Второй шанс (СИ) - Хакимов Тимур. Страница 6

Казалось, что следует чувствовать к убийце? Ненависть? Отвращение? По сути, так и есть, но вся злость к умирающему мужику медленно перерастала в жалость, сопереживание. Кажется вот он, главный недостаток Алеши – доброта.

– Эй, мужик! Звать то тебя как? – внезапно для себя спросил Алексей.

До однорукого не сразу дошло, что обращались к нему, несколько секунд он все ещё повторял одну и ту же фразу, потом поднял свои заплаканные глаза на Алексея.

– Дм..Дмитрич меня звать, – тихо прошептал он. – Пожалуйста сделайте что-нибудь, я совсем не чувствую руки и… как же здесь холодно.

На самом деле за последнее время в транспортере стало несколько жарче и… светлее. Алексей давно почувствовал духоту внутри корабля и не придал этому особого значения. На старых кораблях с исхудавшей изоляцией, нагрев близ звезд, является привычным делом. Но сейчас Леша ощущал, как его тело уже покрылось потом а, вонь в корабле становилась все чувствительней. Сквозь маленькую щель бил сильный луч света, освещая всю комнатушку. Похоже, что они летят прямиком к звезде – центру планетарной системы. Алексей, решив взглянуть в иллюминатор на момент ослеп – настолько сильное было излучение. Протерев глаза, Леша понял, что это ещё не все сюрпризы. Сквозь тюремную обувь он почувствовал, как пол, да и не только он, а вся кабинка начала немного нагреваться.

«Что-то здесь не так…»

– Да ты, Дмитрич никак бредишь? Тут же пекло невыносимое.

Пузатый мужик на полу со страшным удивлением воспринял эту новость и вскоре пробормотал в ответ:

– Плохо дело, сынки, кажись, помираю я.

Любое неправильное слово, могло вывести Николая из себя. И вот, похоже, что терпение брутального паренька лопнуло – разъяренный Николай приподнялся с койки.

– Какой я тебе сынок, дядя? Помирай уже скорее. Может, у сестры прощения на том свете попросишь, – Дмитрич с ужасом уставился на Николая. – Да-да, все мы про тебя знаем. И как ты деньги большие задолжал, и как сестрица твоя старшая не позволила вещи с отсека продавать. Тут-то ты от неё и избавился.

– Это неправда! – прохрипел Дмитрич. – Почти…

Вопросительный взгляд друзей заставил Дмитрича продолжить.

– Деньги я, правда, задолжал. Но я ничего не стал бы тащить с отсека и тем более трогать сестру! Я…я напился, тогда не зная, что делать. И тут ко мне подошел человек, одет был как высший, в синее. Не видел я такого ни разу, но вот помню…глаза у него добрые такие были. Я сперва опешил, не хватало ещё, чтобы сейчас этот высший андрюшу сюда вызвал, да и уволокли бы меня за пьянство. А он ко мне подходит с улыбкой и молчит, – Дмитрич прокашлялся, по подбородку побежала капля крови. – Господи, как же здесь холодно… Так стоп, вру. Не молчал он. Сказал тогда одно слово. «Ты», говорит. И все… одно слово всего. Потом встать мне помог. Ну, я тогда домой и пошел, а он за мной по пятам. В отсек захожу – он за мной. Я уж тогда думал захлопнуть перед ним дверь. Так ведь высший. Ему и карт никаких не надо. А сейчас вот не пущу, а он скажет куда надо и все – каюк, – кашель усилился, изо рта вновь полилась кровь. Отхаркнув её, бедняга продолжил. – Ну и впустил я его к себе. Он давай бесцеремонно в шмотках моей сестры рыскать, в побрякушках точнее. И взял один из её браслетиков.. А я стою, молчу. Наблюдаю. И тут сестра как не вовремя заходит. Слова сказать не успела, как незнакомец подбегает, бьет сестру в живот. Да не кулаком, а кол у него вместо руки был. Клянусь! Я тогда подвыпившим был, но я своими глазами видел кол. Нет, он не в руке его держал, а вместо руки у него был он. Не деревянный, не стальной, а кожей покрытый и на конце кость торчит. Да и такая острая, что в живот ей воткнул разок, да с такой силой, что аж с другой стороны вышло. И сразу же скрылся за дверью. Я к сестре подбежал, взял её на руки, кровотечение остановить пытаюсь. А кровь её мне на руки хлещет…родная кровь. Воздух ртом глотает – вдох делает, а выдох с кровью выходит. И тут снимает она браслет с руки, и из последних сил мне его протягивает. Ну и взял я его, на сестру поглядел, а она стеклянными глазами на меня уже смотрит. Я не знал что делать. Да тут уже ничего и не сделаешь, – У Дмитрича проступили слезы. – А я то…нет бы сразу за помощью бежать, сижу на полу с ней на руках, весь в крови и глажу её по голове. «Не бойся сестрица, все будет хорошо», – шепчу ей в ухо. А она не дышит уж давно. Это я виноват! Я люблю тебя, Марина! Прости меня! Прости… – Дмитрич вновь разрыдался, но через пару секунд, сквозь слезы, все же продолжил. – Не знаю, сколько я там ещё просидел, помню только, как андроид схватил меня и повел на допрос. Я рассказал им все как было, но мне никто не поверил. Меня даже и слушать не хотели. Все сослали на алкоголь. И вот что ещё странно… кое что я заметил в этом незнакомце…в тот момент, когда он пырнул мою сестру своей рукой, в тот момент он был прямо передо мной, прямо как вы сейчас. Смотрел на меня, и я увидел…

Дмитрич сильно раскашлялся, изрыгая при этом потоки крови, и тут же потерял сознание. Алексей проверил пульс – бьется, но медленно. Повернувшись, Леша ожидал услышать реакцию друзей, но те в ответ молчали. Каждый задумался о рассказе.

Трудно было поверить в историю Дмитрича. Но что-то было в этом умирающем толстяке такое необычное, родное, что хотелось верить ему. И Алексей, склонный искать во всем хорошее, почему-то доверился этому чувству, только не полностью конечно. Про руки-колья это, конечно, что-то за пределами разумного.

«Все-таки пьяный был», – подумал Алексей, – «Скорее всего убийца, просто в руке кол или нож держал, вот и показалось спьяну. Если он и вправду не убивал свою сестру, то получается на этом корабле он самый невиновный из нас всех. И лежит сейчас среди нас, грешников, при смерти. С каждой минутой его шанс дожить до Акронуса резко стремится к нулю». Есть такая жизненная несправедливость, которую и верховному суду не рассудить – о том, что невинные страдают больше всех.

«И что же он все-таки там увидел?»

Тем временем транспортер нагрелся ещё больше. Полностью изношенная термоизоляция корабля не могла защитить его от излишнего нагрева. Со всех пот лил ручьем, тюремная одежда, была уже полностью мокрая и прилипала к телу. Вова резко вскочил с пола. «Горячо», – простонал он. Половина лица, на которой он лежал, была красная с прилипшими к ней остатками рвоты. Алексей присел и потрогал пол, – «Да… горячо, даже слишком».

– Колян, помоги мне мужика то поднять. А то сварится сейчас на полу то.

Николай проматерившись под нос встал. Вместе они затащили Дмитрича на ближайшую полку, до которых жар добрался еще не так явно.

Владимир нервно ходил по периметру комнаты, а Алексей и Николай переминались с ноги на ногу. Слишком уж горячо было стоять на одном месте. Всем жутко хотелось пить, хоть пот с одежды себе в рот выжимай. Окно все пытаясь закрыться, все время поднималось и опускалось, а с ним и луч света, неистово бьющий в окно, становясь то больше, то меньше, дьявольски насмехался над ними. Даже закрыв глаза, они не могли увидеть темноты. Слишком сильно он освещал этот капкан. Глаза болели. Алексей сейчас бы с радостью вновь очутился в приятной сумрачной тени зала суда.

Пол, что угли, старался прожечь насквозь подошвы их новеньких тюремных сапогов. Даже сам воздух здесь предательски горяч, и обжигал легкие. Дышать было трудно. Сухость в горле уже сводила с ума. Сейчас бы свежей, холодненькой водицы, хотя бы глоточек, хотя бы капельку… Рвота на полу начала булькать. Не может же все быть настолько плохо.

Вот она – дорога сквозь ад.

«Сварить они что ли нас хотят!», – в панике прорыдал Вова и начал кулаками бить раскаленные стены. «Хватит! Хватит! Выпустите меня!», – кричал он без остановки. Избив руки в кровь, он повернулся к друзьям, и хотел было что-то сказать, но вновь без сил упал на пол. Коля быстро подошел к нему и взял его на руки.

– Мы сваримся, как пельмени… Я не хотел такой смерти, – прошептал Вова.

– Помнишь, ты как-то спрашивал меня про Светку с пятого сектора? Так вот, с ней в постели было по жарче, чем в этой комнатушке. А что до пельменей, так они же тебе всегда нравились. Не пойму, чего ты жалуешься?