Лунные танцы - Воронцова Наталья. Страница 76

Наутро у двери ее ждала огромная корзина цветов.

Днем секретарша прибежала к Лере с выпученными глазами:

— Лерка! Тебя из администрации спрашивают!

— Давай! — Лера улыбнулась и взяла трубку. Вот это неожиданность!

— Привет! Как спалось? — Голос Соколова снова звучал бодро и весело. — Я подумал, почему бы нам не встретиться в пятницу? У меня есть кое-какие планы. Будет весело.

— Хорошо!

Вторую половину дня Лера провела, улыбаясь своим мыслям. Отчего-то ей было очень приятно, что Александр позвонил. Потом он звонил ей каждый день по нескольку раз, интересуясь ее делами и проблемами. Так странно, такой занятой человек! У нее снова возникло ощущение, что они знакомы уже очень давно.

Лера, в свою очередь, узнала, что у Соколова есть жена и сын, которого он любит без памяти. С женой, по словам самого Александра, у него давно не было отношений, они даже жили в разных комнатах. Конечно, соблюдаются внешние приличия, но…

— Мне так хочется изменить все разом! — с тоской в голосе говорил Лере Соколов. — Оставить им все и уехать куда-нибудь в деревню. Жить в лесу на берегу озера. И чтобы никакой политики…

Ей было странно слышать такие слова от очень известного, успешного человека.

В пятницу Соколов встретил ее у работы. Он выглядел усталым, но очень довольным. В машине Леру ждала огромная охапка разноцветных гербер.

— Это чтобы тебе повеселее было, — сказал Александр, — сегодня у одного из моих друзей юбилей, поедем поздравить. А потом — как ты захочешь. Можем махнуть на выходные на Кипр, у меня там дом…

Лера восприняла последние слова Соколова как шутку и пропустила их мимо ушей. Сейчас ее волновало другое.

— Но как же? Я совсем не одета для гостей…

— Не волнуйся! Ты очень красивая, — заверил Леру Соколов, — и хороша в любом наряде. На остальных мне плевать. Вот увидишь, они будут целовать краешек твоего платья, как королеве. А если захочешь — и туфельки поцелуют.

Празднование проходило на теплоходе. Собралось довольно много народа, играл оркестр. На закрытой палубе Леру поразило количество роскошных дам в вечерних платьях и бриллиантах.

— Happy birthday, Владимир! — пели в микрофон полуобнаженные, длинноногие девушки.

Соколов непринужденно общался со всеми. Среди приглашенных Лера увидела многих людей с телеэкрана. Она краснела и стеснялась, когда Александр представлял ее им. Новые знакомые действительно наперебой восхищались ее красотой. Соколов знал, что говорил!

Сам виновник торжества оказался высоким, подтянутым мужчиной в очках, примерно ровесником Соколова. Он принимал поздравления, руководил мероприятием, говорил тосты. На палубе, пропорционально количеству выпитого, становилось все веселее. Вот ввезли на специальной тележке роскошный торт, и Владимир стал с азартом задувать свечи, которые никак не хотели гаснуть. В небо полетел салют. Публика, накинув меха, высыпала на верхнюю палубу и зааплодировала. Лера чувствовала себя абсолютно чужой на этом празднике жизни. Соколова периодически выдергивали для общения разные люди, а она стояла наверху и смотрела на темную воду. Ей было совсем не весело.

— Скучаешь? — Соколов вернулся к Лере. Он курил незнакомые маленькие коричневые сигаретки, от которых шел горьковато-сладкий дым. Этот запах очень шел ему.

— Грустно немного…

— Извини, я вижу, что ты не в своей тарелке. Но я просто не мог не поздравить Владимира… Он мой старый приятель. Будущий министр, несомненно. Хороший в общем-то парень… Со своими, конечно, странностями. Но скоро тут все закончится — и мы с тобой наконец будем предоставлены сами себе.

И вдруг сзади на них кто-то навалился. Оказалось, что это изрядно захмелевший именинник в расстегнутой на груди рубашке. В руке он держал открытую бутылку шампанского, к которой периодически прикладывался.

— Что это вы тут уединились, а? Новорожденного не уважаете?

— Володька, иди внутрь, замерзнешь, — попросил Соколов, подталкивая приятеля к трапу.

— Нет уж. Я тебе сначала скажу, что хочу.

Виновник торжества уцепился рукой за поручень, и отрывать его было бесполезно. Александр, подмигнув Лере, изобразил напряженное внимание.

— У тебя очень красивая девчонка, Сашка. Просто очень. Я восхищен. Но послушай меня: не бросай Инку! Ты потом так пожалеешь, так пожалеешь… Как я! — И он вдруг залился слезами.

— Володька, что ты! Прекрати! — Но друг уже безутешно рыдал на груди у Соколова.

— Какой я болван, слышишь, Сашка, полный болван! Я готов к ней на коленях приползти, так ведь не примет, выставит! Сашка, я не могу так больше жить! Да у меня дочь такая, как у тебя девчонка. Институт только что с отличием законница. Я и ее потерял, болван! Слышь, Сашка, не бросай Инку!

На глазах у Леры рыдающий новорожденный неожиданно оторвался от Соколова и, проявив неожиданную прыть, в два прыжка очутился у борта пароходика, ловко перелез через перила и с криком сиганул в ледяную воду. Соколов бросился за охраной. На палубе началась суета.

Через несколько минут Владимира уже поднимали на борт. Соколов завернул его в чью-то шубу и повел вниз. Вызвали врачей. Оркестр между тем продолжал играть, подвыпившие пары обнимались по углам.

Эта сцена глубоко потрясла Леру. Когда Соколов вернулся, она стояла на палубе, зябко кутаясь в накинутое на плечи пальто.

— Александр, я хочу домой!

— Что, расстроил тебя Володька? — спросил Соколов. — Прости его. У него большие семейные проблемы. С женой расстался, а нового счастья, как оказалось, нет. Слава богу, тут река мелкая. Застудиться вроде тоже не успел… Пьяному море по колено. Завтра все образуется.

— Не думаю, — сказала Лера тихо, — а что ты будешь делать дальше?

— Проведу выходные с тобой. Давай улетим куда-нибудь! На границе у нас не будет проблем. Решайся!

Лера раздосадованно покачала головой:

— Нет, я имею в виду, что ты собираешься вообще делать дальше. У тебя же дома тоже жена и сын…

— Да, я тебе говорил, что у меня семья, мне скрывать нечего, — с раздражением ответил Александр, — но это совсем другое… Я когда тебя увидел, у меня просто внутри все перевернулось. Ты думаешь, для меня проблема найти девчонку? Да их тут вон на палубе — стада целые. По одному щелчку мне приведут лучших в Москве. Но мне все это надоело. Я скоро собираюсь разводиться. Понимаешь, мы с женой давно чужие люди! К тому же она тоже с кем-то встречается, и я ей в этом не препятствую. Я хочу, чтобы ты переехала ко мне — пока на служебную дачу… А потом я куплю дом, какой тебе понравится. Я все для тебя сделаю, обещаю. А что до Файнберга, так ты не расстраивайся так из-за него. Критический возраст. Бывает.

— До кого?

— До Володьки Файнберга, который в воду бросился… Мне показалось, что ты расстроилась…

— Ах, так это еще и Файнберг! — Лера неожиданно для себя взорвалась. — Так он теперь, оказывается, жалеет обо всем! А где он был, когда его жена была невменяемой целых два года! Где он был, когда у него дочь от горя чуть с ума не сошла! Да какое право он имеет после этого так говорить!

— Лера, Лера, остановись, — пытался успокоить ее Соколов, — ты что, знаешь Володькину первую семью? Да что с тобой?

Но Леру уже несло:

— Вы все на словах страшно далеки от своих жен, изменяете им, но живете с ними под одной крышей, соблюдая приличия. Вы все хотите на стороне участия и понимания. Вы не слышите и не видите того, что происходит рядом с вами! Вы просто эгоисты, все до единого! Ты тоже только что рассказывал мне, что готов все бросить и уехать, но на самом-то деле это не так! Хватит, я еду домой!

— Но, Лера… — Соколов беспомощно разводил руками, точно ища поддержки. — Не бросай меня! Ты не права… Ты думаешь, мне все это, — он обвел руками теплоход, — очень нужно? Я действительно до смерти устал от этих денег, игр и сволочей вокруг. Мне так хочется счастья…

— Счастья? Ты просто много выпил, — отрезала Лера, — завтра протрезвеешь, и все будет в порядке. Как у Файнберга.