Оборотень моих кошмаров (СИ) - Новикова Татьяна О.. Страница 36
Артем побелел сильнее прежнего и попытался что-то сказать, но дуло пистолета оказалось приставлено к его лбу. Кира замерла точно загнанная лисица, готовая сорваться с места в любую секунду. Я не позволил ей, покачал головой, и Кира — удивительно! — подчинилась, рухнула обратно на матрас.
— Что это за инъекция? — услышал я тихий вопрос, выходя в коридор, окруженный десятком охранников.
— Та самая, которую обещали вколоть твоему ребенку... для излечения.
Дверь закрылась, отсекая меня от звуков в комнате, но я слышал отчетливый удар по ней и громкое, полное муки: «Нет!!!», а потом полностью покорился судьбе.
Будь что будет. Главное, чтобы жила Кира.
Надеюсь, Артем придумает, как вытащить её отсюда.
От чего меня хотели лечить, я догадывался, но почти не тревожился по этому поводу.
Часть 2. Глава 11. Добей меня, если любишь
Теперь я примерно представляю, как чувствовал бы себя выжатый лимон, умей он чувствовать. Ощущение невероятной безысходности, которая захлестывает волной, сметает прочь всё, оставляя после себя выжженную пустыню вместо души.
Мне казалось, что наша встреча что-то изменит, что вместе мы разберемся с любыми передрягами, как разбирались всегда. К сожалению, так не бывает. Я посмотрела в глаза человека, за которого была готова умереть, и отчетливо поняла: нам не спастись. В ту секунду мир сузился до крошечной комнатенки на троих — четверых, если считать ребенка, которому не суждено родиться, — и вся чернота безнадеги опустилась на плечи.
Смерть дышала нам в затылок, её зловонное дыхание забивало поры. Дорога, вымощенная желтым кирпичом, привела нас не в страну чудес, а прямиком в ад.
Смутно помню, как в комнате запахло духами Ирины, и сама женщина пришла просить прощения у брата. Мне хватило одного взгляда, чтобы увидеть, насколько она испугана; страх высасывал её изнутри.
Какая разница, прощать или не прощать? Я выбрала первое, чтобы не оставлять после себя долгов и незавершенных дел.
А потом... потом Фирсанова у меня отобрали. Всё. То, что произошло со мной в тот миг, не описать словами: «больно», «страшно», «тяжело». Нет ни единого определения тому, что испытывает женщина, любимого мужчину которой уводят на верную смерть, а она остается одна. Это осознание просто выжигает дотла, окончательно, и от пепла горчит на языке.
— У него есть шансы? — проблеяла я, сползая по железной двери на пол.
— Сомневаюсь, — ответил Артем глухо.
Я помню, как билась в истерике, которую было не остановить, не утихомирить. Как ломилась в запертую дверь, обламывая ногти, как царапала себя, как вопила, до крови издирая горло, а Артем сжимал меня в стальных объятиях, не позволяя навредить себе ещё сильнее.
Дверь открылась с долгим, протяжным скрипом, от которого мне захотелось взвыть. Ирина рухнула к нашим ногам, а охранники со словами: «У вас две минуты» защелкнули замок.
— Кира... — стонала Ирина, корчась передо мной. — Кира... Игнат... он...
— Я знаю, что он, прекращай, уже поздно винить себя в чем-либо, — скривилась я, утирая слезы.
— Что мне делать? Кира, Артем, скажите, как помочь ему ? Как я...
Её губы побелели, глаза начали закатываться. Артем тряхнул некогда свою женщину за плечи, как трясут пыльный мешок, отвесил ей щедрую пощечину.
— Спасибо, — пробормотала она, утыкаясь носом в шею Артему, а тот шептал что-то успокаивающее, от чего меня передёрнуло.
Она не заслуживает жалости.
— Ты спрашиваешь, что тебе делать? — спросила я без эмоций. — У меня есть предложение. Иди и спасай его. Ценой своей жизни, моей, всех демонов, которым ты продалась. Ты сама виновата во всем, что произошло, а потому давай, вымаливай у богов прощение.
Я хотела добавить что-то еще, но силы меня оставили. Я рухнула на смятое одеяло в кровавых пятнах, закрыла глаза и молча, стиснув зубы от ненависти к себе, разрыдалась.
— Она права, — спокойно ответила Ирина и огладила пальцами рукоять пистолета, который вытащила из кармана. — Во всем права. Пока мне доверяют, я должна действовать.
— Ир, не делай того, о чем потом пожалеешь, — взмолился Артем. — Если хочешь, я пойду с тобой?
— Я уже сделала то, о чем буду жалеть оставшуюся жизнь. Жди меня тут.
Ирина трижды стукнула по двери, и охрана выпустила её наружу. Мы остались молчать.
— Кир, — Артем покачал головой, — зачем ты это сказала? Она же не в себе.
— Заткнись, — попросила я почти ласково и уткнулась лицом в раскрытые ладони.
***
Понадобилось меньше двух минут, чтобы Ирина приоткрыла дверь и махнула рукой Артему, призывая идти за собой. Я попыталась выйти вместе с ними, но Артем не позволил.
— Сиди тут, иначе от тебя будет больше вреда, чем пользы. Мы спасем Игната, слышишь? — Он с трудом расцепил мои озябшие пальцы, намертво вцепившиеся ему в предплечья. — Жди.
Время и пространство перестали существовать, как и звуки, как и эмоции, как и вера в лучшее. Я лежала, уставившись в потолок, изученный наизусть. Пересчитывала трещины — тридцать четыре длинных и семнадцать коротких, — закрывала глаза и открывала вновь.
Ирина вернулась тогда, когда мне показалось — ждать нечего. Молчаливее прежнего, помятая, даже дорогущий костюм весь измялся. Её лицо выражало такую гамму эмоций — от леденящего кровь ужаса до полнейшего безразличия, — что мне подурнело.
— Что с ним?..
— Жив... — Ирина задумалась. — Он-то жив, а вот другие... Идем отсюда. Советую не смотреть под ноги, — хмыкнула она безрадостно, и я поежилась.
Это был самый долгий путь на волю. Переплетения коридоров. Звуки. Гул собственных шагов в ушах. И долгожданный воздух, такой свежий, что кружится голова.
Артем придерживал Игната, чтобы тот не рухнул от слабости. Я ещё не знала, успели ли ему ввести ту ужасную вакцину, но уже видела его глаза, темные что сама бездна. Глаза непокорного волка. Израненный, но живой.
Во мне что-то переломалось надвое, когда я встретилась с его взглядом.
— Кто-то остался в живых?
— Весь первый этаж: охрана, ученые, — замялся Артем. — Мы заперли их, но сомневаюсь, что надолго.
— У тебя есть зажигалка? — спросила Ирину.
— Держи.
Она неуверенно вложила мне в ладонь холодный прямоугольник. Я с ухмылкой вернулась к двери, осмотрелась как в последний раз, не дошла, но добежала до осточертевшей комнаты, а потом чиркнула зажигалкой по занавескам, одеялу. Дым окутал помещение. Серый, точно моя выжженная душа.
У двери в комнату лежало тело охранника с простреленной грудью. Я, подавив рвотный позыв, зажгла на нем куртку.
Пожар разрастался быстро, лизал стены, кидался на двери, плавил пластмассу, шипел, ударяясь о железо. Вскоре он охватит всю лабораторию, не оставив после себя ни единой живой души.
Я вышла к ребятам и отряхнула руки.
— Кира... — кто-то, не разобрала кто, выдохнул.
— Да, я буду гореть в аду.
***
Комната в дешевом отеле обошлась Ирине в целое состояние — иначе бы нас не пустили с окровавленным Игнатом на руках. Но кругленькая сумма так обрадовала администратора-женщину преклонных лет, что она не только проводила нас до номера, но даже шепнула напоследок:
— Если нужно, я знаю, когда приезжает мусороуборочная машина.
По всей видимости, она решила, что Игната мы будем, как минимум, расчленять.
Артем разложил на полу покрывало, уложил Фирсанова поверх и принялся рвать на нем футболку.
— Его нельзя везти в больницу, — говорил он. — Я должен его осмотреть, а потом вызовите какого-нибудь своего врача, — с нажимом на «своего», — который бы ему помог.
— Не нужно так сильно беспокоиться, — Игнат дышал, двигался, но был так слаб, что едва держался в сознании. — Красавчик, повторяю, мне не успели ничего ввести, только немного подпортили физиономию.
— Молчи, — приказал Артем, осматривая внутреннюю сторону его локтей на наличие уколов. — Кира, мне нужна холодная вода и тряпка, Ирина, принеси хоть какую-нибудь аптечку.