Снежный ворон (СИ) - Бондарчук Максим Сергеевич. Страница 12
Виктор молчал, прокручивая у себя в голове тот самый хмельной разговор в кабаке, произошедший в далеком прошлом. Размышлял. И внутри него происходило сражение. Кровавая битва между «за» и «против», перевес в которой неумолимо переходил на сторону согласия. А что ему остается? Какие перспективы? Он демобилизован. Отправлен на свалку истории, приговоренный закручивать болты и ремонтировать боевые машины, управление которыми ему совсем недавно было доверено самым высоким командованием. Вряд ли это кто-то оценит и вспомнит. Но может стоило пойти против всего этого? Совершить шаг, которого он ждал так давно.
Кураев как будто читал его мысли. Молчание ничего не значило - где-то на подсознательном уровне он ловил мельчайшие нотки сомнения, боровшегося с желанием сказать «да».
Потом капитан заговорил. Медленно, выверяя каждое слово, будто боясь сказать чего-нибудь лишнего.
- Я как-то встречался с ними в бою. Отчаянные.
- А ничего другого у них не остается. Ты сам это чувствуешь, просто не хочешь говорить себе. Чем ближе наша старость, тем сильнее нам хочется задержаться в нынешнем состоянии, ведь дальше будет только хуже. Мы стареем и сил уже не прибавляется. Подумай сам, разве есть что-то страшнее чем состарится и умереть никем.
- Нам часто говорили это еще когда я был кадетом.
- Да. И я это помню. Жаль только я не смог внять словам своего инструктора и не погиб в бою у Разлома Гатьер. Тогда наших там полегло очень много, но Клан отстоял право на рудные шахты, коими была испещрена планета. Черт, там даже электроника сбоила от такого магнитного поля.
Кураев улыбнулся и на лице его появился едва заметный румянец.
- А ведь я мог. Тогда имена погибших навечно внесли в список нашего подразделения. И картина! Картина! Ты помнишь ее? Четыре на четыре метра. Огромная. На фоне огня и взрывов несколько «Карателей» прорываются сквозь плотный огонь к последнему оплоту противника. Всего через каких-то два часа и планета будет полностью очищена от сфероидной грязи. Я помню это так, как будто все произошло вчера. Стрельба. Взрывы. Как расплавился мой лазер от перегрева, а броня ошметками отлетала в сторону. Тогда я впервые почувствовал животный страх. Ты смотришь на панель, стараясь одновременно удержать машину от падения, а сигнальные лампы в истерике кричат, предупреждая о критическом повышении температуры внутри реактора. Ты тянешь рычаги на себя, поворачиваясь к вражескому огню более целой частью своего меха, а тебя чуть ли не сносит последующим взрывом, от которого боекомплект, а за ним реактор детонируют, разнося в клочья моего «Карателя».
Кураев поднял взгляд в потолок, вспоминая как система катапультирования буквально вырвала его из ламп смерти.
- Тогда я был счастлив, что выжил, а сейчас проклинаю этот день. Я мог бы вписать свое имя в историю, но судьба распорядилась иначе.
Виктор посмотрел в окно - небо стало чернеть, собирался идти дождь. В словах Кураева сквозила обида на свою собственную жизнь. На несправедливость к себе. Так не должно случаться - подумал капитан, разглядывая как толстые облака лениво стягивались в самый центр. Потом повернулся к собеседнику и заговорил.
- Может ты и прав.
- Мы еще можем послужить своему клану, Виктор. В едином полете...
- В единой стае. Я знаю.
Они продолжили разговор, но уже по части деталей будущего каждого из них. Капитан принял предложение Кураева, понимая, что ничего большего он не получит - максимум место механика или еще кого-нибудь, но разве мог боевой офицер довольствоваться гаечными ключами и по локоть измазанными смазкой руками, когда они были способны двигать сотню тонн бронированной смерти. Вряд ли. И Виктор принял единственно правильное решение на тот момент. Он дал согласие, хотя понимал, что это меньшее из зол.
- Я сообщу кое-кому о твоем решении.
Виктор удивленно посмотрел на Кураева.
- Ты не сказал, что будешь докладывать о моем решении.
- Командование смотрит на это сквозь пальцы. Считай это утешительным призом под конец жизни.
А потом он ушел. Быстро, не задержавшись даже на секунду. Двери захлопнулись и Виктор остался один, наедине со своим решением и мыслями, что наполнили его разум после всего сказанного.
На окне появились первые капельки дождя. Погода быстро портилась, как и настроение капитана. Столько лет и ему опять придется встать в строй, как и много лет назад, но теперь без фанфар, без пафоса и торжественного залпа. Он пополнит ряды старых, изнеможённых и уже непригодных для настоящей борьбы пилотов.
Через несколько часов в небе появилось черное брюхо транспортного корабля. Немного меньше прежнего, он ловко сел на приготовленную площадку, крутанув вокруг своей оси, как будто волчок от сильно раскрутки. Собрав все свои вещи, Виктор вышел из кабинета. Много лет это была его обитель, его пещера, в которой он чувствовал себя в безопасности, как во время бури, проносившейся мимо него и бушевавшей все это время. Теперь же ему предстояло выйти из нее и по-новому посмотреть на жизнь.
Кураев встретил его уже на выходе. Еще несколько инструкторов, несмотря на поздний час и плохую погоду вышли проводить боевого офицера. Распри остались позади. Даже Малкович, ненавидевший его всем своим существом, с почтением пожал крепкую ладонь и поблагодарил за совместную работу.
На мгновение все замерли. Никто ничего не говорил. До опущенного стального трапа оставалось около сотни шагов и все ждали, когда Виктор сделает первый. Это было тяжело, даже больно, в душе как будто все опустело и улетучилось, но капитан не задержался и тут же сделал второй шаг, за ним третий и четвертый. Он шел вперед, ощущая как несколько человек смотрели ему вдогонку, ожидая, вдруг он остановится, замрет на месте, а потом решит остаться, начнет умолять продлить свое пребывание здесь.
Но ничего не произошло. Он продолжал идти, смело смотря в разинутую черную пасть транспортного корабля, ждавшего своего единственного пассажира.
Когда трап за ним поднялся и по телу пробежалась волна мышечных сокращений, Виктор понял, что Рубикон пройден. Отступление невозможно и бессмысленно. Оставалось трезво посмотреть в свое будущее и смело шагнуть ему навстречу.
6
«И крик его подобен был раскату грома, когда в ночи зажглась звезда...»
Иногда все происходит слишком быстро. Даже очень. Не успеваешь заметить как прошел час, день, а за ним и целый месяц. Такое ощущение, что с возрастом время лишь ускоряет свой шаг, заметно прибавляя в скорости даже в такие моменты, когда оно должно было остановиться.
Сон пролетел очень быстро. Тело слегка ломило от усталости несмотря на длительный отдых во время перелета к приграничной зоне, где уже несколько лет царила неспокойная обстановка. Виктор поглядел по сторонам - было тихо, только шум работавших двигателей, прорывавшийся через стальную обшивку внутрь корпуса летящей машины, донимал его своим жужжанием. Они приближались к месту посадки. Через отдельное окошко, находившееся прямо за его спиной, капитан смог разглядеть черную площадку и прилегающие к ней постройки. Чуть дальше полыхали редкие огни взрывов - где-то шел бой.
Не глядя на это и всю опасность, что могла представлять, пусть и далеко идущая, но все же схватка, пилот транспортного корабля начал снижаться, постепенно уменьшая скорость. Капитан схватился за поручни, ожидая удара во время посадки и внимательно прислушался, стараясь уловить мельчайшие звуки за бортом корабля.
Это странная привычка выработалась в нем еще со времен пилотирования боевых роботов, когда противник применил против них тактику диверсионной атаки, пуская в бой с громадными машинами хорошо обученных бойцов, взбиравшихся при помощи крюков по корпусу робота на самый верх и закладывавших в уязвимые узлы взрывчатку. Такой метод был очень эффективен и очень опасен для всех. Но оно того стоило, ведь потеря одного человек была ничто по сравнению с уничтоженным мехом.