или кусок ценного металла на еду. Когда настала очередь Джованни, он положил в ведро золотой кубок: один из венецианцев нашел его, когда рыл яму для отхожего места. Накануне Джованни показал кубок нам — на нем была надпись на латыни: «Житель Рима, житель мира».

Пока стражники рассматривали необычный предмет, Джованни переговаривался с ними по-арабски. Позже он пересказал нам этот разговор.

— Пять одеял, — сказал Джованни.

Сначала стражники рассмеялись, удивляясь его наглости.

— Получишь то, что тебе дадут, — крикнул вниз один из них, — если мы решим оставить тебя в живых.

— Мы нашли и другие сокровища, — крикнул им в ответ Джованни. — И будем искать еще. Если вы захотите.

Смех прекратился. Стражники продолжали изучать кубок, переговариваясь между собой.

В конце концов, они дали Джованни два одеяла и веревку, на которой потом повесили германца. Хотя Джованни и получил меньше, чем просил, ему удалось основать новый вид торговли в этой тюрьме, и вскоре венецианцы сумели получить много других весьма полезных предметов — чашки, одежду, обувь, небольшие ножи и даже кремень для разжигания огня и масло для факела.

— Если постараться, я смог бы провести ночь с дочерью султана, — сказал Джованни.

На многие предметы, полученные от неверных, венецианцы выменивали золото, серебро и драгоценные камни у других заключенных. Затем все повторялось: выменянное уходило стражникам. В надежде приобрести что-нибудь у самих охранников, а не у венецианцев остальные группы заключенных принялись с большим рвением раскапывать старый дворец в поисках сокровищ.

Если я не спал или не охотился на грызунов, то копал землю руками и ссыпал ее в кучу у входа в наше укрытие. Мы неделями просеивали грязь, чтобы найти что-нибудь ценное — маленькие кусочки золота или серебра. Позже Саламаджо обнаружил статуэтку, украшенную рубинами, — то ли это была Дева Мария, то ли какой-то языческий идол.

Однако наши отношения со стражниками не были такими отлаженными, как у Джованни и его венецианцев. Никто из нас не говорил по-арабски, поэтому, чтобы не испытывать судьбу, торгуясь с неверными, мы обменивали наши находки у Джованни и венецианцев на предметы, полученные ими от мусульман. Обмен происходил во время ежемесячных визитов Джованни — как и прежде, его посещения не обходились без историй из его моряцкой жизни. Вскоре он вообще перестал взимать с нас налог.

Когда наступила зима, мы находились в тюрьме уже семь месяцев. Джованни говорил, что то были самые холодные три месяца, которые он пережил в Леванте. Правда, земля не покрылась инеем, а родник не замерз, но леденящая сырость, казалось, пробирала меня до самых костей. Когда я пил ледяную воду, у меня начинало ломить в висках.

Несмотря на то, что холода грянули внезапно, мы были хорошо подготовлены к наступлению зимы. Всю осень мы выменивали у венецианцев теплую одежду, одеяла, обувь, но главное — у нас накопилось достаточно дров, чтобы разжечь костер в особенно холодные дни. Мы надели всю одежду, какая у нас была.