Тогда ты молчал - фон Бернут Криста. Страница 28

Это было их постоянной проблемой.

С длинными ночами на улице, в орущих забегаловках и прокуренных клубах, где музыка была такой громкой, что просто сносила уши с головы, их обычная повседневная жизнь — подруги, семья, неоплаченный дом на пустынной мирной окраине города — просто не могла конкурировать. Их настоящая жизнь проходила в совсем ином, сияющем огнями мире, где они чувствовали себя как дома, хотя в действительности они не имели права принадлежать ему. Их жены снова и снова вываливали им на голову эту правду, но они, их мужья, скорее отказались бы от семьи, чем поставили бы перед собой вопрос: что они, собственно говоря, делают и почему они себя при этом так прекрасно чувствуют?

В принципе, все должно утрястись само собой, это было лишь вопросом времени. Веский аргумент, к которому нечего прибавить. Эту работу действительно нельзя было делать вечно. Когда-нибудь, может, уже через пару лет, они станут слишком старыми для клубов, где тусуется молодежь, будут бросаться в глаза, станет заметно, что они — не свои. А потом…

Они очень редко всерьез задумывались о «потом»: о работе за письменным столом, маячившей впереди, если не сумеешь вовремя куда-нибудь перейти — возможно, встрянешь в очередную авантюру с очень неопределенным исходом. Но сейчас — это сейчас.

А сейчас было четыре часа утра, как раз перед рассветом. Вчерашняя послеобеденная гроза прошла, и воздух стал намного прохладнее, чем предыдущими ночами. Янош и Давид сидели в машине перед одним из клубов в северной части города. Они медленно ехали вдоль рядов припаркованных автомобилей и тренированным взглядом проверяли номера машин — двадцать-тридцать комбинаций букв и цифр номеров «засветившихся» в полиции наркодилеров и их клиентов постоянно хранились у них в голове. Это входило в их работу. Два номера из сотни увиденных они в конце концов узнали. Машины с этими номерами стояли к тому же рядом, что нельзя было расценить, как случайное совпадение. Янош поставил их БМВ метрах в десяти, в таком месте, откуда они через лобовое стекло могли держать в поле зрения обе подозрительные машины.

Затем они стали ждать, сидя в машине. Больше чем полчаса это не протянется, так как клуб закрывался обычно в полпятого. Давид зажег сигарету и выпустил дым через приоткрытое боковое окно. Его грипп прошел, осталось лишь легкое недомогание. Янош потянулся к пачке сигарет, которую Давид положил под стекло. Он мог не спрашивать разрешения взять сигарету. Они делились всем. Давид посмотрел сбоку на Яноша. Ему хотелось рассказать напарнику о разговоре с главным комиссаром Зайлер, состоявшемся вчера вечером и не выходившем у него из головы.

Пока он не слишком стар для такой службы, это был уникальный шанс, чтобы перейти на работу в комиссию по расследованию убийств. Правда, следующая неделя пригодилась бы ему для отдыха, но сейчас уже было поздно это обсуждать.

— Я хотела бы, чтобы вы поработали в качестве нашего тайного агента, герр Герулайтис. Как пациент Плессена.

— Этого психа-чудака?

— Да. Мы не думаем, что Плессен — преступник, но он как-то связан с преступлениями.

— Что я должен там делать?

— Участвовать в семинаре как обычный пациент… вернее, клиент. Плессен называет их клиентами. И вообще, осмотреться в его доме. Понаблюдать за остальными клиентами. Запомнить их истории.

— Вы думаете, что один из клиентов…

— Может быть. Но до сих пор это только теория. Так или иначе, я хочу знать, что происходит во время этих семинаров. Один бывший клиент покончил жизнь самоубийством, другой сейчас находится в психиатрической клинике. Что-то там не совсем чисто.

— О’кей.

— Что?

— О’кей. Я согласен. Когда я должен быть там?

— Хорошо! Запишитесь на следующий вторник, на 22-е. От вашего начальства я узнала, что следующая неделя у вас свободна.

— Да.

— Тогда все в порядке. Значит, вы запишитесь к Плессену совершенно обычным образом. Вот его номер телефона. У него точно будут свободные места после этой истории с убийствами. Определенно, не меньше половины ранее записавшихся пациентов отказались. Таким образом, Плессен будет рад каждому новому клиенту.

— Да.

— Семинар будет продолжаться только до пятницы, до 25-го числа. Четыре дня. Так что у вас будет не слишком много времени, чтобы там осмотреться.

— О’кей. Никаких проблем.

— Вы когда-нибудь что-то подобное делали? Такое…

— Я что, похож на психа?

— Не в этом дело. Я имею в виду, что эти… эти семинары могут на что-то повлиять, понимаете? Это не просто разговоры. Вам придется там выкладываться.

— Выкладываться? Как это?

— Вы — клиент. У вас проблемы — с собой, с семьей, с женой — все равно. Вам придется это изображать. У вас это получится?

— Конечно.

— Вы думаете, что это легко, но вы не сможете придумать абсолютно все. Для совершенно новой легенды у нас просто нет времени. Вам придется ну хотя бы частично говорить правду. Но не слишком много. Участвовать в процессе, но при этом сохранять ясную голову.

— Я справлюсь. Я натренирован в таких вещах и умею довольно хорошо играть.

— Поэтому я и предложила вас. Наши люди… Во-первых, Плессен знает уже половину людей из КРУ 1 по допросам, и кроме того…

— Я все понял.

Он понял. КГК Зайлер был нужен такой человек, как он, — хорошо справляющийся с работой, потому что уже привык врать, обманывать других. Человек, который в момент может изобразить из себя трясущегося наркомана, а через минуту — прожженного торговца наркотиками. Который за секунду усвоит жаргон любой тусовки. Который, внутренне не меняясь, как хамелеон, будет представляться таким, каким его должны увидеть другие. Который никогда не забудет, что он делает и кто он на самом деле. Это было мучительное занятие, рискованная балансировка между двумя реальностями. Почему-то он вспомнил своего коллегу, который, сидя в машине у наркодилера, разоблачил себя только потому, что на перекрестке воскликнул: «Осторожно, пэкавэ!» [17]

Ни один человек, кроме полицейского, не назвал бы машину «пэкавэ». Работа нескольких недель была напрасной.

Этот проект был строго секретным, он не имел права рассказывать о нем Яношу, что было для него непривычно и казалось неправильным. Но он дал обещание молчать. Давид выбросил выкуренную до фильтра сигарету из окна, и она дотлела на асфальте.

— Ты сегодня какой-то тихий, — сказал Янош.

Сырой ночной воздух проник в машину. Давида пробрал озноб.

— Я еще не совсем пришел в себя, — ответил он. — Грипп был приличный и…

Он замолчал, потому что Янош толкнул его и знаком показал, чтобы он сидел тихо. Янош поспешно раздавил сигарету в пепельнице и поднял боковое стекло со своей стороны. Давид сделал то же самое и взял с заднего сиденья бинокль. К припаркованным автомобилям, за которыми они наблюдали, шли двое. Давид посмотрел в бинокль. Его руки не дрожали, когда он наводил резкость. Это были мужчина и женщина. Они шли быстро и не смотрели друг на друга.

— Лидия, — сказал Давид приглушенным голосом.

— А другой? Эрве?

— Кажется. Да.

Давид опустил бинокль. Они молча наблюдали, как пара уселась в машину Эрве — крутой черный «мерседес» класса G с затемненными стеклами. Давид снова поднес бинокль к глазам. Эрве, специализирующийся на героине, обычно снабжал своих клиентов на дому. Проворачивать дела в машинах или в клубах вообще-то было не в его стиле. Лидия сама была наркоманкой и понемногу приторговывала наркотиками в кругу своих знакомых, в основном, чтобы обеспечивать свои потребности. Таким образом, интерес представляла не столько она, сколько человек, называвший себя Эрве, албанец из Косово с родственными связями в высшей лиге албанских оптовых наркоторговцев.