У любви пушистый хвост, или В погоне за счастьем! (СИ) - Гусейнова Ольга. Страница 57
Мы прижались друг к дружке и наблюдали кровавую бойню поверх оставленного лежать у входа свина, дергавшего ногами. Было страшно за своих, но закрыть глаза и не смотреть — еще хуже. Спору нет, драка Дина с Гленом была «дружеской», и в правду мужики пар выпускали. Потому что теперь они рвут врагов в каком-то зверином неистовстве и действо перед моими глазами не поддается описанию: миром правит жажда убийства, чужой крови и мужского безумия.
Душники отличны от обычных оборотней частичной ипостасью, а злоба, жестокость и бессердечие сейчас владеют и теми, и другими. Вот почему такой жизненно важный закон на Фарне: холостого оборотня сложно удержать в своей жажде крови, а семья и любовь могут унять ее. Вернуть разум и человеческий вид после охоты. Разделить животную суть и человеческую.
Скоро все вокруг устилали страшные, окровавленные, изуродованные трупы душников. А мы с подругой, удивительное дело, счастливо всхлипывали. Оборотни в звериной ипостаси ходили по площадке и добивали раненных душников. У меня в душе ничего не дрогнуло, хоть я и знахарка: душника, перешедшего грань и потерявшего вторую половину души, уже не спасти. Его волнует лишь голод, он жаждет убивать.
Пока остальные сносили и скидывали трупы в какой-то каменный развал, Дин, Шай и Далей с Гленом подошли к нам и устало легли рядом с норой. Отодвинув несопротивляющегося, тяжело дышащего кабана наружу, мы выбрались сами и юркнули к нашим спасителям.
— Кошки, как же от вас воняет навозом! — пророкотал Далей-лев, сморщив нос. — Хороши, прямо на редкость.
— И от хряка тоже прет, — скривил морду Глен-леопард.
Дин в запекшихся рваных ранах, оставленных когтями душников, обернулся человеком, сел и быстро осмотрел нас с Эльсой, изгваздавшихся в глине и дерьме с головы до ног, мерзко воняющих, аж у самих глаза щиплет. Он притянул меня, еще дрожавшую от пережитого ужаса, к себе на колени, крепко обнял, до боли стиснув, и хрипло прошептал:
— Живые! Луна! Живые!
Ну да, ему уже приходилось столкнуться с подобным, когда собирал останки родной сестры и шурина.
Эльса тряслась в беззвучных рыданиях в объятиях мрачного голого Шая, а тот терся носом о ее висок и успокаивал, успокаивал…
Забыв обо всем на свете, я обняла Дина за мощную шею и счастливо целовала его лицо. И когда прижалась к напряженно сжатым губам, он ответил. Наш поцелуй полыхал страстью — мы уцелели и непременно будем счастливы! Наконец Дин успокоился, уставился на меня блестящими желтыми глазищами и строго заявил:
— Дома сразу пойдем в Храм Луны брачную метку ставить. С тебя глаз нельзя спускать. Как и моя безголовая племянница, постоянно влипаешь в неприятности.
— Вот еще! — довольно фыркнула я. — Раскомандовался. Это не я виновата, что…
— Простите меня, пожалуйста, — прорыдала Эльса, уткнувшись в широкое, ею же заляпанное плечо Шая. — Это я опять виновата-а-а…
— Все будет хорошо, родная, — тихо шепнул ей любимый, поглаживая по вздрагивающей спине. — Не плачь, кошечка моя, я позабочусь о тебе.
Дин ехидно хмыкнул, небось решил, что Эльсу его суровый друг присмирит и успокоит. А сам с удовольствием успокаивался, обнимая меня и поглаживая по грязным волосам и спине. Когда оборотни прибрали тела полузверей и чуть перевели дух, он деловито распорядился:
— Надо уходить. Кровь и трупы скоро привлекут сюда других душников, уж слишком много их здесь развелось. Наверняка еще подтянутся.
— Странно, что так близко от Шлепа, город-то большой… — задумчиво протянул Далей-лев.
Шай досадливо поморщился, пояснив:
— Странно, что они в город еще не заходят кур пощипать. Еноты не любят охотиться, им хватает рыбы в реке. Поэтому ближайшие леса — угодья душников.
— Зря они, — сморщил нос черный лев. — Такой огромной стаи я давно не встречал, расплодятся и в самом деле в гости в Шлеп наведываться начнут.
Я прижималась к широкой, надежной груди Дина. Как же хорошо в его руках, ничего не страшно.
— Раз кабана не сожрали, сами зажарим, — рядом раздался голос Наума.
— Нет! — разом обернулись мы с Эльсой на огромного бурого медведя.
— Он подсказал нам, как спрятаться, нору раскопал, — всхлипнула Эльса.
— Вдобавок заткнул собой выход, дал нам еще время, почти спас нам жизнь, — поддакнула я.
Далей зафыркал по-львиному — рассмеялся. Встал и пошел к дубу, под нашими изумленными взглядами поднялся на задние лапы и потряс ствол.
— Оставшиеся с осени желуди послужат ему прокормом, пока не оклемается, — пояснил Дин, улыбаясь.
— Спасибо, Далей! — благодарно выдохнули мы. Лично я еще и восхищалась огромным, прежде невиданным, черным горным львом. Красивый у него зверь!
Перед тем как уйти я помогла сойтись нескольким, самым глубоким ранам на спине и боках кабана, чтобы не кровоточили. Он смотрел нам вслед маленькими черными глазами, наверное не веря в свое спасение. Мужчины возвращались в лагерь в звериных ипостасях, а мы с Эльсой — на своих двоих, к счастью, обутые в возвращенные нам ботинки. И такие смирные-смирные, послушные-послушные.
Глава 22
Мне и в голову не приходило, сколько народу кинулось нас спасать, пока, по возвращении в лагерь, не увидела, что охранять обоз осталось пятеро грозных, угрюмых, настороженных, в общем, весьма неприветливых и воинственных оборотней вместе с Мироном и Хвесей. Стало невыносимо стыдно и неловко, ведь все обозники рисковали еще и ценной поклажей, помимо собственной головы. А мы? Попрыгушки-хохотушки, от которых хлопот не оберешься и между холостяками раздоры, да думаем только о себе любимых.
Увидев нас, охранники заметно расслабились, стремительно обежали цепкими, внимательными взглядами оборотней в зверином облике. И совсем повеселели, проверив, что все живы. А вот насчет здоровы — раненных много, хоть они и пришли сами, на четырех лапах. Бой с душниками легким не был, просто нам с подругой крупно повезло, что в этом обозе настоящие бойцы собрались. Умеют и драться, и воевать. Готовые к трудностям!
Хвеся радостно всплеснула руками и рванула к нам с Эльсой, потянулась обнять, но отшатнулась, сморщившись:
— Ой, девчонки, от вас… так сильно прет…
— Уж больно тесно к защитнику своему прижимались, вот он и не выдержал — опростался от такого счастья, — мрачно пробурчал Наум-медведь, направляясь к котлам.
— Надо воды из реки натаскать и нагреть, — приказал Мирон охране, многозначительно кивнув на нас, замарашек.
У ручья голиком расположились наши храбрые спасатели, меняя ипостась для ускорения заживления ран и осторожно смывая с себя кровь. Какие уж тут приличия и стеснение? Надо срочно помогать. Я сбегала к телеге за знахарской корзиной, но заняться раненными мне не дал Дин-тигр, пророкотавший:
— Лучше помойтесь сначала, а то с вас кабанье дерьмо с грязью летит. Негоже так.
Стоило нам с Эльсой послушно метнуться к ручью, Мирон рыкнул:
— Куда! Обалдели? Вам купания в реке мало, опять в холодную воду лезете? Мало от вас переполоху, хотите, чтобы мы тащили дальше двух хворых, полудохлых кошек?
Эльса вскинулась было огрызнуться, но я успела дернуть ее за руку. Она разом сникла и опустила голову. Грязные растрепанные косы плетьми повисли вдоль осунувшегося чумазого лица. А мне вспомнилось, что на злосчастной скале, возле норы, среди трупов душников Дин и Шай обнимали нас крепче некуда. Уж как жарко целовал меня мой храбрый тигр… И дерьмо ему не мешало, и свои раны. Он тогда не думал и не принюхивался, а действовал нутром, чутьем — слишком сильно испугался за меня и за племянницу. Успокоился, лишь ощутив меня в руках. Осознав, что живая! И хоть опять стало стыдно перед Мироном, но в душе я счастливо улыбалась: о нас постоянно заботу проявляют.
Тигр, пока нас отчитывали, залез в ручей, сменил ипостась и обнаженным сел в воду смывать и счищать речным песком кровь и налипшую с меня грязь. Я обомлела, разглядывая его мощное, красивое, большое мужское тело с крепким задом и длинными ногами. На скале я была в таком смятении, что из головы вылетело, обнималась-то с обнаженным мужчиной, сидела у него на коленях и — о, милостивая Луна! — целовалась, будто в последний раз. А сейчас… сейчас я сразу все вспомнила и оценила. Рядом с ним встал мыться Шай, более жилистый, но тоже краси-ивый…