Тайны Васильков, или мое нескучное лето (СИ) - Филимонова Лина. Страница 58

— Он думал, я не замечу, что книга другая?

— Конечно, нет. Он думал, что это вас запутает и отвлечет от мыслей об окне. А, может, и напугает немного, заодно.

— Никогда бы не подумала, — медленно проговорила я, — что у этого случая такое простое объяснение.

— Мы отвлекаемся от главного, — неожиданно произнес Орлиный Глаз.

— Да, — поддержал его Борис.

Интересно, о чем это они? Я в недоумении посмотрела на Ваню.

— Сокровище, — прошептал он одними губами.

— Точно! — воскликнула я. — Я совсем забыла о сокровище. То есть о сережке.

— Я вижу, вы напряженно думали, — обратился Глаз к Борису.

Интересно, как он это видит? Сквозь череп Бориса или по морщинам на его лбу?

— И у вас есть какая-то идея, — продолжил Глаз.

— Фотография, — произнес Борис медленно и замолчал.

По его виду легко можно было догадаться, что его гложет какая-то мысль, которую он считает гениальной.

— Ну, не томи! — накинулась я на него. — Что — фотография? Какая фотография?

— На столе, вот здесь, — он указал пальцем, — стояла фотография в рамке. Прислоненная к кувшину. Помнишь?

Я попыталась сосредоточиться. Да, что-то такое мелькало где-то на задворках моей памяти. Кувшин, васильки, фотография… Когда я пыталась рассмотреть это смутное воспоминание более пристально, оно теряло краски, расплывалось и вообще исчезало.

— Кажется, помню… но не могу понять, что именно.

— Эта фотография сейчас висит на стене в твоей комнате. Дома, в городе.

— Да! — воскликнула я. — Я поняла. Но я не помню, чтобы она стояла на столе. Мне кажется, она лежала в альбоме…

— Может, когда-то и лежала. Но, когда мы приехали сюда после смерти бабушки, она стояла на столе. Я это точно помню.

— Странно, — растеряно произнесла я. — Думаешь, это что-то значит?

Я посмотрела на Ваню. Он был спокоен и неподвижен, но что-то мне подсказывало, что его, как и меня охватило волнение. Потом я перевела взгляд на Степана Пантелеевича. Он встретился со мной взглядом и сразу низко наклонил голову, но я успела заметить его улыбку. Или усмешку.

— Черт побери, — неожиданно проговорил Орлиный Глаз. Слова словно сами сорвались с его губ.

— Так что было на этой фотографии? — спросил Ваня почти безразличным тоном.

— Я, — ответила я.

— И все?

— Из одушевленных предметов — все. Еще был стол, кувшин и… васильки, — закончила я почему-то шепотом.

— Кате на той фотографии лет восемь или девять, — решил прояснить Борис. — Она сидит вот на этом самом столе. Рядом с ней кувшин. В кувшине — васильки. Она обнимает его одной рукой. Правой, — добавил он, мгновение подумав. — А второй рукой опирается о стол. На ней платье… то ли с зайчиками, то ли с мишками. А на голове бабушкина соломенная шляпа.

— С мишками, — зачем-то сказала я. — С мишками и с мячиками.

Мы все уставились на кувшин, который стоял на столе. Первым из состояния оцепенения вышел Борис. Он подошел к столу и взял кувшин в руки.

— Тяжелый, — сказал он.

— Еще бы, — хмыкнула я. — Он же железный.

— Медный, — поправил меня Борис.

— Какая разница.

— Этому кувшину лет сто, — сказал Борис.

— Вряд ли, — сказал Орлиный Глаз. — Максимум — пятьдесят. Но скорее всего — сорок.

— А откуда вы знаете? — спросила я.

— Ваш дедушка привез его из Индии, куда ездил после аспирантуры.

Я подошла к Борису и взяла из его рук кувшин. Он действительно был очень тяжелым. Но это я и так знала. Я повертела кувшин в руках, заглянула вовнутрь, посмотрела на его дно… и снова вернула Борису. Потом кувшин оказался в руках Вани, который тоже очень тщательно его осмотрел. Степан Пантелеевич сидел молча и не пытался принять участия в наших исследованиях.

— Но что-то же должно быть! — воскликнула я в отчаянии. — Не может же быть, чтобы эта фотография оказалась там случайно?

Я с надеждой посмотрела на Степана Пантелеевича.

— Я бы не стал утверждать, что это совсем уж невероятно, — улыбнулся он. — Но в данном случае я склонен с вами согласиться.

— То есть вы думаете…

— Я думаю, что этот кувшин — и есть ключ к разгадке вашей тайны.

— Но… как?

— Точно пока не знаю. Но у меня есть одно предположение…

Он протянул руку, и кувшин в ту же секунду оказался у него в руках. Орлиный Глаз пристально осмотрел кувшин, медленно поворачивая его вокруг своей оси. Потом поднес его к лицу, потом перевернул. Он пробормотал что-то невнятное, и мне показалось, что он разговаривает с кувшином, и кувшин сейчас ему ответит… Мы застыли и затаили дыхание, наблюдая за его манипуляциями.

Вот он встал, подошел к окну, где было больше света, взялся одной рукой за горлышка кувшина, другой — за его дно… через мгновение мы увидели, что дно осталось у него в левой руке, а весь остальной кувшин — в правой. Дружно охнув, мы бросились к Степану Пантелеевичу и уставились на нижнюю часть кувшина, которая сейчас выглядела как медное блюдце. На дне этого блюдца лежал сложенный вчетверо листок бумаги. И больше ничего. Я протянула к листку дрожащую руку.

Это было письмо от бабушки. Я сразу узнала ее каллиграфический почерк с характерными подчеркиваниями. Сначала буквы расплывались у меня перед глазами, и я на мгновение отвела от них взгляд, прижав письмо к груди и заворожено уставившись на Степана Пантелеевича, который выглядел чрезвычайно довольным, но, почему-то немного уставшим…

«Здравствуй, Катя. Надеюсь, тебе доставило удовольствие это маленькое расследование, — так начиналось послание. — Тебе всегда нравились тайны, а желание найти сокровища в определенный момент стало просто наваждением. Конечно, сейчас ты уже взрослая и у тебя другие интересы, но что-то мне подсказывает, что твоя тяга к приключением с возрастом не ослабеет. Так что даю тебе последнюю подсказку: вспомни мой шестьдесят пятый день рождения. То, что, ты найдешь в тайнике — не просто драгоценная безделушка. Она передается в нашем роду из поколения в поколение по женской линии. У этой штучки есть одно волшебное свойство — она приносит своей обладательнице счастливую любовь и благополучную семейную жизнь. Это проверено не только мной, но и всеми нашими прапрабабушками». Внизу стояла подпись «Бабушка Катя».

Я была в смятении. Мои чувства так переплелись и перепутались, что я ничего не понимала. Неужели это правда письмо от бабушки? Неужели оно действительно пролежало столько лет в этом кувшине? Когда я его читала, у меня было ясное ощущение, что я слышу бабушкин голос и чувствую ее взгляд… Как это на нее похоже! Она ни слова не написала о себе, о своем сне и своих опасениях. А ведь она понимала, что, если я найду и прочитаю это письмо, значит, ее уже не будет в живых. Мне было ужасно грустно… Оттого, что бабушки больше нет, оттого, что меня тоже когда-нибудь не будет, оттого, что наше приключение закончилось… Закончилось? Но ведь мы еще не нашли сапфировую сережку! И, кстати, бабушка ни словом не говорит о том, что это именно сережка.

— Шестьдесят пятый день рождения, — произнесла я.

— Мы были здесь, — сказал Борис.

— Что-то я не могу вспомнить, — пожаловалась я. — Сколько мне было лет?

— Двенадцать.

Я изо всех сил наморщила лоб, но это не помогло. Я ничего не вспомнила.

— В тот день ты впервые в жизни самостоятельно испекла торт. Полдня никого не пускала на кухню, — пытался оживить мои воспоминания Борис.

— Торт? — Какое это очень смутное и нечеткое воспоминание зашевелилось в моей голове.

— Кажется, он был из опилок, — с ухмылкой продолжал Борис. — Во всяком случае, на вкус очень напоминал кусок фанеры.

— Неправда! — возмутилась я. — Торт был вкусный. Всем понравился.

— Ну что, проснулись воспоминания? А сверху были украшения из разноцветного пластилина.

— Это был марципан! — Как только у человека хватает наглости так клеветать на меня!

— Ну что, прояснилось в голове? — спросил Борис.

— Есть немного, — согласилась я. — Но если это имеет отношение к моему торту, то я ничего не понимаю.