Погоня (СИ) - Хармс К.А.. Страница 30

Повернувшись на сиденье так, чтобы видеть его реакцию, я задала вопрос, который мучил меня с тех пор, как мы уехали от его родителей.

— Я сделала что-то не так? — мне нужно было разозлиться из-за того, как поменялось его настроение, но страх затмевал раздражение.

Он остановился у моего подъезда, даже не заглушив двигатель, и посмотрел на меня.

— Я просто устал, Кира, — сказал он, откидывая голову назад на подголовник сиденья. Возможно, Эштон и смотрел на меня, но он не видел меня. Его глаза были пустыми, без эмоций, как будто он находился в оцепенении.

— Я привыкла к тому, что ты спишь рядом со мной, — призналась я, чувствуя комок в горле. Я не хотела, чтобы он уходил. Я желала, чтобы он был рядом со мной, счастлив и улыбался.

— Знаю, — это все, что он ответил, прежде чем провести по моей нижней губе большим пальцем. Я не могла избавиться от ощущения, что этот жест означал больше, чем просто прощание.

— Спокойной ночи, Кира.

Его отстраненность ранила больше, чем я ожидала. Для него было несвойственно не подняться со мной наверх и не убедиться, что я в безопасности. Для него было несвойственно не поцеловать меня на прощанье и не пообещать увидится завтра.

Но вместо того, чтобы расспросить его, я вышла из машины и остановилась напротив подъезда, наблюдая, как Эштон незамедлительно уехал. Чем дольше я стояла там, тем больше жалела, что не потребовала, чтобы он рассказал мне, что, черт возьми, на него нашло. Я не заслужила, чтобы меня так отшили.

Я понятия не имела, сколько времени прошло после того, как он уехал, но пока я там стояла, люди проходили мимо. Несколько человек спросили, все ли со мной в порядке, но все, что я могла, это кивнуть в ответ. Когда я нашла в себе силы идти, мои движения были на автомате.

Я не помнила, как добралась до двери квартиры. Все было размыто. Перед глазами стоял его пренебрежительный взгляд перед тем, как я вышла из машины.

Я не могла спать той ночью, мой мозг перебирал причины такого поведения, каждая из которых была хуже другой.

Я не спала, и часы текли мучительно медленно. Я сидела на диване, глядя в телевизор, не в силах сосредоточиться на том, что демонстрировалось на экране. В какой-то момент меня разозлило наигранное счастье главных героев, и я отключила звук. Вскоре я просто выключила телевизор.

Я снова поймала себя на том, что смотрю в темноту с ощущением, что мой желудок скручивается в узел.

Я подскочила от громкого стука, раздавшегося по всей квартире, и посмотрела на настенные кухонные часы. Было начало третьего утра.

Я тихо подошла к входной двери и посмотрела в глазок, обнаружив Эштона, стоящего по ту сторону.

Я быстро отперла замки, и когда открыла дверь, мое сердце сжалось. За все время, что я знала его, я никогда не видела его настолько встревоженным. Я не могла понять, что меня больше расстроило, гнев в его глазах или то, как раздувались его ноздри с каждым вдохом, как будто ему было трудно контролировать себя.

— Все это было ложью, — сказал он, подняв конверт. — С самого начала ты врала мне и ради чего? Значит, я влюбился в иллюзию, которую ты придумала?

Он глубоко вздохнул и ворвался в мою квартиру.

— В какую гребаную игру ты играешь, Кира? Кинсли? Или как там тебя зовут?

При упоминании моего настоящего имени, клянусь, мое сердце замерло. Я попыталась прервать его, но он поднял руку и сердито покачал головой. В негодовании, он сжал переносицу и закрыл глаза.

— Мне жаль...

Он подошел ко мне так быстро, что я отшатнулась назад, натыкаясь на подлокотник дивана, и чуть не упала на пол.

— Просто забудь об этом. — Выражение гнева в глазах сменилось чистым отвращением. — Прибереги объяснения, потому что это не имеет значения. Это будет просто еще одна ложь. Меня не волнует, почему ты решила разыграть меня, как какого-то дурака. Все, что меня теперь волнует так это то, что ты убираешься из моей жизни.

Он кинул мне конверт, и находящееся внутри выпало. Бумаги падали на пол, словно листья, сорванные порывом ветра. Они упали к моим ногам, олицетворяя кусочки моего разбитого сердца.

Там было много фотографий из моего прошлого: меня и Джейса на нашей свадьбе, несколько снимков из колледжа, когда мы были влюблены. Я казалась на них счастливой, поэтому было бы трудно поверить в то, что я рассказывала ему о насилии в этих отношениях. Была еще копия свидетельства о браке, моего свидетельства о рождении и моего диплома на имя Кинсли Палмер, а затем Кинсли Хеллман. Истории, которые я рассказывала о матери, живущей в Буффало-Рове с отцом, были ложью, и большие, жирные буквы, подтверждающие ее смерть, были еще одним свидетельством этого. Ее свидетельство о смерти смешалось в беспорядке с другими документами, огорченно взывая ко мне.

Но листок, который ранил меня больнее, всего был с именем моего отца. Не задумываясь, я опустилась на пол и начала рыться в документах, чтобы добраться до него.

Я подняла копию свидетельства о смерти отца, и уставилась на нее. До этого момента я никогда не видела его. Это было доказательством его смерти, подтверждением факта, что я больше никогда не увижу его лицо и не услышу голос моего отца. Я никогда не смогу обнять его и сказать, как я любила, и всегда буду любить его. Я не могла поплакаться в его плечо и признаться в своих ошибках, чтобы он заверил меня, что все будет хорошо.

Потому что не будет.

Джейс позаботился об этом.

Мне казалось, что меня ударили под дых, и мне вдруг стало трудно дышать. Я теряла контроль, и как бы я ни старался бороться с этим, мне казалось, что я тону.

Я посмотрела сквозь непролитые слезы на мужчину, который всего несколько дней назад поклялся, что никогда не причинит мне вреда. Он обещал защитить меня.

Он был не тем, кто смотрел на меня сейчас. Я уже потеряла его.

— Это не то, что ты думаешь, — прошептала я, когда упала первая слеза.

Он шагнул назад, глядя на меня, отступая.

— Нет, — ответил он. — Это хуже.

У меня было мимолетное желание броситься к нему и попросить его остаться, чтобы я смогла объяснить, но была слишком потеряна в своей собственной печали, чтобы действовать.

Когда он ушел, я осталась сидеть на полу своей квартиры в хаосе из бумаг и осколков сердца.

Глава 28

Эштон

Я не раз останавливался, когда шел к машине по тротуару перед ее домом. Я хотел вернуться и узнать, что, черт возьми, заставило ее так лгать мне.

Но потом я вспомнил разговор с братом. Как бы я ни старался о нем забыть, он снова и снова прокручивался в моей голове.

— Это твоя девушка? — спросил Беккет, показывая листок похожий на ориентировку о пропавших без вести.

Мое сердце как будто вырвали из груди, когда великолепная женщина, которую я знал под именем Киры Мастерсон, смотрела на меня с ориентировки. У нее были такие же скулы и улыбка, такие же голубые, завораживающие глаза. Эти глаза она пыталась спрятать, используя дерьмовое оправдание, что просто хотела перемен. Единственная разница заключалась в том, что у женщины на фотографии были струящиеся светлые волосы, а не каштановые, и ее имя было не Кира, а Кинсли Хеллман.

— Она замужем, Эш, за какой-то большой шишкой. Видимо, он сообщил о ее пропаже полгода назад, — Беккет начал выкладывать фотографии, на разделявшем нас с ним столе, и я не мог отвести взгляд. — Тут еще.

Разве он недостаточно мне показал?

— Она не из Чикаго, она из Майами. Ее родители мертвы. Мать умерла, когда Кинсли было шесть лет, отец скончался около девяти месяцев назад, — я посмотрел на Беккета, и он передал мне копии свидетельств о смерти Артура и Франсин Палмер.

— Видимо, ее отец был единственным, кто удерживал ее в Майами.