Твои не родные. ДНК (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena". Страница 37

В дверь постучали, и я вздрогнула.

Егор отвечал, а сам смотрел мне в глаза, и я снова видела в его взгляде свое отражение, видела себя. Мне казалось, я задыхаюсь от своей болезненной любви к нему.

– Я быстро, только посмотрю, что этому идиоту надо.

Я кивнула и слабо улыбнулась, а сердце пропустило несколько ударов. Как предчувствие, как последние глотки воздуха перед тем, как пойти ко дну. Я схватила Егор за руку и, притянув к себе, поцеловала, крепко, а потом отпустила. Я знала, что ему покажут. Это конец. Когда войдет в эту дверь, он уже мне не поверит. Кровь отхлынула от лица, и я обхватила себя руками, делая шаг назад. К стене.

***

Когда дверь распахнулась от удара ноги, я задержала дыхание. Вот именно с этого момента начался мой кошмар, тот Ад, в который погрузил меня отец, Майкл и Егор. Мужчины, которые распорядились моей жизнью и разрушили ее. Я все еще верила в то, что он поймет. Напрасно верила. Я видела лишь маленький кусочек айсберга, я вообще не знала, кто такой Егор. Да и был ли Егор? Скорее, всегда был Ангел, и полюбила я Ангела. Зверь, в котором я пробудила нежность и эмоции, за что он и сожрет меня рано или поздно.

Егор подскочил ко мне и поднял с пола, удерживая за лицо, швыряя мне фотографии, заставляя смотреть на них вблизи.

Внутри поднялась волна страха, когда инстинктивно чувствуешь, что тебя уже ничего не спасет, что ни одно твоё слово не будет иметь никакого значения.

– Это тоже не так, как все выглядит?

Я отбросила фотографию, чувствуя подступающую к горлу тошноту.

– Он взял насильно…Насильно!

Я закрыла лицо руками, понимая, что каждое мое слово звучит настолько жалко.

– Я была мертвецки пьяна, мне хотелось умереть, меня тошнило от омерзения.

– А меня тошнит от тебя!

С этого момента передо мной уже был не человек, я только начала это чувствовать, от прежнего Егор ничего не осталось.

Он схватил меня за волосы и волоком потащил за собой.

– Настал час истины, с*ка!

Я цеплялась за его руку, ударяясь о ступени, о стены, а ему было плевать. Я не кричала, у меня комок застрял в горле, я только тихо стонала, потому что все тело болело, но внутри болело сильнее. Он не простит меня, никогда. И дело не в бумагах, не в том, что я бросила его, он не простит мне Майкла.

Егор втащил меня уже в другой подвал, более просторный, и я вздрогнула, когда увидела подвешенного на цепях Майкл. На нем не осталось живого места, он уже не походил на человека. Мне стало страшно, и я громко всхлипнула, прижав руки ко рту. В эту секунду я поняла, что никакой пощады не будет. Не здесь, не в этом месте.

Егор подхватил цепь с пола и, обернув вокруг моих запястий, дернул наверх, подвешивая рядом с Майкл. Я закусила губы до крови, от ужаса дрожала всем телом. Смотрела на Егор и понимала, что это уже не он. Это чудовище. Посмотрела снова на Майкла и всхлипнула от ужаса.

– Заткнись, мразь!

Он снова ударил меня по лицу и я закрыла глаза. Я не хотела видеть его таким, мне казалось, я погрузилась в кошмар.

В этот момент я услышала голос Майкла и зажмурилась, кусая губы.

– Аня, милая...потерпи, нас отпустят, вот увидишь. За нас заплатят, вернут документы и нас отпустят.

"Божее, заткнись. Молчи. Ты не понимаешь, что дело не в документах. дело во мне. Во мне!!! А ты только подливаешь масло в огонь".

ГЛАВА 17

Вышел за этим недоноском, отвлекающим меня от моей девочки, которая наконец-то оказалась в моих руках, так как я хотел, чтобы она всегда была там.

– Если это какая-нибудь фигня, спрячу в камеру, и буду держать неделю на хлебе и воде! – рявкнул на стоящего в коридоре амиго.

– Я самоубийца что ли, лезть к тебе со всяким дер***м? – хмыкнул он, протягивая мне конверт.

В мою руку опустился увесистый конвертик. Раскрыл его, доставая стопку фотографий. Сердце замерло от жуткого предчувствия. Повернул фотографии картинкой в верх, задержав дыхание. На каждом фото моя Аня в обнимку на постели со своим мерзким мужем. Вот он обнимет её, прижавшись всем телом, зарывшись в её волосы. Одеяло откинуто, он абсолютно голый, она в шелковой сорочке, под которой совершенно нет белья. Пока я просматривал фотографии, то не слышал ни звука вокруг. Тишина, шок, злость, отчаяние. Ярость и ненависть вместо крови полились по венам. Мелкая дрожь превратилась в долбежку. Стук сердца отдавался в голове. Конверт с фотографиями полетел в того, кто вручил мне его.

– Тваааааааааааарь, –закричал, накидываясь на парня, который дал мне фотографии, прижимая к полу и оглушив двумя ударами. Посмотрел на разбросанные по коридору фотографии. Рыком распахнул дверь.

Багровая пелена застилала глаза. Образ Марины, спокойно спящей в объятиях другого, так как она спала до этого в моих, остался выжжен у меня в голове. Как я мог купиться на слова это лживой шл*хи, которая сразу же раздвинула ноги перед другим? С того момента, как ко мне в руки попали эти фотографии, мной владела не ярость, ни гнев, а что-то настолько жутко кроваво-черное, заползающее в мои поры, пропитывающее мою плоть и кровь, что я не испытывал ничего, хотя бы отдаленно похожего на это. Я чувствовал, как кровь бурлит у меня в венах.

Залетел в камеру, сразу же заприметив её. Мерзкую, скользкую, напрочь прогнившую тварь. Она забилась в угол, побледневшая, с ужасом взирающая на меня.

Подскочил к ней схватив за челюсть, вдавливая в лицо фотографии.

– Это тоже не так, как все выглядит?

***

Меня поглотила тьма. Бороться со своей сущностью больше не было смысла. Под всхлипывания той, которой я чуть снова не попался на крючок как лох, послышался голос этого червя.

Мерзкий писклявый голос, успокаивающий эту тварь, проник во мрак, окутавший меня. В одно мгновение я оказался рядом с этим ублюдком, затягивая цепь у него не шее.

– Отпустят, говоришь? – прошипел рядом с его ухом. – Ты думаешь, все дело в этих гребаных бумажках? – сжал ещё туже цепь, наслаждаясь хрипами, доносящимися из его груди. – Открою вам тайну, голубки, того, кто начал весь этот цирк, больше нет! – рассмеялся, вспоминая, как ломал Павлу кости. – Поэтому о бумагах можете забыть.

Губы мужа лживой суки начали синеть. Я ослабил давление цепи, намереваясь не повторить ошибку, совершенную с Павлом и растянуть пытку.

Всхлипывания сучки превратились в подвывания. Кусок де*ма, за который она вышла замуж, безвольно повис на цепях, прокашливаясь.

Я отошел на шаг, переводя взгляд с одного на другого.

– Какая трогательная картина. Настоящая семейная идиллия. Жена поддерживает мужа и в горести, и, как там дальше, в радости? – рявкнул я на них. Игнорируя её, снова подошел к её мужу.

– Не хочешь рассказать о вашей радости? Ммм?– снова затянул цепь на его шее, заставляя его думать быстрее. Он начал хрипеть. Отпустил цепь, выжидая.

– Ну так как с рассказом? Я уже услышал версию твоей жены о вашей ночи любви. Давай, муж, теперь твоя очередь! – ударил его в живот.

Из его рта брызнула кровь, заливая пол.

– Я все скажу. Всё. Только не бей, – хрипло заговорил он.

– Ну! – эхо моего крика отскакивало от стен.

– Мы обвенчались...– начала издалека этот придурок.

– Эту часть можешь опустить. Как тебе было трахать её, а? – подскочил к цепям, удерживающим его, и потянул за них, отрывая его с пола и натягивая цепь на его шее.

– Я её не трахал, – снова зашипел он. Я натянул цепь ещё сильнее, не веря ни единому слову.

– Правду, ничтожество! Я жду только правду!

– Это правда. Мы занимались любовью.

–Подробности, ублюдок! Каждую маленькую деталь! – воображение играло со мной злую шутку, показывая все то, что они вытворяли в постели. Меня начало лихорадить.

– О какой любви ты говоришь! Ты взял меня насильно! – пронзила криком подвал его подстилка.

Сейчас любой исходящий от нее звук, острее, чем нож, резал меня изнутри.