Тилья из Гронвиля (СИ) - Ганова Алиса. Страница 10

Долго сидела на берегу, наблюдая, как в воде плещутся головастики и мальки, порхают стрекозы… Что теперь делать? Куда идти? От голода и слабости кружилась голова, дрожали руки. Если бы я только знала, чем обернется мой побег!

Боль в животе стала столь мучительной, что терпеть больше невозможно. Тяжко вздохнув, протянула руку к лилово-красному кипрею и сорвала молодой листик.

На удивление он был не хуже салата. Я оживилась, принялась обдирать нежные листочки двумя руками и запихивать в рот. Как же вкусно!

Когда дочиста ободрала кипрей, перешла на елочки (полевой хвощ).

В деревне его использовали для лечения саднящего горла, гнойных ран, воспалившихся десен. А если при заготовке попадались сладкие земляные орешки (клубни), запекали их или ели сырыми.

Разыскивая их, я выдергивала елочки с таким азартом, что если бы мама увидела мои старания, восхитилась бы… При мыслях о доме и родных, глаза снова повлажнели. Как же я скучаю по ним!

Накопав впрок сладких орешков и хорошенько вымыв, сложила их за шиворот платья. Злополучные монеты спрятала под платьем: проделала в нижней юбке сбоку дыру, у пояса, и к ней привязала кошель. Так хотя бы он не бросается в глаза. Затем побрела вдоль берега.

Несмотря на все несчастья, что случились, я продолжала верить, что река не могла унести меня далеко. Еще теплилась надежда, что если пойду вверх по течению, доберусь до Ботвифуля, найду Дирка… Однако стоило забраться на пригорок, надежда рухнула. Передо мной была не речка, а пруд, и как тут разобраться, куда идти? Оставалось лишь полагаться на удачу, которая то благоволит мне, то отворачивается.

Брела я осторожно, прислушиваясь к каждому шороху, но свернув в пролесок, натолкнулась на старика, который тихо, без движения сидел на сухоломе и рыбачил. И хоть я шла почти бесшумно, он заметил меня и обернулся.

Первым делом хотела убежать, но старик был худым, спокойным, поэтому показался неопасным. С колебанием, но я отважилась подойти к нему чуть ближе и поздороваться:

— День добрый, дедушка. А далеко ли до Ботвифуля?

Дед оглядел мои босые ноги, мокрое платье и… улыбнулся.

— Далеко, дочка, — ответил негромко и доброжелательно. — Почти день пути. Неужто оттудова?

От его ответа я растерялась и ответила не сразу:

— Оттуда. А до Гронвиля?

— До него два денька пути!

Ошарашенная новостью, я заморгала и потерянно опустилась на пень. Что же делать?

— А до Эльверда? — спросила с отчаянием.

— Три.

«Если заплатить за извоз, чтобы меня отвели в Гронвиль…» — не успела окончательно определиться с планом, дед ласково обратился ко мне:

— Заблудилась?

Кивнула.

— Да как же без старших-то?

Промолчала.

— Я из Кулей. Видишь, вон там на пригорке деревенька? Сходи. Нежли кто поедет в город, тебя прихватит.

— Правда? — я вскочила, сжала кулаки. — Это было бы так здорово! — От счастья я готова была обнять случайного спутника. — А долго ждать?

— Да давеча Ниокл собирался ехать. Ты б сходила, узнала. У него дом как раз первый с края! — он махнул рукой. — Дойдешь сама по тропке? Аль проводить?

— Дойду, — от радости у меня даже силы появились. Я готова была бежать в Кули вприпрыжку.

— Только иди, не сворачивай! — крикнул старик напоследок.

— Не буду! — я поспешила в деревню.

Узкая тропка петляла, с пригорка уходила в низину с зарослями. А когда выправилась, я увидела деревню и высокие кусты разросшегося орешника. Я спешила, но стыдно выйти к людям грязной, лохматой и… очень голодной.

«Только горсточку наберу, приведу себя в порядок и побегу дальше!» — подумала и спустилась к орешнику.

Однако деревенские знатно ободрали его с одного бока, поэтому обошла и встала с другой стороны. Стою, орешки собираю, мысли провожу в порядок, волосы приглаживаю и тут вижу, старик идет по тропинке, по сторонам воровато озирается.

«Чего это он?» — хотела крикнуть: «Я здесь!» — помахать рукой, но смутилась, что очень он спешит. Даже запыхался. И выглядит сердитым, не как на берегу. Вон как брови сдвинул да губы поджал.

«Неужели все оставил на берегу, чтобы меня проводить?! — подумала. — Ни удочек, ни шайки с уловом не прихватил».

Только лицо у него теперь ястребиное, совсем не такое, как у простодушных людей. Еще коряга в руках, хотя вон как бодро идет, не хромает!

Я медленно присела, чтобы не заметил, и стала наблюдать.

Старик стоял на пригорке и озирался по сторонам, выглядывая меня неприятным, цепким взглядом. С того места деревня и дорога, ведущая к ней, видны как на ладони. И видно, что меня на ней нет. Он приложил ладонь ко лбу и еще раз огляделся по сторонам.

— Дочка?! — неожиданно позвал елейный голосом, а сам смотрит, как волк. Глазища злые-презлые! У меня озноб пробежал по спине. — Здеся ты?! Отзовись! Дочка!

А сам стоит, раскинув ноги, и палку в руках сжимает.

Мне захотелось пригнуться еще ниже, распластаться на земле, и только страх, что при движении сухая ветка в траве хрустнет и выдаст меня, заставил застыть и не двигаться.

— Дочка?! — громче позвал старик. В этот раз в его голосе отчетливо проступили раздражение и досада. Не получив ответа, он сплюнул, зло ткнул палкой землю и прошипел: — Ну, попадись гномье отродье!

Едва старик ушел, я опрометью бросилась бежать подальше от деревни. Вдруг он за подмогой в свои Кули пошел?

Но с босыми ногами далеко не убежишь. Чтобы не изранить их совсем, оторвала от нижней юбки оборки и наспех перебинтовала ступни. Стало лучше.

Только силы быстро закончились. Я больше не могла бежать, поэтому просто шла. Затем все медленнее и медленнее, пока не поняла, что больше не могу сделать ни шагу.

«Передохну немного и дальше…»

Села, оперевшись спиной к дереву, и не заметила, как задремала.

…Зачесался нос. Я резко раскрыла глаза и завизжала. Попыталась удрать, но великан схватил меня за юбку и приподнял над землей.

— A-а! А-а-а! — голосила я, отчаянно брыкаясь.

Гигант же молча наблюдал за моей истерикой.

— Пустите! — еще раз дернулась, и услышала глубокий, спокойный голос:

— Тише, пичуга! Не обижу!

Но я продолжала трепыхаться. Не уверю уже никому.

— Не обижу! — повторил он громче и осторожно тряхнул.

— Вы из Кулей?! — жалобно пропищала.

— Нет. Тебе нужно туда?! Отнесу!

— Нет! — взвизгнула. От страха мой голос срывался и дрожал.

— Тогда пошли в Тригу! — он поднял меня выше, усадил себе на плечо и зашагал огромными шагами.

Я покосилась на его большую голову и уши, сивые, выгоревшие на солнце волосы и ресницы, красное от загара лицо с носом картошкой…

— Вы… великан? — спросила, немного осмелев, и в ответ услышала смех. Он так расхохотался, что мужские плечи заходили ходуном, и я схватилась за его голову, чтобы не упасть.

— Можно и так сказать.

— А я думала, вы выше.

Он хохотнул, вытер глаза тыльной стороной огромной руки и пояснил:

— Из-за роста меня в деревне кличут Великаном. Но я человек, — повернул улыбающееся лицо ко мне и подмигнул. Вот уж я забавляла его своей реакцией. — Так что случилось в Кулях?

— Пока ничего, но я испугалась. Мне попался злой старик.

— Сельф? Худой, с длинным носом и жидкими клочьями на башке?

— Вы знаете его?

— Жадный старикашка! У тебя счастливый день.

Мужчина хотел еще что-то добавить, но его слова невольно прозвучали, как насмешка, я не сдержалась и всхлипнула:

— Это два самых несчастливых дня в моей жизни…

Великан нес меня, не перебивая слушал, а я рассказывала ему все, как на духу. Только утаила, что деньги с собой есть.

Как раз успела рассказать про свои злоключения, когда показалась деревня.

— Идем, Мальда нас накормит, — вздохнул великан. Он не спрашивал, просто оповестил и зашагал к добротному каменному дому.

Не успел дойти, во двор выбежали дети, похожие на него. Но увидев меня, растерялись и захлопали глазами. Затем из дома вышла темноволосая женщина, тоже высокая, и всплеснула руками: