У любви пушистый хвост, или В погоне за счастьем! (СИ) - Гусейнова Ольга. Страница 73

После того, как мы вдоволь подурачились в бане, хозяин дома снова замотал меня в простыню, подхватил на руки и понес осматривать свои владения. Огромные деревянные хоромы оказались ничуть не меньше или скромнее, чем у главы клана и привычных в Волчьем клыке. Все новенькое, добротное, массивное в расчете на размеры и вес хозяина-тигра. Вся утварь из светлого южного дуба. Плетеные и тканые цветастые ковры, и коврики на дощатых полах. Огромная печь в трапезной на первом ярусе. Есть даже диван, наподобие того, что в княжеских покоях видела. С десяток разных комнат, но жилая одна — опочивальня Дина, вернее, наша с ним теперь. Остальные словно ждут будущую хозяйку, то есть меня.

Я жадно рассматривала южные хоромы, мысленно уже прикидывая, что и как хотела бы сделать по-своему, чтобы обустроить свое логово, как в Волчьем говорили.

— Мне можно кое-что поменять здесь так, как хочу?

— Это твой… наш дом, ты тут хозяйка — тепло и уют на тебе. Как сделаешь, так и будет. А обо всем остальном позабочусь сам. Это моя обязанность. Кстати, в кладовой посмотри. Там много чего нужного ждет хозяйкиной руки.

Я запрыгала, запищала от радости, крепко обняла любимого за шею и расцеловала:

— Ты сейчас подарил мне мечту. Одну из них.

— А какие остальные? — коварно улыбнулся гордый хозяин.

— Обрести любимого мужа, семью… детей, — последнее слово я прошептала.

— Значит, я легко исполню все твои мечты, любимая, — весело посмотрел на меня желтоглазый, счастливый, лохматый жених. — Я у тебя уже есть, за остальным дело не станет.

— Пошли одеваться и во двор? — едва не пела я.

Надев новое, купленное на ярмарке, красивое, зеленое платье, с пышным легким подъюбником и рукавами до локтей, я покрутилась, любуясь летящей юбкой. Заплела волосы в косу и уложила вокруг головы, заколов красивым гребнем. И тут мне на грудь скользнуло тяжелое украшение, которое нарочно подкравшийся Дин завязал на шее. Опустив голову, не веря глазам, я рассматривала невиданной красоты, богатое ожерелье с драгоценными зелеными каменьями — изумрудами.

— Для моей любимой все, что у меня есть, — довольно пророкотал Дин.

Я медленно обернулась, положив руку на ожерелье, и совсем оторопела: Дин взял с комода большой ларец и протянул мне, открыв крышку, а та-а-ам…

— Ой, я же еще не жена тебе, а ты такие подарки делаешь, — просипела я, не решаясь прикоснуться к горке драгоценных украшений.

— Ты — моя единственная любовь, другой не будет, никогда. Все это я собирал для тебя, поэтому и ждать обряда незачем. Ты моя, а я твой со всеми потрохами. Чего уж за камни бояться, когда сердце тебе отдал?

Прижав ладони к пылающим щекам, я смотрела на серьезного, внимательно глядящего на меня Дина. И не могла поверить, что это происходит со мной. Особенно сейчас, когда я хоть и нарядная, но с этим дурацким фингалом под глазом.

— Ну почему самый счастливый день в моей жизни должен быть обязательно испорчен синяком? Обязательно какая-нибудь червоточинка найдется, — досадливо проворчала я, невольно коснувшись саднящей скулы.

Дин немного помолчал, как-то даже недоумевая, а потом, отбросив ларец на комод, подхватил меня на руки и закружил. После поцеловал и насмешливо ответил:

— Сама виновата, могла бы о себе с вечера позаботиться, коль целительница, так нет, ты все над Эльсой ахала, а потом заснула. В следующий раз думай о себе хотя бы чуть больше, чем о болезных.

— Ой, я же хотела напроситься с Дарьей пойти в Женский дом. Может она согласится со мной часть работы разделить. Я же сильная знахарка и повитуха.

— Так тебе Эльса уже рассказала про наш Женский дом? — Дин с улыбкой покачал головой. — Ничего, если она ушла, ты сама найдешь его. В конце улицы стоит длинный дом, рядом с трактиром. В него со всего клана едут роженицы, да и с других кланов обращаются. Сильнее Дарьи повитухи в округе нет. Остальные слабенькие, только малую помощь оказать и могут. А тетушка старенькая уже, жалуется частенько, что сил не осталось. Так что тебе рады будут.

— Надеюсь, я очень люблю свою работу! — радовалась я, обнимая Дина за шею.

Эх, как же я полюбила вот так вот прижаться к нему и побыть хоть чуточку близко-близко, тесно-тесно!

***

Летняя жара прибывала. Было душно и жарко. Время будто вернулось на три недели назад. Только вместо Эльсы сегодня я сижу за столом для новобрачных рядом с Дином и постоянно трогаю брачную метку.

— Болит? — шепнул теперь уже самый настоящий муж мне на ухо, ласково приобняв за талию.

Я поморщилась невольно, а потом ворчливо призналась:

— Ты такие клычищи огромные отрастил, что думала: все, загрызет меня бедную, несчастную голодный тигр.

— Ой ли, уж такая несчастная? — тихонько хихикнула сидящая за соседним столом ама Лизавета.

Повезло мне со свекровью, да и с другими родственниками.

— Как тяпнул за шею клычищами, так там что-то хрустнуло даже. А вы сомневаетесь, — весело пожаловалась я.

Матео одним залпом хлобыстнул чарку наливочки, вскинул серую бровь и насмешливо поинтересовался:

— Может это возраст дал знать? Чай не молодка уже, вот шея и хрустит…

— Что-о-?.. — опешила я.

— А коленки не ноют? — продолжал подтрунивать Матео. — А то Дарья вон все жалуется, что ходить ей тяжело в последнее время.

— Пока еще нет, спасибо за заботу, — передразнила я свекра.

— Тогда я бы поспешил с ребятишками, — сообщил о своем желании глава клана.

Жених только посмеивался, поглаживая меня по спине.

— Поспешишь, народ насмешишь, — подняла палец вверх, — а я предпочитаю делать все по уму.

Мы болтали по-семейному, а вокруг гуляли гости. Со всех селений приехали поздравить. Причем дальние веселились во всю — отплясывали и искренне кричали пожелания и тосты. А вот соседи из Елового, особенно солидные амы, улыбались реже, когда тяжелый взгляд амы Лизаветы или аты Матео проходился по рядам. Вот от этого сидела я вроде и счастливая, но с грустинкой.

Мне пошили красивое шелковое платье жемчужного цвета с пышным подъюбником и открытыми плечами, справили туфельки из светлой кожи. А уж какое ожерелье дорогущее преподнес Дин! Заморское, с Желтой стороны, только там умеют такие делать. В волосах у меня белые цветы любимой аррайи и жемчуг. Дин в Храме Луны чуть не обернулся при моем появлении от восхищения. Каждая гостья это заметила и во время танцев уже ни одна даже не дернулась в сторону моего мужа, лишь косились завистливо. А мы, словно прикипев друг к другу, танцевали, касались, пили глазами, кажется, саму душу. В груди мурчали наши звери, рассказывая на своем, кошачьем, о любви.

И вот, присев отдохнуть, я вновь задумалась об отношении ко мне женщин клана — настороженном, опасливом, словно я враг им. И не могла понять, в чем причина? С грустью вспомнила первый день, когда пришла в Женский дом, как в Еловом назвали здание, где ама Дарья принимает будущих рожениц. Интересно, что построить его рядом с трактиром пришло в голову родственнице Мишека и Дашека, вышедшей замуж за сына трактирщика. Предприимчивая гиена вовремя смекнула, что народ приезжает отовсюду и не у всех есть родня, у которой можно остановиться. А кушать хочется всем. И отпраздновать рождение детей опять же.

Ну а я… Не поверили мне, что я сильная, одаренная повитуха. По поводу знахарки лишь презрительно хмыкали и не подпускали. Я несколько дней пыталась доказать, что могу быть полезной, но все бесполезно. Открыто меня, жену наследника клана, не обзывали и не выгоняли, но нежелание иметь дело со мной было таким явным, что я сдалась. Больно, конечно, но у меня есть Дин и наш дом.

Потом мы поговорили с Дарьей за ужином у родителей Дина, но она так и не смогла убедить изначально настроенных против меня женщин, даже слушать не захотевших, что я настоящая целительница, а не пустозвон.

Хвеся заступалась за меня, но и ее постигла участь изгоя. В женскую компанию нас не принимали. Но скучать и переживать нам было некогда. Мы вместе проводили время в ожидании моей свадьбы, занимаясь своими домами. Зато теперь не стыдно гостей пригласить в уютный дом с черепичной крышей, за белым штакетником. Вечерами мы с Хвесей шили, вышивали и учились плести местные коврики под руководством Лизаветы и Дарьи. Они с удовольствием учили нас всему, что знали сами. Частенько у нас засиживался Мирон, с которым у Дина дела. А мы с лисичкой исподтишка любовались нашими суровыми мужчинами.