Цепи его души (СИ) - Эльденберт Марина. Страница 30

Почему?

Почему Эрик показал именно его?

Шаг, еще шаг. И правда, половицы под моими ногами не скрипели, пахло деревом и лаком. Такое чувство, что здесь только-только сделали ремонт. Оглядевшись, поняла, что так и есть: ковры, кушетка, обои на стенах — все новое.

«Этот дом принадлежит не мне».

То есть Тхай-Лао приехал в Лигенбург и занялся ремонтом? Снаружи дом выглядел не то чтобы старым, старинным. Если внутри все пришло в негодность, проще было бы снять или купить другой. Почему вообще нельзя было жить в Дэрнсе? То есть в Энгерии считалось нормальным, что в жалованье дворецкого и остальных слуг входит постоянное проживание по месту работы. Нет, конечно, бывали и исключения, особенно в городе, особенно для семейных, но Тхай-Лао не женат, а его брата с женой уж точно можно было где-нибудь поселить. В том особняке всех королевских гвардейцев разместить можно!

— Шарлотта?

— Ай!

Я резко обернулась и чуть не сбила с ног Сюин, которая неслышно подошла сзади.

Сердце колотилось как сумасшедшее, и я прижала руку к груди.

— Вам что-нибудь нужно? — иньфаянка внимательно смотрела на меня.

Судя по ее виду (Сюин была полностью одета, волосы убраны наверх), спать она еще не собиралась.

— Да, я спустилась за водой. Покажешь, где кухня?

— Нет, что вы, — девушка покачала головой. — Я принесу. Возвращайтесь к себе, и… ох! Я же совсем забыла сказать, вам привезли вот это.

Сюин подошла к дверце под лестницей, отперла ее и достала тубу. Мою тубу.

«Девушка» вернулась домой!

— Спасибо! — подхватив ее, взлетела по лестнице чуть ли не вихрем: мне не терпелось ее увидеть.

— Мисс Дженни! — закусила губу. — Мисс Дженни, она вернулась!

Поспешно открыла тубу, потянула холст на себя, и…

Растерянно смотрела на то, как он разваливается в моих руках на куски.

Сначала я даже не поняла, что случилось. Часть холста осталась в тубе, часть в моих руках, часть сползла на пол. Но даже та, что я держала в руках, была безжалостно исполосована ножом… или ножницами. Не знаю. Там, где была «Девушка», сейчас красовались множественные порезы: платье, лицо, волосы — все это превратилось в лохмотья.

Я выпустила ее из рук, глядя как пласт изуродованной картины сползает на пол.

Попятилась, наткнулась спиной на стену.

Перед глазами потемнело, стало нечем дышать, комната пошатнулась.

За что?!

В груди словно разрастался холодный ком, ком, который давил на сердце и мешал ему биться. Инстинктивно потянулась к горлу и замерла: комната стремительно теряла краски, и вместо нее повсюду расцветала серая хмарь. Проплешины Грани вползали одна в другую, окружая меня, стягиваясь, захватывая в кольцо. Миг — и сама я очутилась между жизнью и смертью, ледяные руки задрожали, вместе с кусками валяющейся на полу картины, тубой и возвышающейся над ними кроватью.

Нет, нет, нет…

Мисс Дженни выгнула спину и зашипела, глядя на меня, а сквозь мое тело словно протолкнули что-то холодное, мерзкое, жуткое: с силой, рывком, и эта неведомая сила швырнула меня на пол. Я рухнула прямо на обрывки холста, цепляясь слабеющими руками за ковер, стремительно перевернулась на спину, чтобы увидеть… белесую фигуру, обретающую очертания мужского тела.

Призрак больше не парил надо мной, если, конечно, это был призрак.

Ноги коснулись пола, бледное лицо с зачесанными назад по моде прошлых лет волосами было искажено яростью. Не в силах пошевелиться, замерла под жутким взглядом неживых глаз. Или живых?

Всевидящий!

Нужно было закричать, позвать на помощь, но я даже рта раскрыть не могла, а он медленно шел ко мне. Медленно, едва касаясь полупрозрачными ботинками пола. Заострившиеся черты, тонкий нос, плоские надбровные дуги. Тонкие губы едва шевелились, но я, разумеется, не слышала ни звука. Тянувшийся от него холод впивался в кожу, иглами пронзал до костей, сковывая по рукам и ногам.

Связующий артефакт!

Не чувствуя даже биения сердца, рывком сорвалась с пола, отпрянув от яростно ударившей в мою сторону тени. Упала на кровать, стремительно выбросила вперед руку, коснувшись заветной броши. Меня с силой вдавило в покрывала, перекрывая воздух, по телу растекался холод, сознание помутилось.

— Змея… Должна… Умереть…

Не сразу поняла, что это шипение вырывается сквозь плотно сжатые губы, моим изменившимся до неузнаваемости голосом.

— Змея-я-я-я…

Щелчок, медальон распахнулся. Рука ослабла, пальцы почти не слушались: подчиняясь непонятному порыву, я замахнулась, чтобы отбросить его в сторону… и последним усилием воли вдавила палец в самое его сердце.

Над створками полыхнули искры, меня вздернуло наверх, а потом снова отбросило на кровать. Изумрудные искры портала разорвали забвение грани, я успела увидеть искаженное болью и злобой лицо с раззявленным ртом, словно сквозь него вытекала вся ненависть этого существа. Пугающий потусторонний образ сменился белесой дымкой и растаял в ту же минуту, как в комнату шагнул Эрик.

Между его пальцами клубилась магия искажений, в потемневших глазах — золото.

Это было последнее, что я увидела, перед тем как соскользнуть в темноту.

Я чихала и смеялась: пыльца оседала на волосы, рассыпающая солнце ранняя осень искрилась на лепестках аламьены. Меня подхватывали на руки, подбрасывали в воздух и ловили на лету. Я чувствовала льющееся сквозь широкие ладони тепло, льнула к нему и тянулась крохотными пальчиками за огненно-рыжими, совсем как язычки костра, прядями. День сменялся ночью, и язычки костра тоже мельтешили перед глазами, они взлетали в ночное небо россыпью золотых искр.

— Ты когда-нибудь чувствовала себя настолько счастливой? — низкий мужской голос рокотом отдавался во мне.

Я уже засыпала, засыпала на широкой мужской груди, взлетающей и опадающей, как качели.

— Нет, никогда, — в женском голосе звучала улыбка. — Только с тобой. С вами…

Мужчина приподнимался, поддерживая меня, тянулся к губам сидевшей рядом женщины. Я запрокидывала голову, сонно моргая, и ее лицо…

— Шарлотта, просыпайся.

Прикосновение пальцев к щеке вышло невыносимо-легким, а еще нежным. Я невольно потянулась за этой лаской. Улыбнулась, открыла глаза, и… в ту же минуту вспомнила все, что произошло.

— Доброе утро. — Эрик сидел на кровати рядом со мной. Полностью одетый, соседняя подушка не смята.

— Уже утро?!

Взглянула в окно, где в предрассветной темени по-прежнему падал снег.

— Уже.

Он что, всю ночь провел здесь?! И даже не сомкнул глаз?

— Мне жаль, — ладонь его легла на мою. — Но он за это ответит.

Не сразу поняла, что Эрик говорит о Ваттинге, а когда поняла, рывком села на постели:

— С чего ты взял, что это он?!

— Больше некому. Рабочим, которые разбирали картину и упаковывали твой холст, не было до него дела. Точно так же, как и тем, кто его доставлял.

— Но ты же не думаешь, что…

— Разумеется, не он сам. Такие, как Ваттинг, все делают чужими руками.

Глаза темные, как небо перед страшной бурей. Таким я не видела его лицо даже в тот вечер, когда мы в последний раз поссорились из-за Ирвина. Четко очерченные губы плотно сжаты, превращая его в Ормана, я почти видела узор маски, проступающий на его лице.

— Эрик, ее уже не вернешь. Или ты… мог бы?

С надеждой взглянула на него, но он покачал головой.

— Магия тоже не всесильна, Шарлотта. Я бы очень хотел это исправить, но…

Он не договорил, только лицо стало еще более жестким.

— Нет, — попросила я. — Не надо. Не ходи к нему.

— Не надо? — тихо произнес Эрик. — Хочешь оставить все, как есть?

Наклонился рывком, что-то подхватил с пола. Перевела взгляд на его ладонь: вид истерзанной «Девушки» заставил внутренне сжаться, но я не отвела взгляд. Мне придется привыкать к мысли, что ее больше нет.

— Хочу. Это всего лишь картина.

Никогда не думала, что скажу такое, но ни одна картина, пусть даже дорогая моему сердцу «Девушка», не стоила того, что я сейчас видела в его глазах. Нечто страшное и жестокое, пугающее меня ничуть не меньше случившегося этой ночью.