Лунные танцы - Воронцова Наталья. Страница 56

Лера медленно вышла на крыльцо больницы. Она даже не ориентировалась, в каком именно районе города находится. Куда-то везли, везли… Она запомнила только, что вокруг больницы было много деревьев и они так тревожно шелестели на промозглом ветру… Дождь прекратился, но воздух был влажный и холодный. Лера снова зябко поежилась. Она лишь сейчас заметила, что из всей одежды на ней была только рубашка Вознесенского и не просохшие еще до конца брюки. Денег она в спешке с собой не захватила. Метро еще не работало — ночь. Поразмыслив, Лера вернулась обратно и решительно уселась на стул в приемном покое. Медсестра удивленно посмотрела на нее.

— Я лучше тут до утра подожду. Можно?

С сочувствием глядя на стучавшую зубами девушку, медсестра сходила куда-то и принесла ей стакан горячего, крепкого чаю с лимоном. Лера подумала, что это самый вкусный чай в ее жизни. Все происходящее казалось ей каким-то нереальным, как искусственный свет в приемном покое. Минут через сорок медсестра отлучилась ненадолго и вернулась уже с врачом. Он выглядел усталым и озабоченным.

— Ну что ж, девушка, вы просто спасли его. Еще чуть-чуть, и я бы ничего не смог гарантировать.

— Как он? — обеспокоенно очнулась от забытья Лера.

— Сейчас нормально, — успокоил врач, — спит как дитя. Но вот что странно: такое состояние возникает обычно на фоне каких-то выраженных проблем с сердцем: пороков или серьезных заболеваний, но у него на первый взгляд все было в порядке. Не нахожу объяснений, почему это с ним произошло… Надо проводить полное обследование. А вот с иммунитетом у него точно беда. Он что, часто болел в последнее время?

— Да нет вроде бы. Спортом даже занимался… Быть может, работал много?

— Странно все это, очень странно… Когда его привезли, он все время от кого-то отбивался, вел себя очень агрессивно. И звал какую-то Леру…

— Это я…

— Вы его жена?

— А можно на него посмотреть? — Лера вопросительно посмотрела на врача.

— Можно, только тихо. Проводи ее, — кивнул доктор медсестре.

Через стекло было видно, что в палате горит тусклый голубоватый ночной свет. Лицо Станислава в этом свете показалось Лере особенно бледным. Ей снова стало зябко.

— Господи, да вы вся дрожите! — тихо сказала медсестра.

— Это ерунда! — Лера не могла оторвать взгляда от лица Станислава. Оно казалось ей неживым. Но вдруг он повернул голову и, приоткрыв глаза, посмотрел на нее… Слава богу!

— Пойдемте, пойдемте, — позвала Леру медсестра, — ему сейчас нужен полный покой. Пусть спит. А вам на самом деле лучше поехать домой.

Лера чихнула несколько раз подряд и хлюпнула носом. Ее знобило.

— Да, пожалуй…

— Вот тут как раз Сережа, врач, на вызов едет. Он вас подвезет. Вам куда?

— На «Парк культуры»… — Лера не решилась без разрешения Вознесенского вернуться в его квартиру и собралась в общежитие.

— Вот и хорошо! Отдохнете, поспите — звоните. Моя сменщица Лиза вам все расскажет.

— А вас как зовут?

— Люба.

— Спасибо вам, Любочка!

В «скорой» Лере стало совсем плохо. У нее тоже поднималась температура, было очень холодно, и она куталась в плед, заботливо предложенный врачом.

— А вы заболеваете, вам нужно лечиться. Хотите, укол сделаю?

— Нет, спасибо…

Она мечтала только об одном — скорее добраться до общежития и рухнуть в постель. Она поблагодарила врача, который ее подвозил, и побрела к себе в комнату. Утром пойти на работу Лера не смогла — она слегла с жесточайшей простудой.

Ирена была довольна собой и ходом событий. В роскошном номере миланского отеля она лежала в шелковой ночной рубашке на кровати, болтала по телефону и пила кофе. По собственным ощущениям, она уже почти оправилась от удара. После возвращения из Москвы все приключившееся с ней там казалось ирреальным, фантастическим. В своем сознании Ирена попыталась вернуться в точку времени, предшествующую роковому звонку Леночки, прозвучавшему в утро перед показом коллекции. И даже купила себе парик с длинными каштановыми волосами, чтобы вернуться к себе прежней. В целом это получалось, но не слишком хорошо. Что-то изменилось в ней за эти несколько дней. Или — надломилось… Она чувствовала, что к прошлому уже невозможно было вернуться.

Эжен был счастлив снова видеть ее и несколько дней подряд взахлеб рассказывал об успехе, который имела ее коллекция, с гордостью показывал ей многочисленные хвалебные отзывы в прессе и видеозапись показа и репортажей с него.

Время от времени в памяти Ирены навязчиво всплывали то фальшивый голосок Леночки, то бледная Лера, лежащая на полу в офисе, то ужасная ночь на кладбище… Воспоминания были ненужными и болезненными, но память не желала вычеркивать эти эпизоды. Полжизни за то, чтобы не помнить!

Свенцицкая собирала волю в кулак, чтобы подавить навязчивые воспоминания. Она с головой окунулась в привычный некогда ритм жизни.

После дефиле работы у модного дома Ирены должно было сильно прибавиться: посыпались заказы от популярных исполнителей, известных людей, компаний. Со Свенцицкой готовы были заключить контракты знаменитые модные дома. Решение было только за ней. Эжен просто прыгал от возбуждения, предвкушая новый этап в жизни и работе. Он показал матери свои наброски нескольких новых моделей для будущего сезона. Оказывается, оставшись в одиночестве, он не только скучал и принимал поздравления, но и рисовал.

— Ирена, ты понимаешь, что шла к этому всю жизнь? Теперь все это твое, ты достигла успеха! Еще совсем немного — и ты окажешься в одном ряду с Диором, Кавалли, Ив Сен Лораном! Тебя открыли здесь, как Черутти! Мы будем участвовать на Неделе прет-а-порте в Париже! Ты представляешь, что еще у нас впереди?

Наивный, маленький мальчик! Он совсем не понимал, что происходило с его матерью. Ирена только машинально кивала головой, равнодушная к восторгам сына. Успех коллекции был, бесспорно, приятен ей, но не занимал более всех мыслей, как это было раньше. Что-то изменилось в ней после этой поездки в Москву: газетные статьи перестали тешить самолюбие, работа, вопреки обыкновению, перестала быть делом жизни, в один момент превратившись в обузу. Это сначала удивило, а потом и раздосадовало Свенцицкую. Ей приходилось переламывать себя, чтобы начинать думать о дальнейшей работе. Она, конечно, продолжала давать интервью и встречаться с перспективными заказчиками, но все это было ей уже неинтересно и давалось через силу.

Через несколько дней они с Эженом улетели во Францию. Ирена надеялась, что там все снова станет на свои места, что осенний парижский воздух освежит ее, вернет силы и вдохновение.

…Она бродила, закутавшись в черную шерстяную шаль, по шумным парижским бульварам, глядя, как ветер кружит золотые опавшие листья. От площади Конкорд — к Тюильри, оттуда — к Опера… Какая ранняя холодная осень в этом году! Какой неуютный и серый нынче Париж! Совсем чужой, неприветливый, неродной…

Осень всегда была для нее временем творчества, но сейчас Ирена не чувствовала в себе желания творить. Душа замерла в каком-то нехорошем предчувствии, хотя Ирена усердно гнала от себя дурные мысли. Ей отчего-то не хотелось обновлять гардероб, хотя во всех витринах выставлены были новые осенние коллекции. Трудно было ходить на светские тусовки, общаться с людьми, но она заставляла себя это делать. Получалось не слишком удачно, старые знакомые недоуменно пожимали плечами. Все думали, что после успеха в Милане Свенцицкая вернется окрыленной, счастливой, с сотней новых планов…

А ей было просто страшно думать о будущем. Впервые в жизни она не знала, что случится с ней дальше. У нее всегда было четкое видение того, что и как она будет делать, и Ирена уверенно шла к намеченной цели. Ее никогда не смущали препятствия и неудачи. Но вдруг оказалось, что все ее жизненные планы не стоят ломаного гроша, когда она чуть не потеряла Станислава. А еще более страшным было то, что в голове у нее абсолютно не было никаких творческих идей. А нужно было заниматься с клиентами, готовить новую коллекцию… Вместо этого она гуляла по ветреным парижским бульварам и пила «Blue Label» в маленьких кафе. Ирена полюбила дождь потому, что он казался ей таким же бесприютным, как она сама.