Твои не родные. ДНК (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena". Страница 32

– Да, люблю! Ты же знаешь, что такое любовь, ты же... говоришь о любви...

Майкла сбросил мои руки.

– Разлюбишь! Я тебе обещаю! Посмотри, я купил новые кольца.

Он достал коробочку из кармана и открыл ее перед моими глазами.

– Видишь цветок, Аня? Цветок с топазом, как твои глаза. Я выбирал для тебя. Ты думаешь, я откажусь от тебя? Я вывалил твоему отцу целое состояние, чтобы вернуть тебя обратно.

– Ненавижу тебя. Презираю.

Каждое слово, как плевок в его холеную физиономию.

– А ты представь, что прямо сейчас один из моих людей целится в голову твоему любовнику, и сразу полюбишь!

Майкл вышел из гримерки как раз, когда вернулась Линда с маленькой бутылкой коньяка.

– Стащила у одного из гостей. Не поверишь, этот старый хрыч Хосе лапнул меня за задницу, но бутылку отдал. Держи. Только не напивайся.

Я выхватила у нее бутылку и, зажмурившись, опустошила почти наполовину. В голове сразу зашумело, но алкоголь снова не взял. Линда вдруг привлекла меня к себе, и я крепко ее обняла.

– Все пройдет, время лечит. Ты забудешь. Вот увидишь, забудешь. Уедете на Гаваи, и все пройдет. Ты же мечтала уехать. Вот и уедешь.

Мечтала... пока не встретила Егор, и он не перевернул все мои мечты. Сейчас я хочу только одного – не думать и не вспоминать. Притупить все свои чувства.

***

Я произнесла «да» как под гипнозом. Щелкали фотокамеры, я даже улыбалась, меня слегка пошатывало от выпитого спиртного. Майкл сжимал мою руку, и мы вместе принимали поздравления, поцелуи гостей, подарки.

Венчание не отмечали, сразу после церкви поехали в порт. Майкл недавно купил яхту и на ней мы должны отплыть уже с утра.

А мне хотелось на дно океана, с камнем на шее. Я снова и снова сбегала в туалет, чтобы хлебнуть коньяка, я хотела к ночи быть в таком состоянии, когда мне будет глубоко наплевать на то, что происходит, пока Майкла не заметил, что я уже сильно пьяна. Он заставил отдать ему бутылку.

Распрощался с гостями и под всеобщее улюлюкание повел меня к машине. Я хохотала, как безумная, когда он, удерживая меня за руку, не мог открыть машину.

– Я пила, а ты никуда попасть не можешь. Майкл...ты любишь спать с пьяными женщинами? Или ты меня возьмешь насильно?

Я смеялась, пока он не схватил меня под руку и не прошипел:

– Мне плевать, какая ты. Я свое все равно получу.

И он получил, спустя несколько часов после того, как мы приехали в отель из аэропорта, спиртное уже выветрилось из меня. Я думала, алкоголь отключит все чувства, я думала, мне будет все равно, но это было хуже. Это было противно до тошноты, до омерзения. Он меня избил. Почти сразу, как мы попали в номер гостиницы. Его гостиницы. Бил жестоко, ногами, кулаками в лицо, рвал на мне одежду. Я могла кричать сколько угодно, и никто бы не посмел вмешаться. Я сопротивлялась так долго, как могла, пока совсем не ослабла. Майкл привязал меня к постели, а я лежала и смотрела в зеркальный потолок заплывшими от слез и побоев глазами в одну точку, пока он стягивал с меня остатки одежды, целовал мое омертвевшее тело, покрытое синяками, трогал, касался, сжимал, а меня тошнило, и слезы катились по щекам. Я ненавидела нас обоих. Его за насилие, а себя за то, что позволяю этому происходить. Осквернять меня. Пачкать мое тело, которое я хотела отдавать и дарить другому мужчине. Лучше бы прикончил.

Он долго возился со мной, потому что я словно превратилась в труп, который, к сожалению, все чувствует и понимает. Когда Майкла наконец-то смог взять меня, я повернула голову на бок и закусила губы до крови, чтобы не зарыдать в голос от резкой боли и унижения. Я слышала его сопение, возню на мне, чувствовала липкие прикосновения, запах, влажные поцелуи и стоны. Я ждала, когда это закончится. Он шептал мне слова любви, а меня тошнило все сильнее, мне хотелось его убить, я видела в зеркале над постелью его ритмично двигающиеся ягодицы, свои распахнутые ноги и хотела умереть. Нет, мне уже не было физически больно, Майкл больше не зверствовал, я ничего не чувствовала вообще. Мое тело онемело, зато внутри меня выворачивало и скручивало от презрения к нему и расползающейся гадливости.

Когда он наконец-то содрогнулся в последний раз и откинулся на подушки, я закрыла глаза, к тому моменту слез не осталось. Майкл попытался притянуть меня к себе, но я отпрянула от него как от прокаженного. Он отвязал мои руки от поручней постели, и я завернулась в покрывало, свернулась на краю постели в позу эмбриона.

– Как хочешь... хочешь так, пусть будет так. Ничего. Если надоедят побои, начнешь давать добровольно. Никуда не денешься.

Нет! Больше он ко мне не прикоснется, не то я убью его или себя, третьего не дано.

Мне хотелось пойти в душ, чтобы смыть с себя его прикосновения, но разве это что-то изменит?

С памяти я всего этого не смою. Никогда. Завтра наши свадебные фото появятся в газетах, и их увидит Егор... Завтра он возненавидит меня. Хотя в тот момент я даже не предполагала, насколько.

Я вообще не предполагала, что за Ад меня ждет, и что я совсем ничего не знаю о боли. Сейчас это не боль, это так, отголоски. Существует иная, та, после которой меняется сознание, и ты мечтаешь о смерти.

Я все же встала с постели, шатаясь, опираясь на стену и пошла в душ, долго терла тело мочалкой, пока я не разрыдалась там, под холодной водой, обессиленная и опустошенная. Грязная. Такая вся грязная. Я надела тонкую белоснежную комбинацию и повернулась к зеркалу, посмотрела в свои расширенные глаза, покрасневшие от слез. На багровый кровоподтек на щеке. Цветы в волосах смотрелись чудовищно, как символ предательства, как мерзкое напоминание о каком–то ритуале, не свадьбе. О жертвопЕгоршении. Насилие – это самое ужасное, что мужчина может сделать с женщиной…но я знала, что приду в себя и от этого. Я не могла думать лишь об одном – Егор…он не поверит. Он будет считать меня предательницей и воровкой. Он никогда меня не простит.

Когда вернулась в кровать, Майкла уже спал. Я снова легла на край постели и закрыла глаза. В следующий раз я просто убью его. Не знаю, как, но я это сделаю.

К утру провалилась в сон, в тяжелый кошмар, в котором я тонула и захлебывалась в собственной крови. Я даже не предполагала, насколько вещим он был...

Меня разбудили крики Майкла. Я подскочила на постели и увидела, как несколько мужчин тянут его, окровавленного, по полу номера к дверям за волосы. В тот же момент меня схватили и заткнули рот кляпом, скрутили руки за спиной и толкнули на пол, на колени, удерживая за вывернутые запястья так, что от боли из глаз искры посыпались. Я мычала и дергалась, но меня пнули под ребра носком сапога. Я смотрела вниз, на свое разодранное свадебное платье, и по телу прошла дрожь ужаса.

– Заткнись, сука! Ну что, все обчистили? Нашли у него бабло?

– До хрена, было чем поживиться, нас не обманули.

Их было шестеро. Все в кожаных куртках, темных очках. Трое пинали Майкла, когда тот пытался подняться на ноги, один обчищал ящики и шкафы, второй, видимо, их главный, курил сигарку и смотрел на Майкла, потом кивнул в мою сторону:

– Девку забирайте и уходим. Наснимал достаточно, фотограф хренов?

– Хоть выкладывай в сеть и продавай. Первая брачная ночь. Она в бельишке прозрачном, он голый со стояком. Готов для новых свершений, да, мачо? Хотел трахать ее с утра? Отдам Ангелу – пусть любуется, он любит такую херню. Я б девку по кругу пустил.

Я смотрела на мужчин расширенными от страха глазами и не могла пошевелиться. Это какой-то кошмар наяву. Кто они? Что им нужно от нас? Это похищение? Майкла швырнули на колени и ударили ногой в лицо, когда он попытался что-то сказать, я услышала хруст сломанной переносицы и меня скрутило пополам.

– Давай его кончим, а? Нахер тянуть его за собой? Я бы его пристрелил и в воду, рыбкам на съедение.

– Приказано везти живым. Девку не трогать, за нее Ангел бабла отвалить обещал и дури.