Каена (СИ) - Либрем Альма. Страница 97

Он чувствовал, что магия уже не была иллюзорной. Что эльфы - просто хрупкие ледяные статуэтки, которые можно разбить одним только коротким прикосновением. Магия не билась больше у его сердца, не лилась из Златого Дерева, будь оно далеко или близко. Роларэн чувствовал даже не свой собственный дар - всё то, что столько лет, страдая, изнывая от внутренней, но такой теряющейся на общем фоне боли, носила в себе Каена.

Вечные не предают.

Фраза врезалась в сознание, будто бы кто-то оставил засечки - на сердце или на мыслях? Роларэн зажмурился, отгоняя видение. Он старше всех живых Златого Леса, его дерево - единственное, что в этом проклятом месте всё ещё живо.

И какая разница, что дальше будет с эльфами, если он не сумеет вернуть свою Каену?

- Старшинство по крови даже в случае с королевой играет знаменательную роль, - наконец-то промолвил он. - Прочь.

Эльфы нехотя потянулись к оружию, но Роларэн, казалось, не чувствовал их присутствия. Оттолкнув того, что заступал решётчатую дверь, он лишь прикоснулся к ржавым прутьям, чувствуя, как они осыпаются прахом, специально тонкие - чтобы во всём дворце эхом разносились чужие крики.

Ступеньки под ногами были запылены - только сейчас Роларэн вспомнил о том, что существовал и второй ход, тот, что вёл не с крыши, но через тронный зал и через жилые помещения. Потому-то тут такая непуганная, такая ничего не понимающая стража. Там-то они давно ощутили на собственной коже, что произошло - если произошло, конечно.

В том месте, где коридоры сходились, у ещё одной пыльной двери, Роларэн слышал отчётливый запах крови. Если отсюда и уходили, то другой дорогой; он коснулся дверного косяка, представляя, что здесь больше ничего нет. И не будет.

За его спиной раздался топот ног - может быть, одумалась стража, вспомнив о том, что существуют ещё эльфы, способные пользоваться волшебством. Роларэн не выстраивал за собою преграды; он медленно спускался вниз по кривым ступеням, не обращая внимания на кровавые следы. Шёл, следуя нити собственных чувств, туда, где прежде таилась смерть. Его водили этим ходом, но ведь это было много лет назад; естественно, теперь Каена пользовалась центральной дорогой.

Пыточные были знакомы - но не до боли. Эти воспоминания, связанные с Каеной, он встречал почти что с весёлым смехом; от них становилось легче. Он убеждался - его дочь не могла жить так. Не могла тонуть в собственной ненависти до такой степени долго. В конце концов, он не для того пришёл, чтобы позволить Каене и дальше впитывать в себя бесконечную злобу Златого Леса.

Она заслужила чего-то лучшего, чем эти тёмные, затуманенные комнаты и глупый, потерявший бессмертие народ.

Роларэн не позвал Шэрру по имени. Руна на его плече горела огнём, но её здесь не было - только витал бесконечный запах смерти, и Рэн уже не мог отличить, чья она была. Слишком много незнакомых эльфов. Да и настолько ли хорошо он мог знать Шэрру, чтобы нынче безошибочно отличить, что из этого водоворота было ею?

Твари Туманные ушли. В далёком тёмном углу ещё скулила последняя, совсем крохотная, и он шагнул дальше, на звук.

...Она была совсем маленькая - почти котёнок. Не такая жуткая, как остальные, чем-то напоминающая Равенну. Роларэн знал, что Твари Туманные, увы, не разговаривают - но одного тихого звука, больше напоминающего ему мяуканье, хватило для того, чтобы понять - ей нечего здесь делать.

Стражи дошли даже сюда. Всего трое; Рэн не стал задаваться вопросом, куда подевались все остальные. Одного он даже не узнал - может быть, этот принёс им новости, судя по подобострастно склонённой голове и сияющей во взгляде вере? Может быть, как и остальные, он ещё верил в лучшую жизнь, которая может прийти в Златой Лес после смерти королевы Каены?

Роларэн не спрашивал. Тварь была голодна; он чувствовал, как под пушистой шкуркой едва-едва билось сердце. Старших, наверное, недавно кормили, но отдать маленькой часть впитанной боли они не могли. Или не хотели - кто знает, что с чудовищами и их материнским инстинктом творит эта подземная камера?

Он знал, что Твари Туманные - не лучшие матери, но они не были монстрами. Они выкармливали своих детёнышей, учили их охоте, если было где учить. Они не поступали так, как Шэрра, и никогда не швырнули бы больного детёныша врагу к ногам - ешь!

Эльфы подрагивали. Тварь прижималась к его груди, маленькие когтистые лапки царапали по одежде, словно пытались добраться до сердца.

Он подступил ближе к крайнему эльфу. А после - усадил, не встретив сопротивления, малышку ему на плечо. Он был уверен в результате. Он не сомневался в том, что она сделает - успел ощутить слабый укус маленьких зубок на собственной коже.

Но он Вечный, и кровь у него вязкая из-за долгих прожитых лет. А в этом эльфе она бьёт ключом, не успев загустеть. И Тварь впилась в него, зубы прокусили артерию - и кровь бежала в рот маленькому зверьку.

Роларэн никогда прежде не видел, как Тварь поедала эльфов сама, по наитию, как на охоте - Каена ведь швыряла Равенне остатки, ошмётки со своего стола, с пиршества, и та поглощала полумёртвое тело, допивала его кровь.

Эльф, казалось, становился прозрачным - он осел на колени, шипя, рухнул на спину - и растворялся, пока Тварь Туманная впивалась своими крохотными зубками в его шею. Два выживших, что стояли чуть поодаль, теперь вжимались спинами в стены, и Роларэн не посмотрел на них. Он только видел, как кости обратились прахом, как последняя сила влилась в маленькую Тварь, как она замурчала, будто довольная кошка, а после прыгнула ему на руки и ткнулась влажным носиком в плечо.

Сейчас она была едва-едва больше котёнка, и Роларэн прижимал к груди здоровую - не как Равенна, - полноценную Тварь Туманную, чувствуя, как в ней уже зарождается то чудовище, которого каждый до такой степени боится. Увы - они до такой степени глупы, что даже не ощущают подвоха...

Смешно.

Он прошёл мимо, чувствуя, как кожу, будто бы бумагу, разрезают острые когти. Но крови почти не было - Тварь Туманная не хотела наесться, она искала заботливые руки, если не своих сородичей, то хотя бы постороннего эльфа.

Рэн помнил, как вдыхал жизнь в Равенну - его первый опыт, что после так ярко подтвердился попыткой воскресить родную дочь.

Теперь этого не пришлось делать.

Он вышел в коридор, мрачный, холодный, но уже посветлее пыточной, и, сжимая Тварь Туманную, рассматривал её на вытянутых руках. На губах застыла странная, но счастливая полуулыбка - Роларэн чувствовал себя живее, чем несколько минут назад. Он вновь прижал зверя к своей груди, погладил по тёплой, мягкой шерсти.

- Ты наш второй шанс, - голос звучал хрипло.

Как хотелось бы забыть о мёртвой Каене на холодных камнях. О звёздах над её головой, о том, как Туманы обрушились на Златой Лес. О криках, о том, как пламя маленьких свеч сорвалось вниз бесконечным потоком, как вспыхнули особо ярко Златые Деревья...

Роларэн не оборачивался. Его следы вспыхивали пламенем - но он не мог заставить себя посмотреть назад. Крики в замке с торжества сменялись болью и жутью, но он будто бы ничего не замечал и не слышал. Ничего не существовало. И мирка этого тоже не было, не было закрытых границ и испуга в глазах подданных - чьих? И королей, королев, ничего больше не было. Златой Лес пропал, растворился в пустоте.

Он шёл по наитию, мысленно похоронив и Шэрру, и все свои надежды. И пальцы тянулись к кулону - хватило ли бы этого для смертельной дозы? Хватило ли бы этого для того, чтобы он сумел умереть?

Рэну казалось, для того будет вполне достаточно и его собственной боли. Его мёртвая дочь, которой он обещал вернуться - да только как? Она сама - вновь из-за него, - разрушила все шансы на возвращение.

Если б он тогда не женился. Если б подождал ещё несколько сотен лет...

...Ноги сами принесли его на могилу супруги. Златое Дерево тянуло свои листья к хозяину, и Тварь Туманная радостно заурчала в темноте, забираясь под плащ и ткнувшись носом куда-то в пылающую огнём руну с её именем - Шэрра. Дикое, странное сочетание событий и глупых вспышек красок перед глазами; Рэну чудилось, будто бы всё вокруг горит.