Лента Мёбиуса - Тилье Франк. Страница 21
Зайдя в лес и обогнув дерево, Стефан вышел на узкую тропинку. Там он уселся на землю и достал цифровой диктофон. Пройдясь по файлам, он нашел нужный: запись сеанса гипноза, который провел с ним приятель около полутора месяцев назад, 18 марта 2007 года, сразу после его выписки из больницы. Сейчас он прослушивал эту запись впервые.
«…Машина уходит на обочину! Я кричу, я…
– Стоп! Мой голос, ты слышишь только мой голос. Вернемся чуть-чуть назад. Ты вот-вот затормозишь. Ладно?
– Ладно.
– Итак, ты собираешься прокатиться. Выезжаешь из Ламорлэ и едешь по шоссе № 16. Дальше?
– Я включил радио. Там передавали „Nothing Else Matters“ [29]. Я эту песню обожаю.
– Ты спокоен, тебя ничто не тревожит в этот день?
– Совершенно спокоен. У меня была встреча с начальником бригады декораторов и с продюсером по поводу крупного заказа. Небо синее, погода теплая. Я ехал с открытыми окнами.
– Отлично. Впереди, метрах в десяти, ты видишь поворот. Какая у тебя скорость?
– Около шестидесяти пяти в час. Мне навстречу попалась машина, которая шла гораздо быстрее.
– Какой марки машина?
– Не разглядел.
– Дальше?
– Я терял скорость, потому что машина шла на подъем и впереди я видел поворот.
– Отлично. И что ты делаешь в этот момент?
– Я… я вижу справа бело-желтый километровый столбик. Он… На нем обозначение „№ 16“! № 16! И я даю по тормозам! Выжимаю педаль до отказа, что есть силы!
– Почему? Почему ты затормозил? Что ты увидел перед столбиком № 16 или за ним? Вспоминай хорошенько, Стефан, вспоминай хорошенько.
– Ничего. Ничего там больше не было. Только километровый столбик.
– Хорошо, только столбик. Почему ты затормозил?
– Не знаю. Я не знаю!
– Давай снова вернемся немного назад. Ты спокойно едешь по шоссе… Слушаешь музыку… Впереди ты замечаешь столбик… И тут изо всех сил жмешь на тормоз. Почему?
– Потому что я…
– Что? Что – потому что?
– Потому что я уже однажды видел, как торможу! И торможу именно в этом месте! И сейчас тоже затормозил!
– Когда ты видел, что тормозишь?
– Я… Понятия не имею…
– Во сне?
– Нет. Я своих снов никогда не помню.
– Никогда-никогда?
– Никогда.
– Значит, ты тормозил наяву? А было впечатление дежавю?
– Я… не знаю. Я не знаю!
– Просыпайся, Стефан!»
Стефан выключил диктофон и выронил его на землю рядом с ксерокопией рапорта жандармерии. Его бейсболка намокла от пота. Он молча сидел, ничего не слыша и не видя вокруг. В мозгу пульсировали только визг тормозов и желто-белые полоски километрового столбика.
Вдруг его захлестнула волна адреналина, он резко вскочил с места, посмотрел на часы и бросился бежать.
Он еще успевал.
Она уже была там, затянутая в длинное черное платье, доходившее до щиколоток. Ее заметно старили согнутые плечи и беспорядочно спутанные на шее волосы. В сорок лет мать Гаэль Монтьё оказалась лишена смысла жизни.
В вазе чуть подрагивали прекрасные сиреневые хризантемы, символ скорби.
Женщина обернулась к Стефану и снова перевела глаза на могильный холмик:
– Цветы… Я так и знала, что это вы… Всегда знала…
Она пристально, без слез смотрела на надгробную плиту. Прошло несколько секунд, и Стефан решился задать вопрос:
– Мадам Монтьё… Мне нужно знать… одну важную для меня вещь… Очень важную… В отчете жандармерии… уточняется, что вы ходили по этой тропе по нескольку раз в год, с мужем и…
– Что вам нужно?
Голос ее звучал сухо и резко. Стефан подобрал упавшую хризантему и поставил ее на место. Потом снова заговорил, не осмеливаясь взглянуть на женщину:
– Скажите, желто-белый километровый столбик вам ни о чем не напоминает?
Эва Монтьё наклонилась над могилой и погладила надгробную плиту.
– Мой приятель-детектив провел расследование насчет вас, – сказала она.
– Насчет меня? Но…
– О том, что не вошло в полицейские отчеты, о том, что не интересовало жандармов, но интересует меня. О вашем прошлом.
Стефан судорожно вцепился пальцами в свои заляпанные латексом джинсы:
– О моем прошлом? Но… но зачем?
– Мне хотелось все узнать об убийце моей дочери. Где вы жили раньше, как звали ваших родителей, что у вас за профессия, какие пристрастия. И почему ваш паршивый драндулет оказался здесь в тот момент.
– Вы… Но вы же ничего обо мне не знаете…
– Что, несладко быть приемным ребенком?
Она подняла на него воспаленные глаза:
– И теперь тоже будете говорить, что я о вас ничего не знаю?
Стефан почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Эта женщина нанесла ему очень болезненный удар.
– Но все же есть одна вещь, которая хоть как-то утешает меня в горе, – произнесла она жестко и твердо. – Это тот факт, что ваши дети не будут с вами в старости. Вы не можете иметь детей. Значит, в какой-то мере есть на свете справедливость.
Стефан закусил щеки, глаза заволокло слезами.
– Моя медицинская карта, мое бесплодие… Откуда вы…
Она принялась один за другим обрывать лепестки хризантемы.
– С помощью денег можно горы сдвинуть с места, и вы это прекрасно знаете. А если я назову имя маленькой Людивины Кокель?
– Нет, я…
– Июль 1992-го, вам тогда было пятнадцать. Помните? Железнодорожный путь в Койе? Всего в нескольких километрах от Ламорлэ? Конечно помните. Как такое забудешь!
– Прекратите!
– А в 1995-м?
– Перестаньте, говорю вам!
Она стиснула цветок в руке. В нее словно демон вселился.
– Июль 1995-го. Вы только-только получили права – и сразу авария. Вы не справились с управлением, вас вынесло в поле, вы сломали изгородь и убили двух баранов. Тогда до человеческих жертв дело не дошло, но это в какой-то мере объясняет, почему вы так резко затормозили в тот день. По вашим объяснениям выходило, что вам «показалось, что там кто-то был». Поэтому вам назначили несколько сеансов у психиатра и соответствующие лекарства. А в 98-м вы ни с того ни с сего рванули стоп-кран в поезде и без видимых причин спрыгнули на полном ходу. В больнице вас собирали по кускам, но вы каким-то чудесным образом выжили. Однако этого шанса, к несчастью, не оказалось у многих пассажиров… И они погибли из-за вас! Дернув стоп-кран, вы спровоцировали сбой в работе тормозов, и поезд сошел с рельсов! Правосудие быстро призвало вас к порядку, но это снова оказались беседы с психиатром и лекарства. Какой тяжелый случай в психиатрии… А что об этом думает ваша жена?
Стефан вскочил и с трудом подавил желание схватить ее за горло:
– Довольно! Довольно, слышите?
– Кто вы, Стефан Кисмет? Кто же вы такой, если по вашей вине произошло столько трагедий?
Он покачал головой:
– Не знаю. Клянусь, я ничего не знаю.
Она снова взглянула на надгробие. У нее даже на ненависть уже не хватало сил – настолько она была опустошена.
– Ваша жизнь, как вехами, уставлена этими непостижимыми трагедиями. И одной из этих вех теперь стала моя дочь. Но почему она? Почему ее жизнь разбилась о вашу?
Стефан вытер глаза руками:
– Я сам очень хотел бы знать.
– Не могу понять… Моя девочка так сильно верила в Бога, молилась каждый день… ей бы жить и жить. Вы-то сами в Бога верите?
– Как могу я верить в Бога?
Наступило тягостное молчание, потом он выдавил:
– Я и в церкви-то ни разу не был.
– Почему?
– Потому что… потому что не могу.
– И дьявол тоже не может войти в церковь.
На кладбище все стихло – ни звука, ни шороха. Казалось, природа затаила дыхание. Эва Монтьё через силу улыбнулась, и по щеке у нее скатилась слеза.
– Когда… Когда мы ходили в поход с Люком и… Гаэль, мы всегда старались посмотреть на маленькую речку: считается, что это принесет удачу. Всем троим, мы всегда ходили туда втроем.
Она подавила рыдание и снова заговорила: