Больные ублюдки (ЛП) - Коул Тилли. Страница 31
И я не ошибся.
Когда мы шли по магазину, люди на нас пялились; пялились, пока не встречались взглядом со мной. Должно быть, они чувствовали, как сильно мне хотелось увидеть их бездыханные тела, потому что они быстро отворачивались, и большинство из них убегало из магазина, словно они кожей ощущали, что я хищник, выслеживающий свою жертву.
Я заплатил за косметику, Куколка прыгала позади меня от волнения.
— Видишь это, Алиса? — сказала она своей кукле, подняв ее к кассе. — Все эти красивые вещи для нас. Мы с тобой станем двумя самыми прекрасными девушками в Стране Чудес.
Когда она взяла у кассира сумку и повернулась ко мне, я почувствовал, как дёрнулся край моего рта.
— Давай вернёмся в номер? Мне очень хочется все это попробовать.
— Конечно, милая.
Перед нашим уходом кассир спросила:
— А где проходит косплей-фестиваль?
Я посмотрел на женщину безучастно. Куколка сделала то же самое. Кассир указала на сумку.
— Куда Вы накраситесь всей этой косметикой?
Куколка улыбнулась.
— На убийство…
Она со смущением взглянула на меня.
— Кто следующий, Кролик? Я не помню.
Она поморгала. Эти огромные голубые глаза и розовые губы. Я снова представил себе ее забрызганные алой кровью щеки и шею. От вызванных этими образами мыслей мне с трудом удалось сдержать громкий рык.
— Чеширский Кот.
У Куколки заблестели глаза, и она повернулась к кассиру.
— Значит, на убийство Чеширского Кота, — произнесла она и подняла сумку. — И теперь я буду выглядеть на все сто!
Куколка отвернулась, и я увидел, как кассир отчаянно пытается понять смысл того, что сказала Куколка.
«Не-убийцы», — подумал я. Какая же скукотища эта их обыденная жалкая жизнь.
— Кролик! — крикнула из дверей Куколка.
Я повернулся и увидел, что она стоит, скрестив на груди руки, и нетерпеливо постукивает ногой.
— Мы опоздаем! — на ее поджатых губах блеснула нахальная улыбка, а на щеках проступили ямочки. — Тик-так.
Не в силах сдержать смех, я направился к ней, качая головой от того, что она украла мои реплики.
— Глупый Кролик, — прошептала она, когда я подошел к ней.
Я постучал ей по ноге набалдашником своей трости — самое мягкое наказание.
Потом мы вернулись в отель, чтобы моя девочка могла накраситься как кукла.
Я наблюдал с кровати за тем, как она сидит в другом конце комнаты, за старым обшарпанным туалетным столиком и накладывает на себя всю купленную косметику. Затачивая лезвие своей трости, я неотрывно следил за ее отражением в зеркале. Как она красила свои веки синим, а ресницы — черным. Как благодаря какой-то жидкости, которую она нанесла на лицо, ее бледная кожа приобрела фарфоровый оттенок. Щеки стали румяными, а губы, конечно же, ярко-розовыми.
Она мурлыкала и подпевала песням, доносящимся из ее проигрывателя. Пританцовывая на стуле, она покачивала плечами, и при каждом движении у нее подпрыгивали длинные светлые завитки волос. И все это время, что я за ней наблюдал, я всё больше заводился. Когда она у меня на глазах превратилась в ожившую куклу, мой член стал таким твёрдым, что я до боли стиснул зубы.
Я всегда представлял ее такой. Рядом со мной. Одетую и накрашенную, совсем как кукла. Разделяющую мои пристрастия. Убивающую. Останавливающую сердца. И ей плевать на всех, кроме нас двоих.
Пока Куколка прикрепляла что-то к ресницам, я сунул свое лезвие обратно в шафт трости. Я поднялся, и она повернулась ко мне.
Я застыл. Как вкопанный. Сверху её глаза обрамляли густые, длинные ресницы, а нижние были стилизованы под «склеенные», от чего она стала выглядеть в точности как кукла. И только тот факт, что она дышала и моргала, напоминал мне о том, что она живая.
— Милая…, — я замолчал, не в силах вздохнуть.
Она пригладила ладонями платье, затем подняла руки и сделала реверанс. Она посмотрела на меня из-под своих накладных ресниц.
— Ну? Теперь я больше похожа на твою маленькую куколку, Кролик?
Я кивнул, не моргая. И, черт возьми, не дыша. Мне вдруг стало слишком жарко в этой рубашке, жилете и галстуке.
— Да, — прохрипел я, так сильно прикусив зубами губу, что в рот потекла кровь.
От этого я только больше завёлся.
Улыбка на лице Куколки сменилась серьезным выражением, во взгляде блеснул голод.
— Я сделала это для тебя, Кролик, — прошептала она и подошла ко мне поближе.
С каждым ее шагом сердце бешено колотилось у меня в груди.
Чем ближе она походила, тем сильнее я ощущал аромат роз. Она купила духи, которыми всегда пользовалась в детстве, те самые, что вначале принадлежали ее матери. Куколка остановилась прямо передо мной. Она протянула руку, и у меня напряглись все мышцы. От мысли, что она может ко мне прикоснуться, я резко втянул носом воздух. Я почувствовал привычную боль, которая возникала всякий раз, когда кто-то пытался ко мне притронуться. Боль под кожей, осквернённой крайне агрессивным воздействием мужчин, которые вообще не должны были к ней прикасаться. Мужчин, которые проникли в меня, отравив своей грязью.
Но затем она взяла в руку мой галстук и, вытащив его из жилета, пропустила сквозь пальцы. Она подняла на меня глаза, и я затаил дыхание, взглянув на ее прекрасное лицо. На ее макияж. На ожившую, стоящую передо мной Алису в Стране Чудес.
— Мне хочется быть красивой для тебя, Кролик. Но только для тебя, — она трижды моргнула ресницами. — Я хорошо выгляжу, Кролик? По-твоему, я красивая?
— Да, — надтреснутым голосом произнес я.
Куколка принялась наматывать мой галстук себе на руку с такой лёгкостью, с какой скручивала в узел и меня самого. Всегда.
— Я твоя прекрасная защитница? Твоя накрашенная защитница Страны Чудес? — Куколка наклонилась, заглянув мне за спину, словно могла видеть сквозь надетую на меня одежду. — Как то изображение у тебя на спине?
— Лучше.
Я с трудом поднял нетвёрдую руку и пропустил сквозь пальцы прядь ее длинных волос. Они были такими мягкими. Куколка порывисто вздохнула.
— Эта Куколка…, — она опустила глаза, и я ещё больше возбудился, когда увидел, что она заметила мое желание.
Каждой частичкой моего тела мне безумно хотелось прижаться к ней, овладеть ею, поглотить ее целиком и погрузить в свою плоть. Она застонала. У меня мороз пробежал по коже. Я отшатнулся назад, на лице выступил ледяной пот.
— Кролик, — прошептала Куколка.
У неё задрожала нижняя губа. Покраснев, она обхватила ладонями свои груди.
— Я не могу избавиться от всех этих ощущений…, — произнесла она и, покачав головой, направилась к кровати… ко мне.
Наблюдая за ней, я почувствовал, как она превращается в мою добычу. Во мне пробудилась тьма. Я уставился на бешено колотящийся пульс у нее на шее. Мне стало интересно, что будет, если я разрежу кончиком своего наперстка одну из ее вен и пущу ей кровь. Не на главной артерии, а там, где я мог бы наблюдать за тем, как яркий красный цвет превращает ее бледную кожу в шедевр художника-садиста. Я представил, как жадно глотаю эту кровь. Затем, она вспарывает вену на моей шее и точно так же пьет из нее.
Соединяясь не только физически. Во всех отношениях.
Этот образ пронёсся у меня в голове, ноги ударились о кровать, и я прижал руку к своему члену. Моя голова коснулась подушки, и я закатил глаза.
— Кролик, — позвала она.
Я услышал в ее голосе отчаяние. Услышал, как замирает ее дыхание. Открыв глаза, я увидел, что она сидит напротив, на другом краю постели. Спиной она упиралась в перекладину у изножья кровати. Ее ноги были раздвинуты, рука под платьем.
— Куколка, — произнёс я и провел ладонью по напрягшемуся у меня в штанах члену.
— Я хочу прикоснуться к тебе, Кролик, — сказала она, царапнув по одеялу каблуком ботильона. — Мне хочется почувствовать, как ты делаешь это со мной своей рукой. Я хочу, чтобы ты пробудил во мне ту дрожь, которая сотрясает меня, когда я всего лишь представляю себе твое лицо. Я хочу почувствовать тебя.