Преступление победителя - Руткоски Мари. Страница 28

Все-таки он ее напугал. С ее губ сорвался вскрик, глаза наполнились ужасом, словно она увидела чудовище. И тогда Арин вспомнил. Он и есть чудовище.

19

Она подняла руку, желая коснуться его лица, но Арин вздрогнул, и она тут же опустила руку, словно обжегшись. Кестрель почувствовала холод ножа, который изуродовал Арина. Этот клинок вонзился ей прямо в душу и задел что-то жизненно важное. Внутри все сжалось, она не могла выговорить ни слова. От боли воздух в легких словно закончился.

Арин провел пальцами по стежкам. Два длинных шва тянулись ото лба и до левой щеки.

— Что с тобой случилось? — прошептала Кестрель. Он закрыл рану рукой, но было поздно — Кестрель уже все увидела.

— Арин, ответь.

Он молчал.

— Пожалуйста, — попросила она.

Арин наклонился — Кестрель сначала не поняла зачем — и достал кинжал из сапога.

Ее кинжал. Ее любимый кинжал. Прекрасный баланс, на рукояти — рубиновая печатка. Кинжал, который император забрал у нее несколько недель назад.

— Вот что, — ответил наконец Арин и вложил кинжал ей в руки.

«Простите. Мне жаль», — сказала Кестрель императору. «Ничего тебе не жаль. Но ты пожалеешь». Она выронила кинжал, Арин снова поднял его.

— Осторожнее, а то испортишь клинок. Лезвие хорошее, острое. Уж я-то знаю. И стражник, у которого я его отнял, тоже с ним очень близко познакомился. Кстати, не ожидал, что валорианцы настолько трусливы: подослать убийцу прирезать меня в темном углу!

— Арин, это не я.

— А я и не говорил, что ты. — Однако его голос прозвучал резко и грубо.

— Я бы никогда так не поступила.

Должно быть, Арин почувствовал, что Кестрель вот-вот расплачется. Он ответил уже мягче:

— Я тоже так думаю.

— Почему? — Ее голос дрогнул и надломился. — Я действительно могла все это подстроить. Это же мой кинжал. На нем моя печать. Почему ты сразу поверил моим словам? Почему ты вообще мне веришь?

Арин облокотился на перила моста, держа кинжал над водой и повернувшись к Кестрель в профиль.

— Я привык тебе доверять, — признался он наконец.

— А зря, — пробормотала Кестрель.

Его голос звенел от напряжения. Арин метнул взгляд на дочь генерала: он понял, что Кестрель тоже заметила эту натянутую нотку, и запоздало попытался изобразить безразличие.

— Ну, если рассуждать логически, — пожал он плечами, — зачем бы тебе подсылать ко мне убийц? Какой у тебя может быть мотив?

— Например, я хотела положить конец слухам о нас.

— Надеюсь, это не так. Мне нравятся эти сплетни.

— Перестань паясничать! Почему ты так уверен, что это не я? Ты должен меня подозревать.

Он покачал головой:

— Это не в твоем стиле — подсылать кого-то сделать за тебя грязную работу.

— Я могла измениться.

— Кестрель, зачем ты пытаешься переубедить меня?

«Потому что я виновата», — хотелось ответить ей.

— Только что ты уверяла меня, что ничего такого не делала, — продолжил Арин, — и я в это верю. Не расскажешь, как твой кинжал попал к императору? И кого он хотел наказать? Только меня… или и тебя тоже?

Кестрель не могла произнести ни слова.

— Я бы сказал, что польщен, — вздохнул Арин, — но императорская лесть мне не очень-то нравится. — Он выпрямился и снова протянул Кестрель кинжал.

— Нет, — отрезала она.

— Клинок ни в чем не виноват.

Горло Кестрель мучительно сжалось от невыносимого чувства вины. Он слишком ей доверял.

— Если попытаешься отдать мне этот кинжал, я выброшу его в реку.

Арин пожал плечами, спрятал клинок в сапог и снова повернулся к Кестрель. Из-за шва, стянувшего кожу, можно было подумать, что он улыбается, хотя губы Арина были сжаты в тонкую прямую линию.

— Уверен, я выгляжу отвратительно, но не будем об этом. Я хочу поговорить о другом. — Он указал на простой шарф на голове, потом на ее черные сапоги. — Кестрель, что ты задумала?

Она совсем забыла о том, как одета.

— Ничего.

Арин приподнял брови.

— Это был вызов. Я поспорила с дочерью сенатора, что сумею выбраться из дворца без сопровождения.

— Придумай что-нибудь получше, Кестрель.

— Я просто устала сидеть взаперти, — пробормотала она.

— В это я вполне могу поверить, но сомневаюсь, что это единственная причина.

Арин, прищурившись, разглядывал ее. Потом провел пальцами по перилам, шагнул ближе к Кестрель, сжал в руке воротник ее морской шинели и потянул в сторону. Казалось, мир вокруг затих и замер.

Арин наклонился к ней. Стежки царапнули щеку. Он уткнулся в шею Кестрель и глубоко вздохнул. По ее телу прокатилась волна тепла. Кестрель представила, как приоткроются его губы, прижимаясь к ее коже. Представила его улыбку. Вообразила, что будет дальше, как поступит, как забудет обо всем. Она точно смотанная в клубок шелковая лента: стоит отпустить кончик, и клубок распутается. Кестрель замерла, погрузившись в мечты.

Арин это почувствовал, в нерешительности поднял голову и посмотрел на Кестрель. Его зрачки расширились. Он разжал пальцы.

— От тебя пахнет мужчиной. — Арин слегка отстранился. — Откуда шинель?

Как ни странно, голос у Кестрель почти не дрожал, когда она ответила:

— Выиграла.

— И кто же стал твоей жертвой на этот раз?

— Моряк. Мы играли в карты. Я замерзла.

— И не стыдно тебе?

— Ни капельки. — Она постаралась говорить твердо. — На самом деле он сам мне ее отдал.

— Вижу, ты неплохо провела время. Сбежала из дворца, отняла у моряка шинель. Но почему же мне кажется, что это далеко не все?

Кестрель пожала плечами:

— Люблю достойных противников. Придворные совсем не умеют играть.

— И на что же вы играли?

— Я уже сказала. На шинель.

— Нет, ты сказала, что ее тебе отдали. Значит, выиграла ты что-то еще. Что именно?

— Ничего. Мы просто так играли.

— Игра без ставок? Это с тобой-то? Ни за что не поверю.

— Почему же? С тобой мы однажды играли на спички.

— Да, верно. — Арин на мгновение прикрыл глаза, и Кестрель увидела тонкую красную царапину на левом веке. В груди у нее заныло.

Потом Арин поднял взгляд. Кестрель никогда не могла устоять перед его серыми глазами. Он улыбнулся, но улыбка была ненастоящей. К тому же из-за заживающей раны она вышла кривой.

— Давай сыграем в «Зуб и жало», Кестрель. Согласна?

Она отвернулась к реке.

— Тебе лучше уехать из столицы.

— М-м, путешествие по штормовому морю в одиночестве. Звучит заманчиво.

Кестрель не ответила.

— Я не хочу уезжать, — продолжил Арин. — Давай сыграем. Всего разок.

И снова Кестрель оказалась между двух огней: поступить так, как хочется, или так, как нужно. С каждым разом делать правильный выбор становилось все сложнее.

— Когда?

— Как только представится возможность.

Разумеется, костяшки для игры под ногами не валялись. Да и Кестрель нужно подготовиться… Хотя она сама не знала зачем. Ведь это же просто игра, верно? Всего одна партия.

— Ладно, — решилась она наконец.

— Победитель получает все.

Кестрель посмотрела на Арина:

— А ставки?

— Правда.

На это Кестрель согласиться не могла. Отказываться тоже было нельзя, потому что Арин бы понял: она скрывает серьезную тайну.

— Что, не слишком заманчиво? — вздохнул он. — Понимаю. Наверное, такие ставки тебе неинтересны. Я угадал, да? Действительно, ведь я-то готов в любую секунду рассказать всю правду. Ты это знаешь и не хочешь играть на то, что можно получить просто так. — Арин смерил ее взглядом. — Кестрель, ты что-то скрываешь, и я хочу это знать. Давай сделаем так: если выиграешь, я выполню любую твою просьбу. Захочешь, чтобы я уехал, — уеду. Попросишь никогда больше с тобой не разговаривать — не буду. Назови любую цену. — Он протянул Кестрель руку. — И дай слово, что выполнишь свою часть уговора, если проиграешь. Поклянись честью валорианки.

Кестрель старалась не смотреть на его протянутую руку и поплотнее закуталась в шинель.