Игра Люцифера - Биркенфельд Брэдли. Страница 22
Я знаю многих девушек из Velvet. Почти все они — труженицы панели, русские, чешки, польки. Но я пользуюсь знакомством с ними исключительно в деловых целях. Некоторым из них просто нравятся острые ощущения, и все они прекрасны. К полуночи за спинкой кресла Мистера Клиента уже стоит высокая дружелюбная чешская блондинка, массируя ему плечи и шепча ему на ухо бог знает что. Я подмигиваю ей, она подмигивает мне в ответ. Это сигнал того, что я рассчитаюсь с ней позже. Ладьел зевает и говорит:
— Брэдли, твой стиль жизни меня убивает. Если бы моя мама только знала, где я сейчас сижу!
Я смеюсь и отвечаю:
— Да, приятель, мне тоже пора двигать.
Мы встаем, и я бросаю на стол тысячу швейцарских франков.
— Мартина, дорогая, — говорю я девушке. — Ты отвечаешь за то, чтобы Мистер Клиент вернулся к нам целым и невредимым.
— Конечно, Брэдли!
К моменту, когда мы с Ладьелом выходим из дверей, она уже сидит на коленях этого счастливого парня. Примерно через час она устроит ему гонку, которую он запомнит на всю свою жизнь.
Утром, когда я заезжаю за Мистером Клиентом, он доволен как кот, слопавший канарейку. Он пребывает в полудреме, пока мы едем в одной из моих Ferrari до дома 16 по Рю де ла Корратери. Там я сопровождаю его самого и его здоровенный портфель до вестибюля. Затем мы проходим по идеально вымытому мраморному полу мимо массивных колонн, высоких окон, закрытых коваными решетками, и вездесущих камер безопасности. Мы садимся в лифт и поднимаемся в небольшую приемную. Тут же в нее входит рыжеволосая девушка, она несет серебряный поднос со свежими круассанами, фруктами и эспрессо. Появляется блондинка с машинкой для счета денег на небольшой тележке. Она одета в обтягивающую шелковую блузку и короткую серую юбку, а ее ноги на высоких каблуках кажутся просто бесконечными. Мистер Клиент открывает свой портфель и передает ей две увесистые пачки сотенных купюр. Она улыбается и пропускает его деньги через машинку — умело, как профессиональный пулеметчик, маникюр ей совершенно не мешает. «Здесь двести тысяч», — говорит она мне, затем ставит машинку на тележку и уезжает.
После этого я вручаю Мистеру Клиенту стопку форм и контрактов, которые он едва читает, и проверяю, чтобы он поставил подпись в нужных местах.
Затем мы идем по длинному коридору, устланному персидским ковром. Улыбчивый охранник в отличном костюме с галстуком открывает мерцающие латунью двери лифта, и мы спускаемся на два этажа ниже. Следующая комната напоминает приемную для особо важных гостей в Форт-Ноксе [32]. Еще один персидский ковер, хромированные кожаные стулья, вазы времен династии Мин, камеры наблюдения, две операционистки за высокой стойкой и огромная дверь с пневматическим замком. За ней — четыре этажа отполированных стальных депозитных ячеек. Некоторые из них достаточно велики, чтобы в них можно было положить картину Моне, другие крошечные, для драгоценных камней. Минимальная годовая комиссия за самую маленькую ячейку составляет 500 швейцарских франков, однако это ничуть не смущает Мистера Клиента, и он заказывает ячейку побольше. Затем он достает свой паспорт и заполняет небольшую белую карточку, на которой указаны сумма на его счете и его кодовое имя, случайным образом сгенерированное компьютером. После этого он подписывает карточку и получает два серебряных ключа от депозитной ячейки. Появляется еще один охранник, щелкают замки, звенят ключи, и мы переходим в хранилище, где Мистер Клиент, его портфель и большая отполированная коробка остаются на короткое время наедине в закрытой комнате. Возможно, он хочет положить в ячейку золотые слитки или несколько упаковок «экстази». Какая разница? Он выходит с пустым портфелем. Сотрудник банка забирает у него один экземпляр ключа от депозитной ячейки — его клиенту не стоит носить с собой. Если клиент захочет получить доступ к своей ячейке, ему придется приехать в банк еще раз.
Я отвожу его в аэропорт и обещаю нанести ему ответный визит при моей следующей поездке в Штаты. Он идет бодрым шагом, возможно, вспоминая о всем том, что она проделывала с ним прошлой ночью. Я усмехаюсь, уезжаю прочь и отдыхаю до конца дня. Эти 200 000 представляют собой своего рода декларацию о намерениях. Через месяц он переведет на свой номерной счет 3 миллиона долларов.
Отлично! Еще один прекрасный день в швейцарском раю.
На протяжении своей карьеры швейцарского частного банкира мне приходилось видеть множество вещей, и думаю, что многие мои клиенты искренне надеются, что я о них забуду. Иногда они показывают мне содержимое своих ячеек — то ли чтобы получить мой совет, то ли просто для того, чтобы оценить мою реакцию. Мне доводилось видеть золотые и серебряные слитки, жемчужины размером с виноградину, валюту всех стран мира, редкие почтовые марки, огромные изумруды и облигации на предъявителя. У одного парня было полмиллиона долларов наличными и шесть разных паспортов, он мог быть шпионом, наркодилером или наемным убийцей, но я и глазом не моргнул. Когда у клиента есть что-то большое, например, бесценное произведение искусства, он не попадает к нам через парадную дверь. Я обращаюсь к службе безопасности, картина приезжает в бронированном грузовике в подземный гараж. Затем мы переносим картину в хранилище. У меня были клиенты, которые после первого визита никогда больше не появлялись в банке. Я встречался с ними в гостиницах в Женеве, получал подтверждения, что это действительно мои клиенты, а затем они вручали мне инструкции, что делать дальше. Затем я вновь приезжал в гостиницу с деньгами. Могу сказать, что мне неоднократно доводилось ходить по Женеве с миллионом долларов в портфеле.
Я обрел репутацию осторожного и знающего банкира и человека, которому можно доверять. Как-то раз мне позвонил клиент и спросил, могу ли я встретиться с его близким другом, у которого есть вопрос относительно номерных счетов. Я согласился. Он дал мне словесное описание своего друга и кодовую фразу. Никаких имен. Я сел в поезд и нашел этого человека в холле гостиницы в Милане. Сев рядом с ним, я сказал:
— Как прекрасна погода в это время года.
Он улыбнулся и ответил:
— Да, но я всегда ношу с собой зонтик.
Это был человек средних лет, хорошего телосложения, говоривший с непонятным акцентом. В течение часа он задавал мне вопросы относительно швейцарских секретных процедур со счетами, после чего вручил мне конверт.
— Это компенсация ваших расходов, — сказал он и ушел.
Я открыл конверт на пути обратно в Женеву. Там лежали 10 000 швейцарских франков наличными, комиссия за «консультацию».
Бывали времена, когда я щипал себя, чтобы убедиться в том, что я не сплю. К концу первого года моей работы в UBS значительная часть 200 миллионов долларов Игоря Оленикоффа уже оказалась на его номерных счетах и, в соответствии с его указаниями начала свое путешествие по разным офшорным компаниям и трастам.
Теперь — насчет тех 18 процентов. Условия моего договора не предполагали, что я буду получать кусок от всех Новых Денег, который я приносил в банк. Если бы это было так, то после сделки с первым же клиентом — Оленикоффым — я бы получил 36 миллионов долларов. Тогда я тут же ушел бы в отставку и купил бы себе какую-нибудь хоккейную команду. На самом деле я получал 18 процентов от прибыли с этих денег. Если, к примеру, UBS брал с Оленикоффа три процента комиссии за управление его 200 миллионами, то есть 6 миллионов, я получал от этой суммы 1,08 миллиона долларов.
Каждый раз, когда Оленикофф производил инвестиции и получал от них прибыль, мне доставалась доля и от этой суммы. Кроме того, совокупные портфели всех моих остальных клиентов также приближались к 200 миллионам, так что в итоге я получал 18 процентов от всех комиссионных, продажи ценных бумаг, процентов по вкладам, валютных сделок и прибыли от общей суммы 400 миллионов долларов. Эта сумма была почти в два раза выше, чем у большинства других банкиров в моем отделе. В банковском деле, как и во многом другом, размер имеет значение. А поскольку никому еще не удавалось забрать с собой деньги в могилу, я сделал все возможное, чтобы насладиться ими при жизни.