Выбор по Тьюрингу - Мински Марвин. Страница 29
– Брайан, – произнесла Эрин Снэрсбрук, не отрывая глаз от экрана энцефалографа, кривая на котором свидетельствовала о том, что больной пробуждается. Брайан открыл глаза.
– Ты помнишь, о чем мы недавно говорили?
– Да. Вы доктор Снэрсбрук.
– Очень хорошо. Ты знаешь, сколько тебе лет?
– Четырнадцать. Исполнилось. Что со мной случилось, доктор? Вы не хотите мне сказать?
– Конечно, хочу. Но все в свое время. Ты согласен, чтобы я объясняла тебе все понемногу, в том порядке, какой считаю нужным?
Брайан немного подумал и ответил:
– Наверное… Вы доктор, вы и лечите.
Ее на мгновение охватила радость. Немудреная шутка – но она свидетельствовала о том, что он в полном сознании.
– Хорошо. Если ты согласен, я обещаю рассказать тебе всю правду и ничего от тебя не скрывать. Но прежде всего – что ты знаешь об устройстве мозга?
– То есть о его строении? Это скопление нервной ткани внутри черепа. Оно состоит из большого мозга, мозжечка, варолиева моста и продолговатого мозга.
– Довольно точно. У тебя была мозговая травма, и тебе делали операцию. Кроме того…
– У меня что-то неладно с памятью?
Снэрсбрук удивленно посмотрела на него:
– Откуда ты знаешь?
На губах Брайана появилась слабая улыбка – он был доволен своей маленькой победой.
– Это очевидно. Вы хотели знать, сколько мне лет. Я смотрел на свои руки, пока вы говорили. Сколько мне лет, доктор?
– Немного больше.
– Вы обещали, что скажете мне всю правду.
Эрин предполагала держать эту информацию про себя, сколько будет возможно, она могла оказаться для Брайана очень болезненной. Но Брайан ее опередил. Нет, теперь только правда, и ничего, кроме правды.
– Тебе почти двадцать четыре.
Брайан медленно переваривал ее слова. Через некоторое время он кивнул.
– Ну ничего. Если бы пятьдесят, или шестьдесят, или что-нибудь в этом роде, дело было бы скверно, – значит, я прожил почти всю свою жизнь и ничего об этом не помню. А двадцать четыре – это ничего. Ко мне вернется память?
– Не вижу причин, почему бы ей не вернуться. Пока твое выздоровление идет отлично. Я потом объясню все в подробностях, если ты захочешь, но пока постараюсь говорить попроще. Я хочу простимулировать твою память и помочь тебе найти к ней доступ. Когда это произойдет, твоя память восстановится, и ты снова станешь целостной личностью. Не могу обещать, что удастся восстановить всю память, у тебя были большие повреждения, но…
– Если я не буду знать, чего мне не хватает, я ведь не буду это чувствовать.
– Совершенно верно.
Быстро соображает. Может быть, память у него все еще как у четырнадцатилетнего, но мыслительные процессы соответствуют куда более зрелому возрасту. Ведь он был вундеркиндом. В четырнадцать лет он уже учился в колледже. Это не обычный четырнадцатилетний мальчик.
– Но дело не только в том, что ты этого не почувствуешь. Ты должен понять, что человеческая память – не магнитофон, который записывает все подряд в хронологическом порядке. Она устроена совсем иначе – скорее как неаккуратно ведущаяся картотека, снабженная запутанным и противоречивым указателем. И не просто запутанным – время от времени мы изменяем принципы классификации понятий. Когда я говорю, что сохранила воспоминания детства, это на самом деле неверно. У меня сохранились воспоминания об этих воспоминаниях. Понятия, о которых я много раз думала, осмысляла их, упрощала.
– Кажется, я понимаю, что вы хотите сказать. Но только прошу вас, прежде чем мы начнем, вы должны кое-что мне сказать. Десять лет – долгий срок. За это время многое может случиться. Моя семья…
– Долли была здесь и хочет увидеться с тобой.
– Я тоже. А отец?
«Только правда, – мелькнуло в голове у Эрин Снэрсбрук. – Даже если она причинит страшную боль».
– Мне очень жаль, Брайан, но… твоего отца нет в живых.
Наступила пауза. По его лицу текли слезы. Лишь долгое время спустя он заговорил снова:
– Не надо сейчас об этом рассказывать. А я? Что я делал все эти годы?
– Ты окончил университет, занимался исследовательской работой.
– По искусственному интеллекту? Это то, чем занимается отец, я тоже хочу этим заниматься.
– Ты этим занимался, Брайан. Ты добился успеха во всем. Больше того, ты совершил важный прорыв – ты действительно построил первый искусственный интеллект. Перед тем как тебя ранили, ты был на пороге успеха.
Это сопоставление не ускользнуло от Брайана, и он сделал логический вывод.
– До сих пор вы говорили мне всю правду, доктор. Мне кажется, вы ничего не скрывали.
– Нет. Это было бы нечестно.
– Тогда скажите мне вот что. Мои травмы имеют какое-то отношение к искусственному интеллекту? Их причинила машина? Я всегда считал, что истории про злой искусственный интеллект – чушь.
– И был прав. Но есть злые люди. Тебя ранили в лаборатории люди, которые хотели похитить твой искусственный интеллект. И на самом деле все получилось не так, как в этих историях, а как раз наоборот. Твой искусственный интеллект не причинил никакого зла – управляемые им микроманипуляторы очень мне помогли. Только благодаря им ты сейчас в таком состоянии и я могу с тобой говорить.
– Расскажите мне про искусственный интеллект!
– Нет, Брайан. Нам придется шаг за шагом восстанавливать твою память до тех пор, пока ты сам не расскажешь мне, как он работает. Ты его изобрел, а теперь тебе придется изобрести его снова.
Глава 11
1 октября 2023 года
Сестра, которая принесла Брайану завтрак, подняла шторы. Он проснулся еще на рассвете, и с тех пор ему не давали заснуть мысли, беспорядочно проносившиеся у него в голове. Голова была вся забинтована – он потрогал повязку. Что с ним случилось? Почему он потерял все эти годы? Селективная амнезия? Но такого не бывает. Надо будет попросить доктора, чтобы она подробнее рассказала, какие у него повреждения. А может быть, и не надо. Сейчас ему не хотелось об этом думать. Еще рано. Точно так же он не хотел думать о том, что отец умер.
Где там блок дистанционного управления телевизором? Его до сих пор поражало качество изображения – но не качество передач. Программы были такие же бездарные, как и раньше. Еще раз посмотреть «Новости»? Нет, они только ставили его в тупик – слишком много непонятных намеков. Когда он пробовал понять, о чем идет речь, у него портилось настроение – он и без этого совсем запутался. А, вот это лучше – детские мультики. Теперешняя компьютерная анимация – это что-то фантастическое. И все же, несмотря на невероятно высокое качество, они по-прежнему используют мультфильмы, чтобы рекламировать чересчур сладкие каши на завтрак. Десять лет – немалое время. Об этом тоже не надо думать. Или надо думать о том, как можно будет вернуть эти годы. А стоит ли? Зачем жить ту же самую жизнь сначала? Что сделано – то сделано. Хотя, может, и приятно было бы снова повторить те же самые ошибки. Но он собирался не заново прожить эти годы, а только вернуть память о них. Какое-то нелепое положение, и оно ему не слишком нравилось. Но выбора у него все равно не было.
Он был рад, когда его отвлек завтрак. Он уже не чувствовал во рту привкуса лекарств и проголодался. Апельсиновый сок был холодный, но и яйца всмятку тоже. Тем не менее он управился с ними и подобрал все до последней крошки кусочком хлеба.
Сестра только успела убрать тарелки, как вошла доктор Снэрсбрук. С ней была какая-то женщина – он не сразу узнал Долли. Но если она и заметила его удивленный взгляд, то не показала вида.
– Ты хорошо выглядишь, Брайан, – сказала она. – Я так рада, что тебе становится лучше.
– Значит, ты раньше уже видела меня здесь, в больнице?
– «Видела» – не очень подходящее слово. Тебя почти не было видно за всеми этими бинтами, трубками и трубочками. Но это уже в прошлом.
И он тоже. Он весь в прошлом. Эта худая седеющая женщина с морщинками вокруг глаз была совсем не похожа на ту маму Долли, какую он помнил. Память приобрела для него новый смысл – теперь это нечто такое, что нужно ворошить, восстанавливать, в чем нужно разбираться. Воспоминания о прошлом – то, о чем так высокопарно писал старик Пруст. Интересно, удастся ли ему лучше выйти из положения, чем этому французу?