Еще один простофиля - Чейз Джеймс Хэдли. Страница 4

Внезапно сумочка приобрела для меня значение. Она стала важна, потому что я хотел доказать себе, что пьян не совсем уж вдрабадан.

Я неуверенно поднялся на ноги, прошел к будке и открыл дверь. Сумочка лежала на полке.

«Ну, сукин сын, – сказал я себе, – ты же трезв как стеклышко. Ты сразу заметил, что она оставила ее. Ты же держишь выпивку как… как… в общем, голова у тебя крепкая».

«Теперь надо, – продолжал я говорить сам себе, – заглянуть в сумочку и выяснить, кто эта женщина. Потом взять сумочку и, сообщив бармену, что она забыла ее в будке – иначе полицейский, увидев на улице мужчину с дамской сумочкой, может его зацапать, – отнести ее женщине домой. И кто знает, может, она отблагодарит за это чем-то более существенным, чем поцелуй».

Вот до каких мыслей я надрался.

Я шагнул в будку, прикрыл за собой дверь и схватил сумочку. Оглянувшись, убедился, что никто за мной не подсматривает. Бывший заключенный Барбер, ежеминутно готовый нажить себе неприятности.

Никто не следил за мной.

Я повернулся к залу спиной, достаточно широкой, чтобы загородить все стекло, и снял трубку; сделав этот хитрый ход и придерживая трубку возле уха, я открыл сумочку и стал изучать ее содержимое.

Там находились золоченые сигаретница и зажигалка, брошь с бриллиантом, стоившая не менее полутора тысяч долларов, водительское удостоверение, пачка купюр – сверху лежала пятидесятидолларовая бумажка. Если остальные имели то же достоинство, в этой симпатичной пухлой пачке было примерно две тысячи.

От одного вида этих денег меня прошиб пот.

Сигаретница, зажигалка и брошь с бриллиантом меня не интересовали – их владельца установить несложно. Но я понял, что толстая пачка денег волнует меня слишком сильно.

С этой суммой в кармане мне не придется завтра утром просить у Нины пятерку. Мне не придется просить у нее денег ни послезавтра, ни в последующие дни. Этих денег мне хватит, чтобы найти работу. Даже если я не брошу пить.

Я не мог двигаться. Меня не просто парализовало, я потерял голову. Если эта богачка такая раззява, что оставила здесь деньги, она заслуживает, чтобы ее обчистили.

Затем откуда-то издалека донесся тихий голос, принадлежащий мне: «Ты что, рехнулся? Это же воровство! Если тебя с твоей судимостью схватят, загремишь лет на десять. Положи проклятую сумочку на место и убирайся отсюда! Что с тобой? Хочешь провести в камере еще десять лет?»

Но голос этот был слишком слаб, чтобы оказать на меня воздействие. Я нуждался в этих деньгах, таких доступных. Всего-то надо было взять их из сумочки, спрятать в карман, закрыть сумочку, положить ее обратно на полку и смыться.

Бармен меня не видел. В будку постоянно заходили люди. Деньги мог стащить кто угодно.

Мне захотелось взять их.

Они были так нужны мне.

И я взял их.

Я сунул пачку в карман и закрыл сумочку. Мое сердце билось неистово – я почувствовал себя вором. Над телефоном висело маленькое зеркало. Заметив в зеркале какое-то движение, я посмотрел в него.

Она стояла у меня за спиной и наблюдала за мной. Ее солнцезащитные очки отражались в зеркале двумя зелеными пятнами.

Значит, она не ушла.

Я не знал, давно ли она стоит тут.

Но она стояла тут.

Глава вторая

I

Когда тебя охватывает шок, от которого сжимается сердце, отключается мозг и стынет кровь, какая-то твоя частичка умирает.

Зажав сумочку в руке, я стоял и смотрел, не отрываясь, на пару огромных стекол, отражавшихся в зеркале, и потихоньку умирал.

Я мигом протрезвел. Пары спиртного улетучились мгновенно: казалось, будто бритвой рассекли кисею.

Она позовет бармена, тот обнаружит пачку денег у меня в кармане и вызовет полицейского. А уж легавый позаботится о том, чтобы меня со стопроцентной гарантией снова препроводили в камеру, только на этот раз не на четыре года – срок дадут гораздо больший.

Пальцы негромко забарабанили по стеклу. Поставив сумочку на полку, я повернулся и открыл дверь.

Женщина шагнула в сторону, давая мне выйти из будки.

– Кажется, я оставила тут сумочку, – сказала она.

– Верно. Я уже собирался отдать ее бармену.

Возможно, наилучшим выходом для меня было проскочить мимо нее и выбежать из бара, прежде чем она откроет сумочку и обнаружит пропажу денег. На улице я мог выбросить деньги, и тогда еще неизвестно, кому из нас двоих поверят на слово.

Я сделал первое движение и остановился. Бармен вышел из-за стойки и отрезал мне путь к выходу. Он в недоумении приближался к нам, оставаясь между мной и дверью.

– Этот парень пристает к вам, леди? – спросил бармен.

Она медленно повернула голову. Я почувствовал, что эта женщина в любой ситуации сохраняет выдержку и невозмутимость.

– Нет, что вы. Я по рассеянности забыла сумочку в будке. Джентльмен собирался отдать ее вам на хранение.

Бармен подозрительно посмотрел на меня.

– Правда? – сказал он. – Ладно, поверим.

Я стоял как истукан. У меня так пересохло во рту, что я и слова вымолвить не мог, даже если бы знал, что сказать.

– В сумочке есть ценности, леди? – спросил бармен.

– О да. Я поступила легкомысленно, оставив ее.

В голосе женщины звучал металл. Любопытно, а глаза у нее, если снять очки, такие же жесткие или нет, мелькнуло у меня в голове.

– Вы бы лучше проверили, все ли на месте, – сказал бармен.

Спасет ли меня один хороший удар? – подумал я и решил, что нет. Бармен, похоже, выдержал в свое время множество ударов, и пища явно шла ему впрок.

Она шагнула мимо меня в будку и взяла сумочку.

Я смотрел на женщину с замирающим сердцем. Она вышла из будки, открыла сумочку и заглянула в нее. Своими длинными пальцами с серебристыми ноготками она порылась в сумочке, лицо ее оставалось безучастным.

Бармен, тяжело дыша, посматривал то на меня, то на нее.

«Ну все, – подумал я. – Через полчаса сидеть мне в камере».

– Нет, все на месте, – сказала она и медленно повернула голову в мою сторону. – Благодарю вас. К сожалению, я очень небрежно отношусь к своим вещам.

Я молчал.

Бармен посветлел лицом.

– Все в порядке, леди?

– Да, спасибо. Я полагаю, это надо отметить.

Она посмотрела на меня. Круглые зеленые стекла ее очков не говорили мне ни о чем.

– Вы позволите вас угостить, мистер Барбер?

Значит, она меня знала. Это было неудивительно. В день моего освобождения «Геральд» опубликовала мою фотографию с пояснением, что я выпущен из тюрьмы, где отбывал четырехлетний срок за убийство. Они не забыли упомянуть, что в момент аварии я находился в нетрезвом состоянии. Качественный снимок расположили на первой странице, так что не заметить его было трудно. Еще один подарок от Кьюбитта.

Почувствовав сталь в ее голосе, я решил, что угощение надо принять, и сказал:

– Спасибо, хотя вы мне ничем не обязаны.

Она повернулась к бармену:

– Два хайбола, и побольше льда.

Она прошла мимо бармена к моему столику и села.

Я сел напротив нее.

Она раскрыла сумочку, вытащила сигаретницу и протянула ее мне.

Мы оба взяли по сигарете. Она зажгла золоченой зажигалкой сначала мою, потом свою; бармен принес бокалы. Он поставил их на стол и удалился.

– Как вы себя чувствуете, мистер Барбер, на свободе? – спросила она, выпуская дым из ноздрей.

– Нормально.

– Я вижу, вы больше не работаете в газете.

– Да.

Она наклонила бокал, звякнув кубиками льда, и стала разглядывать его, словно он интересовал ее больше, чем я.

– Я заметила, вы частенько сюда захаживаете.

Она указала серебряным ноготком в сторону окна.

– Я снимаю пляжный домик неподалеку.

– Это, наверно, удобно.

Она подняла бокал и немного отпила из него.

– Означают ли ваши частые визиты сюда, что вы еще не подыскали себе работу?

– Да, это так.

– Надеетесь найти ее в ближайшее время?