Берегитесь дедушки (СИ) - Манукян Галина. Страница 21

Плохо было только то, что дедушка все не появлялся. В голове Наташа перебирала возможные варианты и пыталась себя успокоить, хотя с каждой четвертью часа это получалось все труднее. Выказывать вслух тревогу перед незнакомым почти человеком было неудобно. И Наташа ждала.

К тому моменту, когда Юрий Васильевич заметил ее поглядывание на часы и засобирался, дверь распахнулась, и дедушка предстал перед ними, загадочный и торжествующий, как спецагент, выполнивший невыполнимую миссию. Его похожее на сухофрукт лицо светилось коварной улыбкой победителя — ни дать, ни взять сверг тирана в соседнем государстве или обезвредил ядерную бомбу. И ведь не скажет же!

— Ты где был? — подскочила Наташа и уперла руки в боки, счастливая, что он жив и здоров.

— Военная тайна, — дед зыркнул подозрительно на Юрия Васильевича и, будто что-то вспомнив, поздоровался, сделал вид поприветливее. — А ты и не скучала.

— Кушать будешь?

— Нет.

Юрий встал, пожал деду руку и с глубоким почтением сказал:

— Ольга Петровна говорила, что вам за восемьдесят.

— Девяносто, — подбоченился дедушка.

— И как вам удается такую бодрость духа сохранять?

— Чего духа, и тела бодрость имеется, — с апломбом поправил Василий Иванович и сбросив пальто и шапку, стал демонстрировать свои умения: — Вот отожмусь, хочешь? А в живот пни меня кулаком, давай, не стесняйся. Я и на голове могу. — Закатил свитер, рукав рубашки и похвастался бицепсом.

— Поделитесь, как такую форму сохранить можно? — ахнул Юрий, не догадываясь, на что себя обрекает.

Глаза деда разгорелись, и он мгновенно утянул гостя в свою комнату, как вампир жертву в склеп. Пропали они надолго. Пока Наташа мыла посуду, вытирала тарелки, снова ставила чай и, отхлебывая из чашки, задумчиво изучала свое отражение в оконном стекле, до нее доносилось залихватское «по системе Бубновского вот так и вот так, ну-ка попробуй», «А Поль Брэгг говорил…», «каждый день «Око возрождения» по двадцать раз».

Все было хорошо: чай вкусный; дедушка вернулся, живой, бодрый; в доме царило тепло, котенок игрался, гоняясь за колпачком от ручки; хорошо, что не пришлось возиться с ужином, и в кои-то веки ей подарили столько роз. Красивых и аристократичных.

«Хорошо прошел день принятия», — подумала Наташа и грустно вздохнула.

Чего-то не хватало. До замирания сердца, до невозможности, почти до боли…

Олька, оказывается, заболела. Когда Наташа набрала ее номер, подруга хрипела и откашливалась, жаловалась на высокую температуру. И дочка тоже слегла. Грипп. Так некстати перед праздниками.

— Что тебе принести? Лекарства, витамины есть? — встревожилась Наташа.

— Есть. Апельсины, таблетки, микстуры. А так все, как положено: в носу понос, а в попе насморк, — скрежещущим шепотом сказала Олька. — Алик уже достал заботой… Натусь, не волнуйся. Ты не обиделась на меня, а? За вчерашнее? Я же как лучше хотела… А вышло, как всегда. Ты сама как?

— Ничего. Все в порядке. Юрий приходил.

— Ого! А ты?

— Что я? Ему нужна компаньонка, чтобы варить борщи и играть в карты по вечерам.

— Разве это плохо?

— Нет. Но мне нужна сказка. С рутиной я и сама прекрасно справляюсь.

— Господи, опять о том же! Наташ, но ведь дедушка не вечный, хоть и прикидывается. Сказка! Не бывает сказок. Тебе сколько лет?! — возмущенно просипела Олька.

— В душе еще шестнадцать, — вздохнула Наташа и поспешила попрощаться.

Не досуг было слушать лекции о реальности бытия. У каждого оно свое: кто-то живет в мире радужном, кто-то в сером, хотя эти двое могут сидеть друг напротив друга в автобусе и одновременно видеть за окном радугу и апокалипсис. И никак это не изменишь, да и не надо менять. Если бы все были одинаковыми, мир был бы скучным.

Кстати, о мире… Наташа осмотрелась. Хвойные так и стояли по углам зала. Пора было ими заняться, не пропадать же даром, — решила она и выдвинула сосну на подставке ближе к центру. Маленькой дедушкиной елочке нашлось место на кухне, на тумбочке у окна.

Деда сидел в своей комнате под настольной лампой, согнувшись в три погибели. Уши смешно торчали из-под допотопного полосатого «петушка» на лысине, очки, сдвинутые на кончик носа, рисковали упасть. И то, как Наташа водрузила пахучую елку из Ванечкиной деревни на письменный стол, старик даже не заметил, зачитавшись про знаменитых мореплавателей.

Роскошную пихту Наташа приберегла напоследок. Она смотрела на нее долго-долго, и на секунду то ли от пристального разглядывания, то ли от нахлынувших эмоций слезы подступили к глазам. Где-то там в глубине веток, у самого ствола, казалось, и должна была прятаться сказка: раздвинь ветви, загляни вовнутрь и провались в свою собственную Нарнию. Наташа прикрыла веки. Образ Игоря нарисовался сам собой, в иллюзии он улыбался, обнял ее и нежно коснулся губами виска. По спине пробежали мурашки.

Наташа встряхнула головой и все-таки понесла пихту к себе в комнату. Новый год — время для сказок, разве не так? И пусть запах горного леса рассказывает ей свою волшебную историю, конец к ней она будет придумывать сама — каждый вечер новый, но обязательно счастливый. И столько дней, пока пихта не начнет терять иголки, Наташа разрешила себе мечтать, уверенная, что потом и фантазии, и воспоминания уйдут, исчезнут вместе с высохшим стволом из ее комнаты, из ее жизни, в которой будет много работы, людей, забот и чего-нибудь хорошего, но совсем другого.

Наташа вытерла глаза и улыбнулась: иногда стоит разрешить себе слабости. Настроение немного улучшилось, и она достала с чердака две большие коробки с игрушками: старыми, сохранившимися еще с детства ее мамы, и новыми — теми, которые покупала сама. Стоило открыть крышки, и жизнь преобразилась, а как же иначе? Столько сокровищ перед глазами! Вот голубая сосулька, у которой чуть оцарапался кончик, ее покупал папа, когда Наташе было шесть. А вот нежно-лиловая кисть винограда из тончайшего стекла — трофейная еще. А вот и любимый мамин алый перчик, прекрасно сохранился. Игрушка сделана так искусно, что при виде ее во рту разливается горечь, словно откусила жгучего чили. Красные шары, синие с серебристыми снежинками, фонарики из золоченой проволоки с жемчужными бусинами по краям, похожие на имбирные печеньки полумесяцы; наполненные солнцем и светом выпуклые сердечки, космонавт в потертой стеклянной ракете «СССР»… Наташа, затаив дыхание, раскладывала украшения на льняную скатерть и чувствовала, что богаче ее нет никого. Хорошо, что занят дедушка, хорошо, что спит кот, и никто не врывается бестактно и непрошено в это ежегодное таинство.

Так же они раскладывали новогодние сокровища с мамой, и та рассказывала негромким певучим голосом волшебницы, что все это драгоценности. И тогда елочные украшения легко становились декорациями игрушечной сказки — это сад, а это волшебный замок для вырезанной из тетрадного листа принцессы. Бумажная красавица и ее подруги, нарисованные мамой, в платьях, закрепленных бумажными квадратиками на плечах, вышагивали по дорожкам дворцового парка, окаймленным мишурой и блестящим дождиком. Как прекрасны были эти игры с мамой! И не скажешь, что прошло несколько десятков лет, и та маленькая девочка Наташа еще жива в этом повзрослевшем теле. Было уютно, и лишь немного жаль, что некому передать это искусство ощущать сказку и создавать ее из подручных средств. Жаль, ведь так хотелось поделиться…

Наконец, мистерия изъятия и рассматривания игрушек была завершена, и включив негромкую новогоднюю музыку вконтакте, Наташа принялась украшать елки и сосну, приберегая самые любимые игрушки для пихты.

Скоро изящные гирлянды и разноцветные огоньки придали волшебства стенам, сохранившиеся с прошлых лет снежинки из фольги застыли на окнах; колокольчики, бусы, рукодельные и покупные украшения превратили дом из старого в сказочный. Праздником дышало все. Не хватало только Феи, чтобы обратить саму Наташу в принцессу; домашнее платье — в нарядное бальное с пышными юбками, а тапочки — в хрустальные туфельки.